Семь столпов мудрости - Лоуренс Томас Эдвард (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Глава 79
Дождь лил непрерывно, и земля насквозь пропиталась водой. С погодой Алленби не повезло, и в этом году было невозможно рассчитывать на значительное продвижение. Тем не менее мы решили держаться Азрака. Отчасти он мог бы быть агитационной базой, от которой наше движение могло бы распространяться на север, отчасти мог бы стать интеллектуальным центром и, наконец, мог бы оторвать Нури Шаалана от турок. Сам он колебался, не проявляя этой инициативы исключительно по той причине, что имел состояние в Сирии, а также опасаясь поставить под угрозу интересы своих соплеменников, если бы они таким образом лишились своего естественного рынка. Мы же, поселившись в одном из его главных замков, самим этим фактом могли бы чисто психологически препятствовать его переходу на сторону противника. Благоприятным для нас было и географическое положение Азрака, а старый форт мог бы быть удобной штаб-квартирой, если сделать его пригодным для жизни, какой бы суровой ни оказалась зима.
Таким образом, я обосновался в его южной надвратной башне и велел своим шестерым парням из племени хауран, не чуравшимся физической работы, соорудить из хвороста, пальмовых веток и глины подобие крыши над открыто торчавшими к небу древними каменными стропильными опорами, на которые когда-то опирались перекрытия строения. Али расположился со своим штабом в юго-восточной угловой башне и усовершенствовал ее крышу, сделав ее непроницаемой для дождя и ветра. Индусы защитили от непогоды свои северо-западные помещения. В западной башне с земляным полом мы устроили склад, занеся туда свои припасы через небольшие ворота. Это было самое надежное и сухое место. Люди биаша поселились подо мной, таким образом мы блокировали вход в южную воротную башню, превратив ее в большое закрытое помещение, затем открыли большую арку, ведшую из двора в пальмовый сад, сколотили просторный загон и каждый вечер заводили туда верблюдов.
Хасан Шаха мы назначили сенешалем. Его первой заботой как истого мусульманина была небольшая мечеть во дворе. Над одной ее половиной сохранился навес, под которым арабы держали овец. Он отрядил два десятка своих людей для тщательной уборки площадки под навесом и велел им начисто вымыть мощеный пол в мечети. Мечеть стала самым привлекательным местом для молений. Святое место, посвященное одному Богу, разрушительное время за долгие годы открыло всем ветрам, ливням и иссушающему солнцу, и это новое вхождение в него верующих напоминало им о прежних спокойных временах.
Очередной нашей задачей было оборудование на башнях огневых позиций для пулеметов, чтобы можно было контролировать подходы к форту. Затем он учредил официальный пост часового (настоящее чудо, предмет удивления в Аравии), главной обязанностью которого было закрывание потерны на заходе солнца. Ее дверь уравновешивалась тяжелым базальтовым противовесом в фут толщиной, поворачивавшимся на шкворнях, заделанных в порог и в притолоку проема. Сдвинуть ее с места стоило большого труда, и когда она наконец с лязгом и скрежетом захлопывалась, западная стена старого форта вздрагивала от верха до основания.
Тем временем мы раздумывали над организацией снабжения продовольствием. Акаба была далеко, и зимой дороги туда становились почти непроходимыми, поэтому мы решили снарядить караван в нейтральный Джебель-Друз, до которого был всего один день пути. Заботу об этом взял на себя Матар. Отправившись туда, он вскоре пригнал целую вереницу верблюдов с разными продуктами, отвечавшими обычаям и вкусам людей нашего разношерстного отряда. Кроме моих телохранителей, привычных жить в любых условиях, у нас были еще и индусы, которые пищу без перца вообще не считали едой. Али ибн Хусейн любил баранину и сливочное масло и кормил своих людей, как и биаша, поджаренной пшеницей. Приходилось думать также и о гостях, и о беженцах, которых со всеми основаниями можно было ожидать, как только слухи, что мы расположились в Азраке, дойдут до Дамаска. До их появления нам было необходимо отдохнуть хотя бы несколько дней, и мы сидели, наслаждаясь осенними дождями, чередовавшимися с ясной солнечной погодой. У нас были овцы и мука, молоко и дрова. Жизнь в этой крепости, в противоположность прозябанию среди зловещей грязи, обещала быть достаточно приятной.
И все же покой был нарушен раньше, чем мы могли ожидать. У Вуда, который уже некоторое время болел, начался тяжелый приступ дизентерии. Он являлся главным инженером базы в Акабе, и у меня не было оснований удерживать его у нас дольше, кроме одного – нежелания отпускать человека, который был по душе всему нашему обществу. Мы выделили группу людей, которая должна была отправиться с ним на побережье, назначив в этот эскорт Ахмеда, Абдель Рахмана, Махмуда и Азиза. Они должны были немедленно вернуться из Акабы в Азрак с новым караваном продовольствия, в частности с диетой для индусов. Остальным моим людям предстояло праздно ожидать развития ситуации.
А затем нахлынул поток посетителей. Они прибывали непрерывно, день за днем. Это могла быть стрелявшая в воздух и оглашавшая округу пронзительными криками, мчавшаяся на рысях колонна, что означало парад бедуинов. Это могли быть и представители племен – руалла, или шерарат, или серахин, или сердие, или же бени сахр, вожди с громкими именами, вроде Ибн Зухайра, Ибн Каебира, Рафы и Курейши, или же мелкие отцы семейств, демонстрировавшие свое рвение перед Али ибн Хусейном. Или могли ворваться диким галопом на лошадях друзы, или же неиствовавшие воинственные крестьяне с Аравийской равнины. Порой это был какой-нибудь осторожный, медленно двигавшийся караван верховых верблюдов, с которых неуклюже слезали сирийские политики или торговцы, не привыкшие к дороге. В один прекрасный день появилась сотня несчастных армян, бежавших от голода и от грядущего террора турок. Могли появиться щеголевато одетые конные офицеры или арабы, дезертировавшие из турецкой армии, за которыми часто следовала плотная компания наших арабов. Они ехали и ехали, изо дня в день, пока нетронутый грунт пустыни, каким мы встретили его в день нашего прихода сюда, не покрылся звездообразной сетью свежепротоптанных серых дорог, устремившихся к Азраку.
Али назначил сначала одного, потом двоих и, наконец, троих церемониймейстеров, которые принимали нараставший поток вновь прибывавших, отсортировывали поклонявшихся от любопытствовавших и представляли их в установленное время ему или мне. Все хотели знать о шерифе, об арабской армии и об англичанах. Купцы из Дамаска везли подарки: засахаренные фрукты, кунжут, карамель, абрикосовую пастилу, орехи, шелковые одежды, парчовые плащи, головные платки, овечьи шкуры, войлочные ковры с чеканными орнаментами, персидские ковры. Мы отвечали им, предлагая сахар, кофе, рис и рулоны белого хлопчатобумажного полотна: в условиях военного времени получать все это у них не было возможности. Все хорошо знали, что в Акабе такого добра полно, так как товары поступали туда через открытое море со всех рынков мира. Таким образом, арабское дело, бывшее их делом по внутреннему ощущению и созвучное их инстинкту и склонности, становилось их делом также и в плане личной заинтересованности. Медленно, но верно наш пример и пропаганда склоняли их в нашу сторону. Постепенно мы отбирали из них тех, кто мог бы стать самыми надежными нашими единомышленниками.
Крупнейшим активистом дела Фейсала на Севере был шериф Али ибн Хусейн. Помешанный соперник самых диких племен в их самых чудовищных делах теперь обращал все усилия на более достойные цели. Смешавшиеся в нем ипостаси делали его лицо и тело мощным фактором убеждения. Не было человека, который, раз встретившись с ним, не хотел бы увидеться снова, особенно когда он улыбался, что с ним бывало редко, – одновременно губами и глазами. Красота была его осознанным оружием. Одевался он безупречно, только в черное или белое, и придавал большое значение жестам.
Дополнением к его физическому совершенству и необычному изяществу было богатство. Все это делало его могущественным и сильным. Ему никогда не изменяли его мужество, готовность быть разрезанным на куски, добиваясь своего. Его гордость прорывалась в военном кличе: «Я харит» – отпрыск двухтысячелетнего клана флибустьеров, а огромные глаза, белые, с медленно вращавшимися крупными черными зрачками, подчеркивали ледяное достоинство, служившее ему идеальной опорой и средством успокоения.
