Шпионка, которая любила принца (Дарья Ливен) - Арсеньева Елена (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

«Теперь, более чем когда-нибудь, все мои помыслы в Лондоне: у вас принц, которого я люблю всей душой, – писала она лорду Грею, и тот только головой качал при виде этого всплеска неосторожной, опасной откровенности. – У меня явилось сильное желание ехать в Англию, чтобы увидеть его. Но мне необходимо было узнать заранее, примет ли он меня так, как может ожидать этого вдова князя Ливена. – На этом месте сэр Чарльз только хмыкнул. Ну что ж, хорошо и то, что Дороти снова набросила флер благопристойности на слишком прозрачные тайны своей души! – Я обратилась к графу Орлову [22]. Но письмо мое осталось без ответа. Молчание графа Орлова служит доказательством, что свыше отдан приказ, чтобы принц ничем не выразил, что помнит те хорошие и дружеские отношения, которые прежде существовали между нами. Поэтому я не могу ехать туда, где он…»

«Бедная моя Дороти, – подумал лорд Грей. – Кому это нужно – отдавать какие-то приказы, чтобы заставить принца Александра скрывать свои чувства… Принц просто не хочет, чтобы Дороти «ехала туда, где он»!»

Дарья Христофоровна и лорд Грей даже не подозревали, что ни ее любимый принц, ни сам Николай были здесь ни при чем. Молчанием Орлова княгиня Ливен была обязана сугубо Меттерниху, с которым Орлов именно в это время очень близко общался, пытаясь привлечь Австрию к новому союзу с Россией. Меттерних по-прежнему оставался фактическим лидером всех консервативных сил Европы и впрямую сказал, что, если русские не хотят снова ссориться с Пальмерстоном, им не следует допускать визита княгини Ливен в Лондон.

Вот так-то, любезная моя Доротея! Получила? Это тебе от Клеменса Лотера за свободную Грецию! Как говорят твои соотечественники, долг платежом красен!

Но повторимся: Дарья Христофоровна о происках бывшего, уже и забытого, но злопамятного любовника ничего не знала, поэтому негодование ее обратилось на… Александра. Лишить ее даже такой малости, как встреча, невинная встреча! Ведь он же прекрасно знает, как она любит его. Она согласна с его равнодушием и даже неприязнью, она все прекрасно понимает и благословляет его за все, за все… Но нельзя же быть таким жестоким, таким несправедливым, таким… таким трусливым, в конце концов!

Обида прочно прижилась в душе Дарьи Христофоровны, а вскоре она превратилась в самую настоящую ярость. Это произошло, когда княгиня Ливен узнала о встречах своего возлюбленного принца с юной английской королевой Викторией и о том совсем не протокольном интересе, который испытывали друг к другу эти двое…

Виктория взошла на престол в 1837 году, после смерти короля Вильгельма IV, ее дядюшки. Другом, воспитателем и советчиком ее был не кто иной, как лорд Мельбурн. Да-да, тот самый муж Кэролайн Лэм и кратковременный любовник Дороти, в курсе всех дел которого княгиня Ливен была благодаря лорду Грею. Она даже порою переписывалась с самой Викторией, которую помнила еще девочкой. И теперь Дарья Христофоровна жестоко кляла себя за то, что сама невольно заронила в сердцах этих двух молодых людей интерес друг к другу. Хотя она, пожалуй, в данном случае преувеличивала силу своего влияния. О Виктории принцу она всего-то и сказала, что это «красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми правильными зубами». Правда, в письме к молоденькой английской королеве Дарья Христофоровна отчасти дала волю своим чувствам и написала, что сын русского императора – самый очаровательный из европейских принцев и что трудно представить себе более красивого юношу с более прекрасными манерами. И все равно – решающее значение, конечно же, имела их личная встреча.

Виктория признавалась лорду Мельбурну, что не ожидала встретить в лице принца столь очаровательного молодого человека.

Вместе с русским цесаревичем в Лондон прибыли также и другие женихи – принцы Оранские и давно прочившийся в мужья королеве ее кузен, герцог Альберт Кобург Гота. Однако Виктория была всецело поглощена Александром, совершенно не обращая внимания на других претендентов: «Мне страшно нравится принц, он такой естественный и веселый, и мне так легко с ним!»

Молодые люди упивались обществом друг друга. Виктория даже осмелилась пригласить Александра на приватную беседу, без свиты, чего не делала никогда. Потом молодые люди сели на лошадей и отправились на прогулку в парк.

«Я танцевала с ним… Я покинула бальный зал в три часа ночи с четвертью очень счастливой, с сердцем, полным радости. Я не могла спать до утра…» – такими записями изобиловал в то время дневник Виктории.

Дневник вела не одна она. Адъютант Александра, подполковник Симон Юрье?вич, записывал с искренней тревогой: «Царевич признался мне, что он влюблен в королеву и убежден, что и она вполне разделяет его чувства. Я просил его дать мне несколько дней на размышление».

За эти несколько дней состоялся стремительный обмен депешами между Лондоном и Санкт-Петербургом, а также между Лондоном и Парижем. Лорд Грей информировал «милую Дороти» о случившемся. Она едва не лишилась сознания от ревности! При этом она прекрасно понимала, что Александр не женится на Виктории: ведь это будет означать для него отречение от русского престола. Дарья Христофоровна ревновала не к их союзу, а к их любви! И она решила, что должна погубить эту любовь в его сердце. Но как, каким образом? Охаять перед ним Викторию? Но княгиня Ливен – последнее в мире существо, от которого Александр примет совет… Надо поступить похитрее. Заставить Викторию нанести ему такое оскорбление, от которого он не скоро оправится, от которого даже думать о ней не захочет! И через лорда Грея Дарья Христофоровна отправила приватное, секретное письмо лорду Мельбурну.

Из дневника полковника Юрье?вича:

«Великий князь опять огорчил меня. Я сказал ему, что этот брак совершенно невозможен. Я прибавил, что в случае такого поступка ему придется отказаться от своей будущей короны и что совесть никогда не позволит ему сделать это. Он согласился со мной. Но было ясно, что он очень страдает. Выглядел он бледным и несчастным… У меня нет ни малейшего сомнения, что если бы царевич сделал предложение королеве, она без колебаний приняла бы его».

Юрье?вич обратился к бывшей гувернантке Виктории, баронессе Луизе Лезхен, с которой королева была очень близка. «Она сказала мне, что ее величество призналась ей в своих чувствах к великому князю. Он – первый человек, в которого она влюбилась. Она чувствует себя счастливой в его присутствии и просто обворожена его видом и пленительным обаянием… Боюсь, она примет его предложение».

Внезапно Виктория изменилась. Стало известно, что она имела очень нелицеприятную беседу со своим наставником лордом Мельбурном. «Он сказал: «Мне кажется, Великий князь не выглядит хорошо, уж слишком он бледный…» – писала в своем дневнике королева. Характеристика, данная лордом, безусловно, была с подтекстом. Подразумевалось, что Англии нужен более здоровый принц-консорт, который бы сумел дать здоровое потомство.

Виктория в свои двадцать лет уже отлично знала, что может королева писать в своем дневнике, а чего – ни в коем случае. Поэтому в Лету канула суть ее беседы с лордом Мельбурном. Тот очень осторожно намекнул на некую государственную тайну России, которая стала ему известна. Тайна эта касалась происхождения Александра Николаевича… а также его отца и деда. Только некоторым, самым осведомленным лицам в России было известно, что Павел вовсе не сын императора Петра Федоровича III. Его отцом называют фаворита императрицы Екатерины Великой – Сергея Салтыкова. Но это было бы полбеды! Вполне вероятно, что Павел – не сын также и Екатерины. Ребенок ее родился мертвым, и царствовавшая тогда императрица Елизавета, чтобы не допустить гибели династии, подложила в колыбель первого попавшегося родившегося в эту же ночь ребенка, какого-то простолюдина, чуть ли не чухонца…

30 мая 1839 года адъютант Юрье?вич отмечал в своем дневнике, что великий князь был очень печален, покидая Англию. «Прошлой ночью мы попрощались с английским двором. Когда царевич Александр остался наедине со мной, он бросился в мои объятья, и мы оба плакали. Он сказал мне, что он никогда не забудет Викторию. Прощаясь, он поцеловал королеву. «Это был самый счастливый и самый грустный момент моей жизни», – сказал он мне».