Жизнь на Самоа - Стивенсон Роберт Льюис (книги онлайн TXT) 📗

Генри соорудил вокруг курятника плетень, но конструкция калитки показалась Паулю чересчур сложной. Поэтому вчера он решил приделать к ней петли и задвижку. При всех своих достоинствах Пауль не слишком ловок. Он снял калитку, и она буквально распалась в его руках на куски. Надо было видеть, с каким озадаченным и отчаянным лицом он, ухватив топорик, занимался починкой. Пока он укреплял одну планку, отваливалась соседняя. Пришлось отправиться на помощь и показать ему, как это делается. Потом я держала петли и задвижку, пока он прибивал их, и просто поражаюсь, как мне посчастливилось избежать увечья. Когда Пауль поднимал топорик, мне неминуемо грозило отсечение головы, а когда опускал его и бил молоточной стороной по гвоздю, я дрожала, не сомневаясь, что сейчас лишусь двух-трех пальцев, а то и всей руки.

Старый петух – настоящий негодяй: он провожает каждую курицу до гнезда и околачивается там, выжидая, когда она снесет яйцо. Как только это произойдет, он пробивает скорлупу клювом и, выбросив яйцо из гнезда, созывает весь гарем на каннибальский пир. Мы было связали этому петуху крылья и кинули его в свиной загон, но он легко вскарабкался на ограду и победоносно прошествовал мимо нас в курятник.

Салат у нас на слишком солнечном участке; я решила подыскать ему более подходящее место и, кажется, нашла – вдоль дорожки, проложенной мистером Карразерсом, так сказать на ее берегах. Когда я пошла вскопать там землю, вместе со мной отправился Льюис. Он тоже взялся за лопату и работал с ожесточением. Я вскопала довольно большой кусок, но в конце концов три огромных волдыря на ладони заставили меня остановиться. Льюис за это время разрыхлил и очистил от камней и сорняков очень маленький участок. Оставив его погруженным в работу, я вернулась в дом, чтобы приготовить завтрак, присела на минуту передохнуть и как-то незаметно задумалась и провела полчаса в полной прострации, забыв обо всем. Когда пришел Льюис, грязный и голодный, с одеревеневшими суставами и ноющей поясницей, еды на столе еще не было. Я чувствовала себя очень виноватой.

Льюис говорит, что у меня мужицкая душа, и дело не в том, что я люблю копаться в земле, а в моем удовольствии от владения этой землей. Будь у меня душа художника, тупые собственнические чувства не имели бы надо мной власти. Возможно, он прав. Для меня любить землю, снятую в аренду, все равно что взять на прокат ребенка. Когда я сажаю семя или корешок растения, я вкладываю вместе с ними в землю кусочек моего сердца. Мои чувства не ограничиваются удовольствием от выполненной работы или от физического упражнения. Когда разворачиваются первые нежные листочки и я знаю, что в известной мере это мое создание, я чувствую себя ближе к богу. Сердце мое тает над всходами гороха, а бутон на розовом кусте для меня, как стихотворение, написанное сыном. После того как я вырастила прекрасный сад и он был продан, а потом еще много раз переходил из рук в руки, мне довелось увидеть его перепаханным. Виноградные лозы были оборваны, деревья спилены на дрова, цветы уничтожены – и на всем участке посажена картошка. Мне было бы не горше видеть, что моя любимая скаковая лошадь с подрезанными поджилками тащит плуг. В конце концов, мне думается, мы отдаем нашему дому лучшее, что у нас есть. Это чувство обладания глубоко и сильно и несравнимо с мимолетными увлечениями художника. Я люблю землю не только когда она красива, но и в моменты, когда ее называют безобразной. Я не могу любить ее играючи. Мои вещи, мой дом добры ко мне, и я не могу ослабить нашу связь, не разрушив чего-то важного.

Вчера мы с Льюисом гуляли по дорожке позади дома. Было тихо и тепло, но не жарко; воздух наполняло дивное благоухание. При прополке часто случается, что, когда я отбрасываю пучок так называемых сорняков, меня обдает струей тончайшего аромата. Я научилась различать некоторые из этих растений по виду. Одно из них – с грубыми листьями и сильным цепким корешком – считается ядовитым. Другое – напоминающее лилию, хотя, по-моему, цветов на нем не бывает, – пахнет только в тени.

Кажется, я набрела на дерево иланг-иланг, окруженное такой таинственностью. Мне сказали, что доктор Штюбель того же мнения, а это для меня решающий аргумент. К тому же, по словам Генри, один из священников добывает из этого дерева духи. Насколько я могу судить, оно невысокое, с листьями на редкость изящного рисунка, имеющими нежный оттенок, как у молодой зелени. Цветет оно зеленовато-белыми гроздьями, которые на дереве же становятся коричневыми. В этом виде местные жители любят вплетать их в гирлянды. Помнится, я вначале считала, что это разновидность морской водоросли. Боюсь признаться, но его запах напоминает мне запах старой обуви. (Это когда цветы в коричневой стадии.) На другом пахучем дереве растет что-то – не могу сказать, цветок или плод, пока не подержу в руках, – темно-красного цвета с пряным ароматом. В лесу есть еще ужасное дерево, которое пахнет навозом. Мы прошли мимо такого экземпляра, когда знакомились с дорогой мистера Карразерса, и меня чуть не стошнило.

На вчерашнюю вечернюю прогулку нас насильно вызвала из дома своим зычным голосом древесная лягушка. Она скрывалась в листве дерева близ веранды, издавая звук работающей пилы, только в пятьдесят раз громче. Я боялась, что у меня лопнут барабанные перепонки.

Пришлось прервать запись, чтобы показать Паулю, как делается прочный неподвижный узел. Прошлый раз, когда к нам приезжал мистер Мурс, он застал свою лошадь, которую привязывал Пауль, полузадушенной, так как петля захлестнулась вокруг шеи. Я только что обвязала ногу одного из петухов правильным узлом и надеюсь, что следующей лошади, попавшей в руки Пауля, придется не так плохо.

Но вернусь к древесной лягушке. Каков же был наш ужас, когда, сев ужинать, мы услышали верещание второго экземпляра прямо над нашими головами, откуда-то из-под карниза дома. Льюис поднялся и начал тыкать вверх палкой, в то время как я, стоя на столе, старалась достать ее половой щеткой. Через некоторое время лягушка снова завела свою песню, и пришлось опять пустить в ход щетку и палку. Я опасалась, что раздавила ее, но стоило нам лечь и заснуть, как она опять запилила; тогда я пожалела, что это не так. Хотя она и наградила нас двумя выступлениями, концерт был, по-видимому, не в полную силу и не вовремя, потому что прочие лягушки давно замолкли и ни одна из них не отозвалась.

Прошел сильный ливень с грозой. Ночью дождь падал с таким шумом, что мы не слышали друг друга, и казалось, дом вот-вот развалится под грузом обрушивающейся сверху воды. Среди ночи Льюис поднялся, зажег свет и сел писать стихи. Я тревожилась за судьбу нашей подросшей кукурузы, которую дождь мог поломать и совсем уничтожить. Стихи вышли неплохие, а кукуруза стоит так прямо, что лучше не пожелаешь.

Только что приходил Пауль с другим петухом, чтобы я привязала к его ноге веревку.

– Теперь сделайте это сами, Пауль, – сказала я, – а я погляжу, как вы собираетесь в следующий раз привязать лошадь мистера Мурса.

Он сделал узелок, как я показала, на конце веревки, а чуть отступя – скользящую петлю, через которую надо пропустить первый узел. Хорошо, что я решила испытать Пауля, потому что конечный узел он старательно зажал в пальцах, а ногу петуха просунул в петлю и затянул.

Все, что посажено, идет хорошо, за исключением кукурузы, которая таинственным образом оказалась разрытой. Банановый участок расчищен, но очень трудно удержать там людей на работе.

– Слишком много черти, слишком страшно, – объяснил мне Лафаэле, вернувшись оттуда гораздо быстрее, чем я рассчитывала.

По местным поверьям, лес полон злых духов, которые принимают человеческий облик и убивают тех, кто вступает с ними в общение. А в нашей банановой роще, как назло, их особенно много.

Все утро работал над «Южными морями» note 36 и окончил главу, на которой застрял в субботу. Фэнни измучена ревматизмом и увечьями, полученными на поле доблести и брани, когда она ловила свиней. Не имея больше сил бегать вверх и вниз по лестнице, она расположилась на задней веранде, и моя работа прерывалась возгласами: «Пауль, для этого нужна лопата, сначала выройте ямку. Вы так отрежете себе ногу! А ну-ка, паренек, что ты там делаешь? Нет работы? Ты ищи Симиле. Он давай работа. Пени, скажи: он найди Симиле. Если Симиле не давай работа, скажи этот парень уходи. Я не хочу этот парень здесь. Он не годится». Пени (издали, в успокоительном тоне): «Слушаю, сэр!» Фэнни (после большого промежутка времени): «Пени, скажи: этот парень пойди найди Симиле! Не надо, чтоб он стоял весь день. Я не плати этот парень. Он весь день ничего не делай!»