На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг. - Костенко Владимир Полиевктович (первая книга TXT) 📗
Глава XXXIV. Выход объединенной эскадры для прорыва во Владивосток
1 мая. Наша объединенная эскадра в составе пятидесяти вымпелов сегодня на рассвете начала сниматься с якоря и выстраиваться в походный порядок для последнего перехода — до Владивостока. Больше остановок в пути не предвидится. Корабли приняли все предписанные адмиралом грузы, и в пути возможны только догрузки запаса угля с транспортов.
Накануне ухода от берегов Аннама Рожественский, вследствие неспокойной погоды и волнения в открытом море, вышел ночью с 1-м и 2-м броненосными отрядами в бухту Ван Фонг, где и догрузил с транспортов запас угля до назначенной нормы в 2 тысячи тонн, а утром снова вышел в море.
В 5 часов утра начали последовательно выходить в море из бухты Куа-Бе сначала миноносцы, затем транспорты, крейсера и, наконец, третий отряд Небогатова. Рожественский с броненосцами и сторожевыми крейсерами ожидал в море выходившие отряды. К 9 часам построение было закончено, и эскадра двинулась курсом по направлению к Тайваню. Ход — около 9 узлов. Миноносцы идут на буксире у транспортов. Семь транспортов отделились и ушли в Сайгон.
Первый и второй отряды идут двумя параллельными колоннами. За ними следуют во главе с «Алмазом» две колонны оставшихся при эскадре транспортов. Крейсера идут с флангов, охраняя транспорты. Впереди эскадры выстроился разведочный отряд из четырех крейсеров. Госпитальные суда «Орел» и «Кострома» идут вне строя эскадры по сторонам от крейсеров. Тыл эскадры охраняется 3-м броненосным отрядом под флагом Небогатова в строе фронта. Вся эскадра растянулась на пять миль с лишком. Французский крейсер «Гишен» крейсировал у берега, наблюдая выход эскадры из французской бухты.
Весь переход до Владивостока кратчайшим путем займет до 15 дней, а при выборе пути вокруг Японии Тихим океаном — до 20 дней. Погода тихая. В море чувствуется лишь легкая зыбь.
Начались эскадренные недоразумения из-за повреждений отдельных судов. Уже утром, вскоре после выхода из бухты, были остановки из-за выхода из строя броненосцев: сначала скандалил «Сисой», затем «Орел», а в 3 часа — «Изумруд», у которого, видимо, заклинился руль. Пока шло исправление руля, пришлось ожидать более получаса.
За все время похода наша эскадра не была столь многочисленной. В ее состав входят 37 боевых кораблей и 13 вспомогательных и транспортных. Дым от огромного скопления судов стелется над океаном в виде темного облака, тянущегося непрерывной лентой за эскадрой по всему горизонту. К вечеру эскадра перестроилась, сократив промежутки между судами. Все корабли идут с отличительными огнями, а госпитали «Орел» и «Кострома» несут по три тесно расположенных топовых огня на грот-мачте, которые в ночной темноте видны за много миль.
Я первоначально надеялся, что на последний переход мне удастся вернуться обратно на свой броненосец, и подал рапорт командиру «Орла» вернуть меня на корабль. Однако старший врач госпиталя говорит, что надо дожидаться снятия швов. А я уже тоскую о своем «Орле», и не хочется отделять свою участь от тех товарищей, с которыми восемь месяцев делил все тяготы походной жизни.
4 мая. Поход эскадры идет своим заведенным порядком. Обстановка напоминает переход через Индийский океан.
Но на этот раз я уже не принимаю участия в судовых работах, в вечерних кают-компанейских спорах и всех волнениях похода, не вижу и своих друзей из числа команды, с которыми привык коротать тропические ночи, а превратился в госпитального пациента и стал своего рода пассажиром на корабле. Благодаря хорошей погоде мне удается по целым часам после обеда до спуска флага просиживать на палубе под тентом с книгой на коленях, устроившись в плетеном кресле. Я могу видеть всю многочисленную эскадру, которая развертывается передо мной, так как наш госпитальный «Орел» идет с фланга.
Временами происходят остановки из-за поломок рулевых приводов и временных аварий механизмов, но в общем перебои в движении эскадры стали случаться значительно реже. Мы отделались от неисправных транспортов вроде «Малайи», «Горчакова» и «Китая», а кроме того, сказалась длительная ходовая практика и привычка быстро выходить из затруднений при всех авариях.
Адмирал, очевидно, неотступно следит с командного мостика за всей эскадрой, и то и дело на фок-мачте «Суворова» взвивается очередной сигнал, который затем репетуется всеми кораблями.
Завтра предполагается погрузка угля, будут догружаться миноносцы, которые пойдут под своими машинами. Сегодня старший врач госпиталя предупредил меня, что завтра во время погрузки угля и остановки эскадры я буду возвращен на свой корабль, о чем был сигнал из штаба.
Хотя на госпитальном корабле я пользовался всеобщим вниманием, а доктора и сестры подолгу развлекали меня беседами в свободное время, я тем не менее горю желанием вернуться на «Орел». Мне хочется до боя закончить некоторые начатые мной в плавании работы и, если представится возможность, отправить их с последней почтой в Россию.
7 мая. 5 мая я вернулся на броненосец, с которым судьба связала меня неразрывными узами. Моя переправа с госпиталя катером на «Орел» под наблюдением докторов прошла вполне благополучно. Нога еще не зажила, и хотя большая часть швов снята, но рана в месте сращения сухожилия пока не закрылась. Поэтому я могу передвигаться на двух костылях, опираясь на здоровую ногу. Так как кают-компанией теперь нам служит адмиральская столовая, которая помещается на верхней палубе в корме впереди 12-дюймовой башни, а моя каюта расположена палубой ниже, то мне надо подниматься на одну палубу по трапу. Это путешествие я делаю пока на спине моего вестового Емельянова. Он легко переносит меня по трапу вверх. Из адмиральской столовой — прямой выход на открытый ют позади кормовой башни — излюбленное место прогулок всех офицеров после обеда.
С небогатовской эскадрой я получил обильную почту: две большие пачки газет за январь и февраль и восемь писем, последнее — от 18 марта. Письма мне вручили уже на броненосце, так как не было случая передать их на госпитальный корабль.
Из писем отца я увидел, что никаких изменений во внутренней политике не произошло. Верх взяли реакционные силы. После петербургского расстрела рабочих 9 января выдвинулся бывший московский полицеймейстер Трепов, который прославился как вдохновитель «зубатовской» провокационной политики и черносотенных погромов. После 9 января он был назначен петербургским генерал-губернатором с диктаторскими полномочиями. Трепов стал опорой престола. Известен его приказ: при усмирении «холостых залпов не давать, патронов не жалеть».
Сегодня мы уже проходим широту Тайваня. Ночью ждали атаки. Сейчас идем между цепью островов, принадлежащих японцам. 5 мая разгрузили еще один транспорт — «Тамбов», который был отпущен в Сайгон. Скоро мы отпустим в Шанхай большую часть идущих с нами транспортов. При эскадре остаются вооруженные транспорты «Анадырь», «Иртыш», «Корея» и «Камчатка», которые будут сопровождать нас до Владивостока.
Что же касается транспортов-»добровольцев», то они должны вскоре отделиться в Шанхай. В зависимости от хода дальнейших событий, они могут еще пригодиться.
5 мая ночью «Олег» задержал английский пароход «Ольдгамия», который, по корабельному журналу, имел только тысячу пудов керосина, а в действительности был загружен до полной вместимости. Пароход не заметил ночью эскадру и приблизился к ней, не имея даже всех навигационных огней. Транспорт «Курония» ошвартовался с пароходом борт о борт. На «англичанина» послана наша команда, и на ходу в три узла пошла его разгрузка. Команду и офицеров с английского купца после допроса перевели на «Олег». Один матрос указал, что. в трюме под углем скрыты пушки. Механик показал, что пароход шел из Нью-Йорка в Гонконг, а командир заявил совсем иное. Англичане очень растеряны. Эскадра шла трехузловым ходом из-за поломки в машине на «Апраксине», а сегодня уже идем девять узлов. Англичанин идет с нами.
