Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Берестов Валентин Дмитриевич
В студенческие годы я слушал доклад Герасимова о методике реконструкции лица по черепу. Милый интеллигент с большой, как-то по-детски посаженной головой стоял с указкой перед экраном и, сияя доброй улыбкой, произносил невероятные слова:
— В молодости мне очень повезло. Я получил свободный доступ в морг. Я распиливал мороженые головы вдоль и поперек.
На экране появлялись поперечные и продольные разрезы человеческих голов, было видно, как прилегают к черепу мягкие ткани.
Оказывается, лицо каждого человека асимметрично. В подтверждение Герасимов показал собственные снимки. На одном из них было видно, как выглядело бы его лицо, будь его левая половина точно такой же, как правая, на другом — наоборот. Одно лицо было круглое, другое — продолговатое.
— Здесь я больше похож на маму, а здесь — на папу.
Метод был настолько точен, что им пользовались криминалисты. Матери, у которой пропал сын, показали групповой снимок беспризорников, и она тут же узнала на нем своего мальчика. А это был вмонтирован в групповую фотографию скульптурный портрет по черепу, найденному в лесу…
— Вот как хорошо! — обрадовался мне Герасимов. — Допьем кофе, и я покажу вам свою новую мастерскую, здесь на Ленинском проспекте. Вы ахнете!
Мастерская в полуподвале и впрямь была замечательная. Уютно светили лампы дневного света. На столах не было тесно ни тому же Тамерлану с его потомками (я их назвал про себя — Тимур и его команда), ни Андрею Боголюбскому, ни адмиралу Ушакову, ни неандертальскому мальчику из пещеры Тешик-таш под Самаркандом, ни матери Достоевского, ни красавице кроманьонке из крымской пещеры Киик-Коба, ни новым работам Герасимова — портретам великих поэтов Востока и Запада — Рудаки и Шиллера. Восток и Запад, века и тысячелетия… Вот череп, который лишь начали готовить к реконструкции, поврежденные места пропитаны воском. Вот справа голый череп, а на левой его половине уже вылеплен из пластилина живой профиль. Вот важнейшая стадия реконструкции — бритые или лысые головы. Прически, бороды — это уже зависит от вкуса самого человека и стиля эпохи.
Кажется, форма ушей тоже не связана со строением черепа. Если так, то строго документальны в сущности одни бритые и даже безухие головы. Дальше вступают в дело знания, интуиция антрополога и талант скульптора. Но документальность все равно останется, даже если возникнет необходимость почему-либо ее скрыть. Рассказывают, что однажды Герасимов делал реконструкцию лица по черепу волжского булгарина времен Киевской Руси. И под руками скульптора начали проступать черты другого волжанина — Владимир Ильича Ульянова-Ленина. Ученый сделал все, чтобы скрыть роковое по тем временам сходство: другие уши, вместо лысины шевелюра, окладистая борода. И что же? Принес на выставку в Институт археологии, стал устанавливать, и уборщица всплеснула руками:
— А на Ленина-то не похож, не похож!
На одной такой выставке я увидел портрет юноши из племени вятичей. Череп происходил из моих родных мест — Мещовский район Калужской области. Портрет был документальный, правда, с ушами, но без волос. А я тогда ходил стриженый под машинку. «Какой же это славянин!» — заявил я. Тогда на вятича надели мои очки и тюбетейку. На меня глядел мой двойник!
…От столов с портретами мы перешли к стеллажам вдоль стены. На них в аккуратных картонных лотках, обклеенных бумагой с веселыми цветочными узорами, лежали черепа. Герасимов снял один лоток и подал его мне. Глазницы уже были пропитаны воском.
— Ну, что вы скажете об этом черепе? — спросил Михаил Михайлович.
— Что я могу сказать? Я же археолог, а не антрополог.
— Сколько черепов вы успели расчистить, пока были археологом? — полюбопытствовал Герасимов.
Я ответил, что к 1953 году расчистил двухсотый череп, а потом сбился со счета.
— Значит, некоторых вещей не можете не знать, — улыбнулся Герасимов. — Ну, например, мужчина это или женщина?
Я поглядел на глазницы. Если не круглые, а скорее квадратные, продолговатые, значит, мужчина.
— И к тому же ярко выраженный! — одобрил Герасимов. — А возраст?
Я заглянул черепу в зубы и сказал, что это пожилой человек лет под шестьдесят.
— Умер на пятьдесят пятом году, — уточнил Герасимов. — А теперь взгляните на швы в черепе! Вот где самое интересное!
Швы на куполе черепа срослись не полностью. Попадись мне на раскопках такой купол, без челюстей, я решил бы, что держу в руках череп юноши.
— Вот именно юноши! — просиял Герасимов. — А ведь вполне возможно, что строение черепа соответствует строению мозга. Юношеский череп — юношеская психика. Итак, пожилой человек с юношеской психологией, да к тому же обладающий неограниченной властью. Вы держите в руках череп Ивана Грозного.
Лоточек с цветочками в моих руках задрожал. Герасимов ловко выхватил его у меня и водворил на место. Я вышел из мастерской и, чтобы развеять волнение, пошел пешком от «Гаваны» через центр к метро «Аэропорт». Я снова видел перед собой черный метровый слой пожара, который я, пачкая себе руки и лицо, расчищал на раскопках в Новгороде. Иван Грозный сжег город. А ведь новгородцы встречали его, стоя на коленях, под колокольный звон. «Есть у меня люди опричь вас, изменников!» — словно бы говорил этот череп со стариковскими челюстями и прекрасным юношеским лбом. Слова, которые каждого кроме особо доверенных — опричников — делали изменником, беспомощной и обреченной жертвой, изначально виновной перед государством и властителем.
У метро «Аэропорт» я зашел к моим друзьям Косте и Соне Богатыревым:
— Вы знаете, братцы, что я сейчас держал в руках?
— Погоди, не рассказывай, я сейчас принесу кофе, — попросила Соня.
И уже за кофе я воскликнул:
— Я только что держал в руках череп Ивана Грозного!
Костя даже присвистнул. А Соня оказалась истинной женщиной:
— Иди сейчас же вымой руки! — потребовала она.
ОТ ТАЙНЫ К ЗНАНИЮ
ПИСЬМЕННОСТЬ ОСТРОВА ПАСХИ
ОСТРОВ ТАЙН
Остров Пасхи или Рапануи… Стоит только назвать имя островка, одиноко затерянного в Тихом океане, как тут же на язык просится заманчивое слово «тайна».
Что сделало этот остров столь «таинственным»? Прежде всего взор и воображение европейцев поразили гигантские статуи, которые высились и лежали на земле вдоль побережья острова и внутри и снаружи кратера Рано-Рараку. Там были найдены каменоломни — мастерские скульпторов.
Особой посадкой чуть поднятой головы, с выпяченными сжатыми губами и глубокими пустыми глазницами гигантские «моаи маенга» напоминают величавых слепцов. Не видно глаз, плотно сомкнуты губы… Недаром эти статуи обычно связывают с погребальным культом. Навеки слепые и немые исполины, каждый из которых носил особое имя, они как бы противостоят своим безыменным живым создателям, обладавшим острым глазом и необычайно звучным языком поэтических легенд, песен и сказок. Только огромные, удлиненные книзу уши гигантов как бы прислушиваются ко всему, пытаясь уловить давным-давно отзвучавшие почтительно-торжественные песнопения.
Статуи поражали не только своим обликом, но и весом и величиной.
Как же они были изготовлены, доставлены на место и установлены? Кто, когда и по какой причине мог отдавать столько времени и сил артистическому увлечению монументальной скульптурой? Само небольшое население острова, не знавшее ни металла, ни ткацкого станка, ни глиняной посуды, ни домашнего скота, ни даже лука и стрел, обычно в расчет не принималось. Известно было только, что уже в XVIII веке между двумя посещениями европейских кораблей население острова нашло в себе силы для того, чтобы свергнуть священные изваяния, с таким трудом изготовленные, доставленные на место и установленные и с такой верой почитаемые. И это происшествие тоже стало одной из тайн острова Пасхи.
Другая тайна из тайн Рапануи — это строчки знаков на дощечках «кохау ронго-ронго», что означает «говорящее дерево». На остальных островах Полинезии письменности не обнаружено. Письменность и монументальная скульптура не вязались с первобытными орудиями труда.
