Путешествие по Сибири и Ледовитому морю (с илл.) - Врангель Фердинанд Петрович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗

Оседлые чукчи ездят на собаках, но запрягают их не попарно, как на Колыме, а по четыре в ряд, и самое построение саней их отлично и более похоже на устройство саней, в которых ездят на оленях. Чукотские собаки менее ростом и слабее колымских и камчатских. Замечательно, что в 1821 году чукчи также лишились многих собак от поветрия, свирепствовавшего по берегам Колымы, Индигирки, Яны и Лены.

По собственным нашим наблюдениям и собранным отзывам других оказывается, что у кочующих и у оседлых чукчей существует рабство. Богатейшие из чукчей владеют целыми семействами, уже с древних времен находящимися у них в зависимости, не смеющими удаляться никуда, не имеющими собственности и совершенно подчиненными произволу своего господина, употребляющего их на самые тяжелые работы; в вознаграждение он одевает и кормит их. О начале такой зависимости ни переводчик наш, ни другие чукчи не могли ничего сказать, а полагали, что «так было и должно быть». Вероятно, рабы чукчей суть потомки прежних военнопленных.

Пища чукчей состоит наиболее из произведения животного царства; обыкновенно составляет ее вареная оленина с тюленьим или рыбьим жиром. За лакомство считают чукчи мясо белого медведя и китовую кожу, которую едят сырую, оставляя на ней при съемке тонкий слой мяса; вкусом она похожа на стерлядь. Мясной бульон смешивают они со снегом и составляют из него особый род питья, которое подают в больших деревянных чашках. Каждый чукча носит при себе маленькую просверленную оленью кость, через которую втягивает в себя питье из чашки. Рыбу употребляют в пищу только при недостатке, а от соли показывают решительное отвращение.

Замечательно, что в странах, где при ужасных морозах каждое средство согреваться должно быть дорого, все кушанья подаются совершенно холодные, а в заключение съедается даже большой кусок смерзшегося снега. Мне часто случалось видеть, что при 30° и более мороза чукчи брали от времени до времени пригоршни снега и с видимым удовольствием жевали его.

В заключение должен упомянуть о странном явлении, замеченном нами между этими грубыми детьми природы, а именно о том, что педерастия между чукчами весьма обыкновенна и нимало не скрывается. Они никак не могли понять нашего отвращения и полагали, что тут нет ничего предосудительного, и каждый волен следовать своему вкусу. Непонятно, каким образом эта противоестественная страсть могла вкорениться в народе, у которого в женщинах нет недостатка и брак не затрудняется калымом, как у якутов и юкагиров, а напротив, без всяких препятствий заключается и расторгается.

Апреля 23-го оставили мы мыс Ир-Кайпия, направили путь на запад и достигли на следующий день места, откуда мичман Матюшкин предпринял путешествие по льду для отыскания предполагаемой северной земли. Здесь нашли мы большой деревянный крест, на котором была прибита записка Матюшкина, уведомлявшая нас, что огромные полыньи со всех сторон пресекли ему дорогу по морю, так что после многих тщетных попыток он вынужден был обратиться назад, удалившись от берега не более, как на 16 верст.

Апреля 25-го переночевали мы возле Шалаурова хижины, у реки Веркона, на NO 80° от Кекурного мыса. Строение это стоит уже 60 лет, и, несмотря на то, стены его совершенно хорошо сохранились, а только крыша обвалилась и вся внутренность засыпались землей и снегом. Здесь нашли мы кроме нескольких черепов и кошельков от кос деревянный, обросший мхом патронташ. Впоследствии камакай Шелагского мыса рассказывал нам, что, когда ему было еще 10 лет, в хижине этой нашли несколько трупов и говорили, что оставшиеся в живых пять человек пошли отсюда пешком на Колыму.

Мая 1-го рано поутру достигли мы Шелагского мыса и тотчас разбудили камакая, надеясь достать от него съестных припасов для себя и корма собакам. Но надежда наша была тщетна. Камакай решительно объявил, что рыбная ловля и охота его были неудачны и он ничем не может снабдить нас, присовокупляя, что отказал уже в том Матюшкину, который, проезжая здесь, оставил на мое имя письмо, заключавшее некоторые подробности о неудачной попытке его достигнуть северной земли.

Мы находились в самом затруднительном положении. Провиант и корм собак совершенно у нас истощились и запастись ими на пустынном берегу не было возможности. Даже чукчи, кочующие обыкновенно со своими оленями на острове Айояне [199], или Сабадее, от которых можно бы получить несколько припасов, удалились во внутренность земли. Утомленные трудными и большими переездами собаки изранили себе притом ноги так, что оставляли за собой кровавый след. Некоторые из них были до такой степени измучены, что мы вынуждены были положить их на нарты. В таких обстоятельствах продолжать путь оставалось только следуя принятому здесь правилу, т. е. гнать собак и не давать им ни малейшего отдыха до того места, где есть надежда добыть корму. Так дотащились мы 3-го мая до стана при устье большой Баранихи, где нашли несколько провианта и достаточное количество корма собакам. Мы пробыли здесь два дня; собаки несколько отдохнули и 5-го мая отправились мы снова в путь.

Во все это время холод был умеренный, не более 3 ?°, но 3-го мая внезапно усилился до 18°. Впрочем, несмотря на сильный мороз, воздух был чист, и небо безоблачно, что позволило нам сделать несколько удачных наблюдений.

По мере приближения нашего к Колыме воздух становился заметно теплее. Снег с отлогих берегов здесь уже стаял. Река была еще покрыта толстым льдом, но от распустившегося снега вода стояла на поверхности его и до крайности затрудняла езду. Только крепким полозьям из китовых ребер, купленным в Ир-Кайпии и на Колючине, обязаны мы были счастливым окончанием путешествия.

Наконец 10-го мая достигли мы Нижне-Колымска, после 78-дневного отсутствия, проехав всего около 2300 верст. Мичман Матюшкин прибыл сюда шестью днями прежде нас. На возвратном пути с подробностью описал он берега Чаунской губы, сделал много астрономических наблюдений для определения положений мест; но с чукчами, кроме известного знакомца нашего, камакая Шелагского мыса, не встречался.

Возвращением в Нижне-Колымск кончился ряд попыток наших для открытия земли, предполагаемой на северном Ледовитом море. Хотя не имеем мы права ни опровергать ее существования, ни подтверждать его, но наши неоднократно и в разных направлениях предпринятые поездки на север по льду, кажется, достаточно доказывают, что в удободостигаемом от азиатского берега расстоянии нет на Ледовитом море никакой земли. Если, несмотря на наши усилия, оставленные только непреодолимыми естественными преградами, на севере действительно существует земля, то открытие ее зависит единственно от случая и благоприятного расположения обстоятельств. Главные условия удачи составляют безбурная морозная зима и позднее наступление весны. При таких условиях путешествие должно быть предпринято от Якана, где, по преданиям жителей, неизвестная страна наиболее сближается с берегом азиатского материка.

Согласно с полученными от правительства предписаниями наша экспедиция в Нижне-Колымске должна была кончить свои действия и исследования и при первой возможности возвратиться в С.-Петербург. Разные обстоятельства заставили меня еще промедлить здесь; но мичман Матюшкин с доктором Кибером отправились отсюда в начале июля. Они поднялись по Колыме до Верхне-Колымска в потом по Омекону до Иркутска, где хотели посвятить лето естествоиспытанию этой, все еще мало известной страны. Августа 1-го получил я предписание обождать в Нижне-Колымске прибытия чиновника Якутского областного правления и с ним вместе кончить мои счеты с жителями Колымского округа. Время до прибытия чиновника, хотя и старался я сокращать его, занимаясь приведением в порядок моих записок, описей и карт, было для меня самое скучное, и показалось мне гораздо тягостнее трудных путешествий по льду.

Наконец приехал ожидаемый чиновник, и мой расчет с жителями скоро был кончен. Ноября 1-го оставил я с штурманом Козьминым Нижне-Колымск после трехлетнего в нем пребывания. Скоро достигли Средне-Колымска, где соединился с нами Тарабукин. Мы наняли лошадей у нашего старого знакомого, купца Бережного, и вместе поехали в Якутск 19-го ноября 1823 года при 32° мороза.