»Нас ждет огонь смертельный!» Самые правдивые воспоминания о войне - Першанин Владимир Николаевич
В конце августа сорок третьего года получил повестку К тому времени меня так умотала работа, что я рвался на фронт. Подальше от непрерывного визга электропил, бесконечных смен, когда буквально засыпал, и раза два чуть не попал под зубья пилы. Работа на оборонном предприятии была не просто тяжелой, а выматывающей. Смену часто удлиняли на два-три часа. Поужинаешь, брякнешься на кровать, уже пора вставать. Не поверишь, на ходу досыпал, пока на работу шагал. Ноги сами вели. Я завидовал молодым лейтенантам с орденами, о которых писали в газетах. Чем я хуже?
Что такое война, я не имел представления. Разбили немцев под Сталинградом, на Курской дуге. Ура, мы побеждаем! Идет мощное наступление, которое не остановить. В село вернулись несколько человек, ставшие инвалидами. Крепко выпив, они пытались рассказать, что испытали. Но сильно распускать языки тогда не давали. Знаю точно, что одного мужика забрали в Инзу за то, что он слишком хорошо отзывался о немецких самолетах. Там он просидел в кутузке месяц или два, как-то избежал суда «за паникерство», но вернулся очень молчаливым. Может, и правда, не следовало в такие трудные времена рассказывать об армадах немецких самолетов. Фронтовикам требовалось излить душу, а им не давали.
Я попал в Саратовское артиллерийское училище. Мы изучали дивизионные пушки Ф-22, легкие «полковушки» с укороченными стволами, а затем знаменитую ЗИС-3, которая считалась лучшим противотанковым орудием.
Что могу сказать об учебе? Артиллерия России всегда находилась на высоте, сильны были традиции. Преподаватели рассказывали о подвигах артиллеристов в Бородинском сражении, в Крымской, Гражданской войне. Я не говорю о действиях нашей артиллерии в Отечественной войне. Здесь палку явно перегибали, особенно на политзанятиях. Информацию в основном черпали из газет. О том, как батареи подбивали по 10–15 фашистских танков, уничтожали полчища вражеской пехоты. В эти вещи мы мало верили, однако предпочитали помалкивать.
Много внимания уделялось стрельбе с закрытых позиций. Изучали расчет траектории снарядов, многочисленные поправки на ветер, температурный режим, водные преграды. Хотя в училище брали ребят, имеющих образование не меньше семи классов, эта тригонометрия давалась многим с трудом. Я тоже путался. Преподаватели терпеливо объясняли все снова. Поднимались мы рано, ложились поздно. На теоретических занятиях, особенно по химзащите, изучению уставов, политинформациях, многие клевали носом, а кое-кто и всхрапывал.
Что больше всего вспоминается из периода учебы? За шесть с половиной месяцев я узнал нового больше, чем за всю предыдущую жизнь. Чего там говорить, если в райцентре, городе Инза, всего два раза бывал. На железную дорогу смотрел, разинув рот. А здесь учеба в областном центре. Преподаватели опытные: капитаны, майоры. Имелось несколько фронтовиков. К сожалению, о своем боевом опыте они рассказывали скупо. Правда о войне – вещь непростая. Даже сейчас любят показывать просто невероятные вещи, сказки какие-то. Бьют немцев, они только падать успевают. А тогда тем более любая информация отмерялась строго. Однако от фронтовиков мы почерпнули много полезного. Например, практические советы, что делать при бомбежке, артобстреле.
Взять хотя бы чистку орудий. После занятий мы драили учебные пушки до седьмого пота. Считали, от нас требуют слишком много. Преподаватель, бывший командир батареи, рассказывал случай, который врезался в память. Выходили из окружения, оружие было в грязи. В одной деревне попросили у хозяйки подсолнечного масла. Почистили, смазали пистолеты, винтовки, пулемет. Ну и что получилось? Подсолнечное масло загустело, затворы кое-как двигались. Пришлось в лесу костер разводить, горячей водой масло смывать. Это не совсем к пушкам относилось, зато доходчиво объясняло, что любое оружие надо содержать, как положено.
Большое внимание уделялось борьбе с бронетанковой техникой. Мы подробно изучали характеристику немецких танков, самоходок, их слабые места. В теории выходило, что 76-миллиметровые орудия ЗИС-3 были вполне способны побеждать «Тигры», «Пантеры», «Фердинанды», не говоря о других машинах. В то же время возникали вопросы. ЗИС-3, знаменитая пушка конструктора Грабина, на дальности пятьсот метров пробивала семьдесят миллиметров брони, а лобовая броня «Тигров» составляла 100–110 миллиметров. Как с ними эффективно бороться? Преподаватели, ссылаясь на опыт войны, объясняли, что толстая броня решает не все. У любого танка имеются уязвимые места: бортовая часть, гусеницы, колеса. На Курской дуге целые поля горелых немецких танков остались.
Как происходило на самом деле, я не знал. Однако училище заканчивал с твердой уверенностью, что наша артиллерия самая сильная. Да и начавшийся сорок четвертый год принес новые победы: снятие блокады Ленинграда, разгром немецких войск в Корсунь-Шевченсковской операции, полное освобождение Киевской, Днепропетровской, Житомирской областей. Скажи тогда, что из тридцати пяти курсантов нашего взвода половина погибнет, не дожив до победы, мы бы не поверили.
В середине февраля сорок четвертого года я попал на 2-й Украинский фронт, которым командовал генерал армии Конев И.С, в 1389-й стрелковый полк, накануне Уманско-Ботошинской операции. Она не слишком известна, но войск в ней было задействовано много и крови пролилось достаточно.
Меня назначили на должность командира огневого взвода батареи полковых пушек, или, как их чаще называли, «полковушки». В училище мы неплохо изучили эту систему. В качестве пособий использовались пушки образца 1927 года. В полк поступили прямо с конвейера, зеленые, как ящерицы, орудия нового образца. Легкие, весом 600 килограммов, с более сильной оптикой. Скажу сразу, что эти короткоствольные пушки огневой поддержки пехоты не вызвали у меня восторга. Само название говорило об их применении в рядах атакующих.
Должности в армии не выбирают. Тем более двое выпускников нашего взвода (фамилии в памяти не остались) попали в батарею «сорокапяток», предназначенных для борьбы с танками. Тех вообще называли: «Прощай, Родина!» Встретили меня хорошо. Командир батареи, капитан Аникеев Петр Емельянович, опытный артиллерист, воевавший с сорок второго года, познакомил со взводом, немного рассказал о людях. Сразу отмел слухи, ходившие среди курсантов, что личный состав батарей «полковушек» долго не живет.
– Я ведь живой. И другие ребята год-полтора воюют. Научись умело действовать, прислушивайся к опытным бойцам. У тебя командир первого орудия – молодец.
Фамилия «молодца» была Вялых. Крепкий, веселый старший сержант в бушлате имел две медали. Форма на нем сидела, как влитая, яловые сапоги блестели, на поясе висела кобура с трофейным пистолетом. Он месяц исполнял обязанности командира взвода и сразу постарался показать, что держит взвод в руках. Два десятка бойцов и сержантов были побриты, старенькая форма аккуратно заштопана. Помню, меня удивили белые подворотнички.
Отношения со старшим сержантом Вялых складывались непростые. Не скажу, что он игнорировал меня или настраивал людей против. Однако первое время мои приказы дублировались через него. Я не знал мелочей. Например, проблемы с кормежкой лошадей. Приходит ездовой и, отдав честь, докладывает, что кончился овес. Всё официально, по званию, разрешите обратиться. А ведь во взводе обращались без чинов, козыряли только капитану Аникееву. Начинаю бегать, искать овес. Хорошо, что вырос в селе, знал, чем его можно заменить. И все равно наталкивался на трудности. Снабженцы отвечали, что подвоза не было, обходитесь сами.
Во второй раз беготня надоела. Вызвал ефрейтора (хитрован еще тот!), который ведал хозяйством взвода. Он начал было валять дурочку, ничего не знает, с овсом туго. Я пригрозил перевести его в боевой расчет. Вечером откуда-то взялся овес и небольшая скирда сена. Помкомвзвода Вялых не торопился помогать. Позже я понял, что он присматривается. Невелика была моя должность, но жизнь взвода во многом зависела от его командира. Если попадется упрямый дурак – беда! Я понял, что отношение ко мне может перемениться лишь после первого боя.
