Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Зимин Игорь Викторович (е книги .TXT) 📗

Харизматичный Мандт (для врача это очень важно!) сразу же оттеснил на задний план лечащих врачей императрицы: «С того дня, как он появился, стало доминировать его мнение, тяжелое, деспотическое, как приговор судьбы. На Папа он имел огромное влияние, я бы сказала, прямо магическое. Папа слушался его беспрекословно. Мандт нарисовал ему будущее Мама в самых черных красках. Его методой было внушить страх, чтобы потом сделаться необходимым. Мама он прописал следующее лечение: ничего жидкого, никаких супов, зато ростбиф, картофельное пюре, молочную кашу, кожуру горького апельсина. И это неделями!» [732].

Видимо, Мандт в буквальном смысле «пришелся ко Двору», поскольку сумел понравиться императрице и произвести впечатление на весьма недоверчивого и самостоятельного в суждениях Николая I. За оказанные императрице медицинские услуги Николай I сделал Мандта в 1839 г. почетным лейб-медиком. Надо заметить, что редко кто производил на Николая I такое сильное впечатление («Папа слушался его беспрекословно») и вплоть до смерти Николая I в 1855 г., то есть на протяжении почти 17 лет, авторитет Мандта не был поколеблен в глазах императора.

Отметим, что в литературе Мандта, как правило, называют просто лейб-медиком. Но известно, что имелись существенные различия в статусе почетного лейб-медика и лейб-медика. Дело в том, что к середине 1830-х гг. вокруг Николая I уже сложился круг врачей, которые имели статус лейб-медиков, и царь не видел смысла расширять их число, зафиксированное в штатном расписании Придворной медицинской части. Позже, 9 ноября 1840 г., высочайшим указом Правительствующему сенату, специально для Мандта ввели новую должность – почетного лейб-медика и консультанта. В том же 1840 г., по личному распоряжению Николая I, Мандт получил чин действительного статского советника, соответствующий генеральскому чину. В бюрократической России николаевской эпохи все эти тонкие градации имели весьма существенное значение. Но особенностью России во все времена оставалось то, что важней всяких званий и должностей была реальная «близость к телу» первого лица государства. А Мандт сумел не только войти, но и удержаться в «ближнем круге» царя.

Если обратиться к документам, то из них следует, что в 1840 г. Манд чувствовал себя настолько прочно в Зимнем дворце, что выдвинул ряд условий, на которых он соглашался перейти на русскую службу: 1. Действительный статский советник соответствует тому чину, который Мандт получил от прусского правительства; 2. Мандт просил «присвоить ему звание лейб-медика Двора Вашего величества, но с зачислением в Военно-медицинское ведомство, которого и мундир ему носить»; 3. Производить ему содержание по 25 000 руб. ассигнациями в год; 4. Возложить на него образование на практике ежегодно 12 студентов Медико-хирургической академии, «дав ему на этот предмет для пользования нужное число больных во 2-м Санкт-Петербургском Военно-Сухопутном госпитале» [733].

Надо сказать, что Николая I несколько озадачили столь жесткие требования врача. Поэтому император запросил сведения о том, сколько получают его лейб-медики и «какому чину соответствует настоящее звание Мандта». Как следует из подготовленной для царя справки, лейб-медик Маркус получал 24 000 руб., Арендт – 14 920 руб. и 2000 руб. ежегодно из Государственного казначейства. Прусское же звание обер-медицинальрата, которое имел Мандт, соответствовало статскому или действительному статскому советнику.

После знакомства с этой справкой Николай I напротив первого пункта 9 ноября 1840 г. написал «Да»; напротив второго пункта – «почетным лейб-медиком с отчислением по Военному ведомству»; напротив третьего – «4 тыс. руб. из Кабинета, 2 тыс. руб. от жены, 5 тыс. руб. из Казначейства жалованья, 5 тыс. руб. столовых, 5 тыс. руб. на квартиру, 4 тыс. руб. на экипаж» [734]. Вся сумма и составила искомые 25 000 руб. В именном Указе Правительствующему сенату значилось: «…согласно просьбе его, принимаю в службу Нашу… всемилостивейше повелеваем быть ему почетным лейб-медиком Двора Нашего, с состоянием в Военно-медицинском ведомстве. Николай. 9 ноября 1840 г.» [735].

Поскольку Мандт строил свою карьеру на близости к Императорскому двору, она хорошо прослеживается по официальному изданию – «Адрес-календарь и общий штат Российской империи», издававшемуся ежегодно. Впервые имя Мандта упоминается в 1841 г. К этому времени он уже почетный лейб-медик, действительный статский советник, кавалер орденов Св. Анны II ст. с императорской короной и Св. Станислава II ст., состоящий по Военному ведомству. В 1845 г. впервые было упомянуто, что Мандт не только почетный лейб-медик, но и консультант. До него в Придворной медицинской части Министерства Императорского двора консультантов не было [736]. Собственно, эта должность подчеркивала его особый статус и при Дворе, и в медицинском сообществе Петербурга. В 1851 г. Мандт впервые упомянут как тайный советник. Надо заметить, что этот чин, соответствующий IV классу, среди медиков имели единицы калибра баронета Якова Виллие, личного врача трех императоров (Павла I, Александра I, Николая I) и создателя Придворной медицинской части. Карьерный рост Мандта был впечатляющим. Все остальные лейб-медики являлись обрусевшими иностранцами, подданными Империи, занимавшими значительные медицинские посты. Но из них только трое являлись к 1855 г. тайными советниками. Карьера же Мандта, сохранившего прусское подданство, очень успешно строилась исключительно на близости к Императорскому двору.

То, что Мандт в 1840 г. получил чин действительного статского советника, прожив в России всего пять лет, и вошел в круг медиков занимавшихся лечением царя, получив место лейб-медика консультанта при Николае I [737], свидетельствовало о безусловной успешности его карьеры. Однако в официальных документах Мандта называли просто лейб-медиком, опуская определение «почетный».

Принадлежность Мандта к Военному ведомству, как это указывалось в «Адрес-календарях», была только номинальной. Настолько номинальной, что, когда в 1847 г. Медицинский департамент МВД направил в Придворную контору письмо-требование о взыскании с Мандта «недоимок» за ордена, то Придворная контора не без яда указала, что Мандт официально состоит по Военно-медицинскому ведомству и «никаких окладов» от Придворной конторы не получает [738]. Дело в том, что ордена в Российской империи «оплачивались» награжденными, те должны были «возвращать знаки низших степеней» в Капитул орденов. От Мандта требовали оплатить орден Св. Станислава I ст. (90 руб.) и вернуть в казну орден Св. Станислава II ст.

Архивные документы свидетельствуют о том, что Мандт жил в Зимнем дворце. В конце 1850 г. личным распоряжением Николая I врачу отвели «в нижнем этаже Зимнего дворца те самые комнаты, которые он занимал в прошлом году», но при этом оговаривалось, что он должен быть готов «очистить оные» «в случае надобности в сих комнатах» [739]. В декабре 1851 г., когда Мандт возвращался из Германии, распоряжением императрицы ему позволили воспользоваться экипажем Придворного ведомства для проезда от Варшавы до Петербурга [740].

Естественно, особая близость к императорской семье вызывала ревность со стороны придворных, которые и оставили описания внешности и характера Мандта. Кстати – весьма противоречивые. Так, внук директора Медицинского департамента МВД дипломат А. Пеликан писал, что «Мандт был человек весьма привлекательный, с изящными манерами, которые так часто встречались тогда у врачей иностранного происхождения… Говорил он исключительно по-французски и по-немецки» [741]. Баронесса М. П. Фредерикс, жившая тогда в Зимнем дворце, подчеркивала, что «Мандт был любимец и доверенное лицо государя» [742]. Исследователи-врачи конца XIX в. отмечали, что «Мандт был, несомненно, талантливый человек, с независимым и сильным характером… Н. И. Пирогов, познакомившийся с ним еще до его приезда в Россию и потом встречавшийся с ним в Петербурге, считает его недюжинным человеком, отмечая вместе с тем нелестные стороны его характера: тщеславие, карьеризм, несправедливую резкость в суждениях о других» [743].