Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Кессельринг Альберт
Американская группа армий объявила о том, что в целом согласна с этими предложениями; после этого командующий Западным фронтом подготовил соответствующие инструкции; таким образом, для того, чтобы приступить к перечисленным неотложным работам, нужно было только одно – одобрение американского Генерального штаба. Однако его-то мы и не получили!
Приведу всего лишь один пример: в конце мая 15 000 военных связистов были готовы в любой момент начать ремонт телеграфной и телефонной сети. Я убежден, что если бы Моргентау не повлиял на американские военные умы, то к концу 1945 года система связи и коммуникации, да и экономика Германии в целом были бы в состоянии, которое вполне позволяло бы восстановить их своими силами, благодаря чему американцы могли бы избежать значительной части последующих расходов.
Чтобы подробно изложить мою теорию идеальной системы командования и создания командных структур всех трех видов вооруженных сил на конкретных театрах военных действий, нужно слишком много времени. Тем не менее, я все же хочу обозначить один или два ее момента, которые могут заинтересовать многих.
Понять Гитлера, создавшего систему, при которой разные организации работали параллельно, то есть в одной и той же сфере, но независимо друг от друга, можно, лишь попытавшись поставить себя на его место – на место никому не доверявшего диктатора. Наличие такой системы самым пагубным образом сказывалось на процессе руководства боевыми действиями и вообще на ходе войны. Главными минусами такой системы были взаимное недоверие между армией и СС, между администрацией и партией и т. д., отсутствие единых приоритетов, четкого разделения сфер ответственности и т. п.
Во время войны, требующей единоначалия и эффективного управления экономикой, наличие таких излишеств, как партийные структуры, рано или поздно неизбежно должно было оказать свое негативное воздействие на ход событий. Если бы кто-то захотел подорвать структуры вооруженных сил страны, лучшего способа сделать это, чем использовать систему организации или, вернее, дезорганизации, любовно отстроенную Гитлером, было просто не придумать.
Централизованный контроль за вновь создаваемыми военными структурами, безусловно, был необходим, поскольку с его помощью процессы комплектации и обучения частей и подразделений можно было скоррелиро-вать с тем потенциалом, которым мы располагали. Без тщательного и заблаговременного планирования соответствующих процессов также было не обойтись. Но нельзя было, руководя этими процессами, не иметь системы приоритетов (например, нельзя было не понимать, что оснащение на должном уровне военно-воздушных сил важнее, чем оснащение сухопутных войск) и руководствоваться исключительно сиюминутными соображениями. Было ошибкой «экономить» личный состав, технику и вооружение с целью формирования новых частей и соединений – изменения в обстановке приводили к тому, что введение в бой свежеиспеченных дивизий и армий теряло смысл. Между тем, если бы «сэкономленные» людские ресурсы, техника и вооружение были задействованы в нужный момент, это могло бы предотвратить обрушение фронта. Вновь созданные армии, с которыми Гитлер связывал такие большие надежды, имело смысл формировать только при том условии, что они были бы хорошо обученными и обладали бы достаточными силами и средствами для оказания решающего влияния на ход кампании. В 1945 году выполнить это условие было уже невозможно. Я утверждаю, что бои на Рейне как сугубо наземные боевые действия могли бы закончиться иначе, если бы мы бросили в них все имевшиеся у нас людские ресурсы и технику на рубеже 1944-1945 годов или хотя бы в январе-феврале 1945 года. Все воинские формирования, которые поступили в распоряжение командующего Западным фронтом позднее, могли сражаться только при условии наличия в их составе частей и подразделений, успевших как следует понюхать пороху. Но говорить об этом было все равно что толковать с глухим.
В конце марта генерал Реттингер, который был моим начальником штаба, когда я занимал должность командующего Юго-Западным фронтом, несколько раз звонил мне и просил приехать, чтобы обсудить сложившееся положение. Я не мог позволить себе отвлекаться на решение проблем групп армий, которые не были мне подчинены. Однако в апреле генерал Реттингер оказался в моем подчинении. Поэтому 27-28 апреля я отправился в Инсбрук, чтобы встретиться с ним там. Это позволяло мне сэкономить время, поскольку Инсбрук был расположен на равном расстоянии от тех мест, где мы находились. Совещание проходило в доме гауляйтера в присутствии фон Витингофа и нашего посла в Италии доктора Рана. Генерал СС Вольф, который также должен был в нем участвовать, задержался где-то из-за действий партизан.
Гауляйтер произнес длинную вступительную речь, в которой говорил о политической ситуации, о своей недавней беседе с Гитлером и о безнадежном положении на Южном театре военных действий. Заканчивая свое выступление, он высказался в том плане, что, пока не поздно, мы должны изучить вопрос о капитуляции, но, разумеется, решение о сдаче следовало принять только в том случае, если продолжать вооруженную борьбу будет невозможно. Затем он ненадолго вышел из комнаты, а Ран и Витингоф заметили, что всего несколько дней тому назад гауляйтер пел совсем другую песню. Это заставило меня насторожиться.
Далее Витингоф доложил о военной обстановке, которая угрожающе ухудшилась и должна была привести к разгрому. Витингоф считал, что нужно обсудить вопрос о сдаче и принять на этот счет четкое решение, так как время еще позволяло это сделать. Доктор Ран хранил молчание.
Поскольку я не знал, что попытки установить контакт с американцами уже приняли форму переговоров о сдаче, я принял решение исходя из чисто военных соображений. До сих пор жалею, что Вольф, чье имя – не знаю, хорошо это было или плохо, – у многих неизменно ассоциировалось со мной, не присутствовал на совещании: он наверняка просветил бы меня на этот счет{17}. Я же, не зная тонкостей ситуации, настаивал на том, что мы в наших действиях должны исходить из общей обстановки и, будучи солдатами, обязаны выполнять приказы. Следовательно, мы не могли капитулировать до того момента, пока у нас не появятся основания с чистой совестью сказать, что другого выхода нет. По моему мнению, мы также должны были учитывать возможные косвенные последствия своих действий: преждевременная капитуляция группы армий С сделала бы невозможным удержание группами армий «Юго-восток» и О их позиций севернее Альп. Кроме того, я считал, что мы не можем упускать из виду психологические последствия этого шага для солдат и офицеров, сражавшихся вокруг Берлина и в самой столице. Мы должны были отодвинуть на второй план наши собственные интересы, заявил я.
Кроме того, я выразил уверенность или, точнее, надежду, что в действительности ситуация на фронте, как это уже не раз случалось раньше, будет развиваться в более благоприятном направлении, чем мы предполагали.
Против моего решения продолжать сражаться никто не возражал, и у меня сложилось впечатление, что после моего выступления Витингоф почувствовал себя увереннее. Конечно, если бы мне было известно во всех подробностях о тех действиях, которые предпринимались с целью договориться о всеобщей капитуляции, я бы, возможно, действовал иначе. Правда, я был связан моральными обязательствами, которые диктовали мне, что любая договоренность должна быть выполнена. Короче говоря, не желая, чтобы меня сочли человеком, который машет кулаками после драки, я не стану сегодня рассуждать о том, как поступил бы тогда. Но наверное, я не выбрал бы тот путь, который позже показался командующему Юго-Западным фронтом правильным.
Здесь я должен добавить, что двое офицеров, выступавших в качестве эмиссаров командующего Юго-Западным фронтом и генерала СС Вольфа, уже посетили меня в моем штабе в Пуллахе, неподалеку. от Мюнхена. Предполагалось, что они посвятят меня во все секреты. Однако они были весьма немногословны и не сказали мне ничего такого, на что я мог бы опереться при принятии серьезных и далеко идущих решений. Один из лидеров «Австрийского движения за свободу» даже не добрался до меня, а ограничился тем, что передал мне с одним из моих офицеров полное загадок послание.