Воспоминания дипломата - Новиков Николай Васильевич (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Пользуясь военной терминологией, можно было бы сказать, что советским делегатам, действовавшим на передовых позициях, оказывали поддержку и солидные резервы, и крепкие тыловые службы. Достаточно назвать группу из 13 экспертов, включавшую профессоров международного права, экономистов и военных, группу дипломатических сотрудников из 15 человек и многочисленный – более полусотни человек – штат сотрудников, обеспечивавших протокольное и канцелярское обслуживание делегаций.
Действия этого большого, сложившегося на временной основе коллектива координировались «главным штабом» во главе с В. М. Молотовым и его первым заместителем А. Я. Вышинским. Распределение делегатов, экспертов и советников по комиссиям, постановка перед ними общих задач и конкретных заданий, контроль за их выполнением, указания по подготовленным формулировкам поправок и текстам речей – таковы были основные функции штаба. Осуществлялись они не только в кабинетах министра и его заместителя, не только на специальных совещаниях, но и в посольской столовой – в обеденный перерыв или за ужином, когда за длинным столом собирались в обязательном порядке все члены делегации. В этой непринужденной обстановке заслушивалась краткая информация о ходе заседаний, ставились перед руководством и обсуждались вновь возникавшие вопросы. Таким способом достигалась немалая экономия времени, которое у всех нас было в дефиците. Иногда среди наших сотрудников появлялись и неофициальные лица из числа тех, кто по какой-либо причине находились в тот момент в Париже. Назову хотя бы писателей Илью Эренбурга и Константина Симонова…
Велика была роль «главного штаба» и на пленумах. В общих дискуссиях выступали по преимуществу В. М. Молотов и А. Я. Вышинский, значительно реже Д. З. Мануильский и К. В. Киселев.
Если принять во внимание царившую на конференции нездоровую атмосферу грубого нажима со стороны западных держав, то легко себе представить все бремя политической ответственности, которое падало на советских представителей. Но они с честью выполнили свои задачи. Правда, в Париже советской дипломатии не удалось достигнуть всех стоявших перед нею целей, и это заставило Молотова заявить на заключительном заседании, что «результаты работы конференции нельзя признать удовлетворительными».
Нельзя, однако, при этом упускать из виду и положительные стороны парижского форума. Мирная конференция тщательнейшим образом обсудила и одобрила подавляющее большинство статей в договорах с Болгарией, Венгрией, Румынией, Финляндией и Италией – статей, закладывавших основу справедливого демократического мира в Европе. Из развернувшейся в Люксембургском дворце длительной и трудной борьбы советская дипломатия вышла с укрепившимся международным авторитетом.
Что касается вопросов, не разрешенных на Парижской мирной конференции, то они были вновь обсуждены на очередной сессии Совета министров иностранных дел в Нью-Йорке в ноябре – декабре 1946 года. На сей раз западные державы, убедившись в невозможности продиктовать Советскому Союзу неприемлемые для него положения мирных договоров, были вынуждены пойти на уступки, что и позволило решить все спорные вопросы. Таким образом, Совет выполнил возложенную на него задачу подготовки договоров с бывшими сателлитами Германии. 10 февраля 1947 года в Париже все пять договоров были подписаны, а позднее в разные сроки ратифицированы соответствующими правительствами.
Парижская мирная конференция организована была таким образом, что в ее повседневной работе участвовали, как правило, и главы и члены всех делегаций. Их напряженная деятельность в стенах Люксембургского дворца довольно часто перемежалась встречами на протокольных приемах, банкетах и торжественных церемониях, которые фактически были разновидностями дипломатической активности. Подобная деловая занятость, разумеется, не означала, что делегаты трудились, не ведая ни отдыха, ни развлечений. Следует только иметь в виду, что неизбежные в дипломатическом обиходе протокольные мероприятия обычно проводились, с общего согласия, в нерабочее время.
Широкое гостеприимство в отношении приезжих дипломатов проявило французское правительство. Уже на третий день работы конференции его председатель – он же министр иностранных дел и глава делегации – Жорж Бидо пригласил все делегации на вечер балета, устроенный в их честь в Опере. Начинался вечер – в соответствии со сказанным выше – в 21.00. Четыре одноактных хореографических произведения, поставленные с высоким уровнем мастерства, могли бы доставить любителям балета огромное удовольствие, если бы… Если бы не удушливая июльская жара и духота, превратившие зрительный зал в некое подобие турецкой бани. Сам я, во всяком случае, истекал потом и готов был в любую минуту сбежать из театра задолго до конца представления. Не сделал я этого из нежелания нарушить этикет и обидеть любезных хозяев.
Некоторое время спустя мы были приглашены на музыкальный вечер в Бурбонском дворце, устроенный на сей раз председателем Консультативной ассамблеи (временный парламент).
Начался вечер в еще более позднее время, чем первый, что, однако, не избавляло нас от прежних климатических бед. Поэтому, когда мы получили вторичное приглашение от мсье Бидо на вечер балета в театре на Елисейских полях, я мысленно поблагодарил премьер-министра за честь и занялся никогда не иссякавшими у меня делами.
Не обходило нас французское министерство иностранных дел своим вниманием и по части других протокольных мероприятий. Дважды – 3 и 10 сентября – мы были приглашены на прием в Версальском дворце. В первом случае я воспользовался поездкой в Версаль не только для того, чтобы потолкаться на приеме в толпе гостей, но и для дотошного осмотра великолепного ансамбля версальских дворцов, парков и исторических памятников. Не преминул я при этом побывать и в знаменитом Зеркальном зале дворца, где в январе 1871 года «железный канцлер» Бисмарк торжественно провозгласил создание Германской империи и где в июне 1919 года был подписан Версальский мирный договор с побежденной Германией.
От второго приема в Версале я за неимением времени отказался.
Наряду с устройством выездных приемов французское министерство иностранных дел организовало несколько больших приемов и в своей резиденции на набережной Орсэ, самым многолюдным из которых был банкет 8 августа. Начинался он в 22.30, когда даже самые неутомимые труженики от дипломатии могли позволить себе передышку. Прием затянулся далеко за полночь – обстоятельство, несомненно сказавшееся на работе делегатов на следующий день.
Проводили приемы и другие делегации, в том числе, конечно, и советская. 9 августа большой прием состоялся в советском посольстве, где в качестве хозяина выступал В. М. Молотов. Все парадные залы посольства были заполнены приглашенными до отказа. Среди гостей находились главы всех делегаций и их члены, а также чуть ли не половина французского кабинета министров во главе с премьер-министром Ж. Бидо и вице-премьером М. Торезом.
Морис Торез, генеральный секретарь Французской компартии, – вице-премьер! Каким многозначительным был этот факт для Франции, каким истинным знамением необычайно возросшего авторитета партии французского рабочего класса. С каким горячим дружеским чувством пожимал я Торезу руку, знакомясь с ним, а затем ведя беседу в сторонке от многоголосой толпы. Я расспрашивал его о животрепещущих проблемах Франции, о тенденциях ее политического развития в ближайшее время. Его ответы характеризовались уверенностью в дальнейшем полевении трудящихся масс во Франции и в ряде других европейских стран, что открывало перед миром радужные перспективы. Это благоприятное развитие международной обстановки – несмотря на ожесточенное противодействие мировой реакции – он приписывал прежде всего громадному прогрессивному воздействию внешней политики Советского Союза.
За три часа, в течение которых происходил прием, я познакомился с многими видными государственными деятелями, возглавлявшими делегации на мирной конференции. В составе американской делегации, помимо ее главы Джеймса Бирнса, тоже нашлось несколько знакомых, как, например, престарелый сенатор-демократ Томас Коннолли, помощник государственного секретаря Уильям Клейтон, бывший посол в Москве Аверелл Гарриман и новый посол в Москве генерал Беделл Смит, который нанес мне в Вашингтоне визит перед отъездом к месту своей новой службы. С этими американскими делегатами я при встречах охотно беседовал и вообще поддерживал вполне корректные отношения. Исключение я делал лишь для сенатора-республиканца Артура Ванденберга, личности настолько одиозной, что мне было трудно преодолеть свою антипатию к нему. Перечень встреч на этом приеме с давними и вновь приобретенными знакомыми я мог бы многократно удлинить, от чего, конечно, благоразумно воздержусь.
