Константин Леонтьев - Волкогонова Ольга Дмитриевна (онлайн книга без TXT) 📗

Ольга Волкогонова

Константин Леонтьев

Глава 1. Мать и сын

Биографические книжки принято начинать с рождения главного героя, рассказа о его родителях, детстве, отрочестве. Мне хотелось отойти от этой традиции и начать свой рассказ о Леонтьеве с его вступления во «взрослую» жизнь, с отъезда на Крымскую войну. Но первоначальный план дал течь: кораблю повествования не хватало парусов, оснастки, компаса, карт – всего того снаряжения, которым снабжают человека именно в детстве, в родном доме. Ведь на формирование леонтьевского характера огромное влияние оказала мать и созданная ею атмосфера в калужском имении Кудиново, где он вырос. Леонтьев мать обожал, но и побаивался: нрав у Феодосии Петровны был крутой и вспыльчивый. Все ее дети – а Константин был последним, седьмым по счету – перед матерью трепетали. Говорят, один из старших сыновей, горячо любимый ею Александр, даже в тифозной горячке по дороге домой в полубреду-полуяви сокрушался, что может огорчить маменьку, посмев заболеть…

Нрав был фамильной чертой. Отец Феодосии Петровны, Петр Матвеевич Карабанов (1765-1820-е), был неистов во всем: плакал от понравившихся стихов, но мог быть свирепым с провинившимися крестьянами, а в семейных отношениях и вовсе слыл самодуром. Однажды он чуть не задушил свою тихую жену, Александру Эпафродитовну, прямо в присутствии их старшей дочери Фенички, будущей матери героя нашего повествования. Позднее внук Константин дал ему такую характеристику: «развратен до преступности, подозрителен до жестокости и жесток до бессмыслия и зверства». В то же время, дед давал внуку поводы и для гордости – Петр Матвеевич был способен на благородные и высокие порывы. «Слуга Государю и Отечеству преданный», он не только принял участие в войне 1812 года, но и обучил, обмундировал и вооружил на свои средства роту ополченцев.

Семейные предания сохранили два показательных случая: когда Петр Матвеевич отстегал знакомого помещика арапником, узнав, что тот специально отдал в военное ополчение негодных ни на что дворовых, а второй – о том, как он замахнулся саблей на губернатора, стоило тому усомниться в правдивости карабановских слов… Гены деда проявились во внуке – не менее преданный слуга Государю и Отечеству, Константин Николаевич через несколько десятков лет, не задумываясь, отхлестал плеткой французского консула за непочтительный отзыв о России и о нем самом как русском человеке…

Неистовый Петр Матвеевич женился 24 лет от роду на дочке костромского помещика Александре Эпафродитовне Станкевич, Сашеньке. Она была хороша собою, обладала характером незлобливым и тихим, умом не отличалась, необузданности мужа побаивалась, а он на ней не раз свой гнев и срывал, – мог и поколотить. Бог дал чете Карабановых четверых деток – трех дочек и сына Владимира, дослужившегося до генерала и нажившего солидное состояние. Семья жила в Смоленской губернии, где Петру Матвеевичу принадлежало два имения.

Старшая дочь, Феодосия Петровна (1794-1871), получилась похожа на отца – и внешне, и характером: была умна, горда, вспыльчива и любила настоять на своем. Видя незаурядные способности девочки, родственники и знакомые с трудом уговорили Петра Матвеевича отдать дочь учиться в Екатерининский институт благородных девиц. Хотя две младшие дочери Петра Матвеевича уже учились в институте, а брат был помещен в Горный корпус, Феничку, которая была любимицей жены, он отдавать в учение отказывался: чтобы досадить жене, да и из-за упрямства.

В Екатерининский институт принимали детей небогатых дворян (девушек из более обеспеченных или знатных семей посылали в Смольный институт). Сироты учились за государственный счет, за остальных же платили родители или «покровители». Такая «покровительница» была и у Фенички – Анна Михайловна Хитрово, урожденная княжна Кутузова-Смоленская, дочь замечательного русского полководца М. И. Голенищева-Кутузова и фрейлина Их Императорских Высочеств. Мужем Анны Михайловны был генерал-майор Николай Захарович Хитрово, оставшийся в истории Москвы: он был славен тем, что через 12 лет после пожара 1812 года выкупил у московских погорельцев земли, расчистил их и подарил городу. Место это стало называться Хитровской площадью, на которой расположился знаменитый московский рынок Хитровка.

Знакомство Карабановых с Хитрово, произошло, видимо, сразу после войны с Францией, – Петр Матвеевич был назначен командиром небольшого отряда подвижной милиции и, после заключения мира, получил приказание привести свой отряд в Петербург, где пути Карабановых и Хитрово пересеклись. Именно Анна Михайловна содействовала принятию Фенички в институт, куда девочка мечтала попасть вслед за сестрами. Петр Матвеевич вовсе не был беден, но считал затею с Екатерининским институтом ненужной выдумкой, потому Хитрово сделала так, что отец до самого выпуска Фенички из института думал, что дочь обучается там за казенный счет, – так поводов для возражений против отсылки Фенички в Петербург у Петра Матвеевича не осталось. На самом же деле, за Феничку тайком платила Хитрово.

Феничка провела в институте пять лет – видимо, лучших в своей жизни. Надо сказать, что со временем между «благодетельницей» – молодой, доброй, немного легкомысленной дамой, болтуньей и разносчицей светских сплетен [1] – и серьезной, обладавшей тяжелым характером Леонтьевой завязалась настоящая дружба, которая продлилась вплоть до смерти Анны Михайловны. Леонтьева не раз навещала Анну Михайловну и в Москве, и на ее петербургской квартире, и в калужском имении. Приезжал вместе с матерью и Константин, причем на него особое впечатление производили аристократические манеры и изящество Анны Михайловны, отличавшие ее даже в преклонном возрасте.

Покровительствовала институту императрица Мария Федоровна, супруга Павла I, которую Феничка боготворила всю свою жизнь. Императрица считала, что девочек надо воспитывать так, чтобы из них выходили хорошие матери семейств, поэтому теоретическими познаниями девичьи головки не перегружали. Институтки учили закон Божий, светский этикет, занимались танцами и рукоделием, впрочем, присутствовали в программе и математика с историей. Полученного институтками образования было достаточно для того, чтобы стать гувернанткой или домашней учительницей, если мечты о замужестве не сбывались.

В новом трехэтажном здании, построенном по проекту архитектора Джакомо Кваренги на набережной Фонтанки, вновь прибывших девочек экзаменовали. Для поступления требовалось знание французского и русского языков, основных молитв, умение переписывать тексты из книг на французском языке, складывать и вычитать в пределах ста. Феничка выдержала экзамен с блеском. Ее подстригли «в кружок», «бельевая дама» сняла с нее мерку для пошива форменного зеленого камлотового платья с фартуком и пелериной, и потекла ее институтская жизнь.

Порядки в Институте напоминали армейские: подъем в 6 утра, обтирание холодной водой до пояса, молитва, утренний чай с сухарями, уроки, обед, прогулка, уроки, ужин, приготовление заданий, молитва, сон… Но Феничка быстро привыкла к новому месту, да и подружки появились – самой любимой стала княжна Прасковья Прозоровская, чья кровать стояла в дортуаре рядом. Училась Карабанова очень хорошо, – на ее фартуке постоянно красовались банты-кокарды, которые давались успешным ученицам, танцевала еще лучше, да и на обязательных уроках гимнастики получала похвалы. Со временем она даже стала «метрессой» – так называли отличниц, натаскивающих по поручению классной дамы отстающих учениц («мовешек»).

Феничка (которую в Институте стали величать Фанни) мечтала остаться здесь, в Институте, навсегда – она была согласна стать скромной «пепиньеркой» [2], а со временем, возможно, классной дамой… Но в последний год обучения появилась надежда и на блестящую светскую жизнь: во время своих визитов в Институт вдовствующая императрица Мария Федоровна выделила Фанни из других воспитанниц, обласкала ее. Зашла речь о том, что великая княжна Анна Павловна сделает Фанни своей фрейлиной. На виду, при дворе, красивая и умная девушка могла бы сделать выгодную партию. Но ни мечтам о светской жизни, ни более скромным надеждам стать классной дамой в Екатерининском Институте сбыться было не суждено, – Петр Матвеевич потребовал, чтобы дочь возвращалась домой.