Его знала вся Москва - Сидоров Евгений (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Его знала вся Москва (К столетию С.Д. Индурского)

От составителя

С Индурским я впервые встретился и познакомился в самом начале семидесятых. Кажется странным, что, работая в «Московском комсомольце» в одном здании с «Вечерней Москвой» на Чистых прудах, я никогда не видел его. До тех пор, пока не женился на его дочери.

«Вечерка» была высоко, на шестом этаже. Мы работали на втором и мало интересовались партийной печатью. Шли последние годы хрущевской оттепели, мы были молодые, левые, а Семен Давыдович Индурский избирался делегатом партсъездов, был членом горкома партии, откуда нам постоянно грозили выговорами и замечаниями. Журналисты «МК» были бедные, но гордые, задирали нос, гордились своим раскованным, фирменным стилем и мечтали о социализме с человеческим лицом. Наш редактор Леша Флеровский точно отражал этот тип журналиста-шестидесятника.

В одном Алексей Иванович, будучи опытным газетчиком, тайно завидовал «Вечерке». Ее оперативной, информационной насыщенности. Много раз он пенял мне, как заведующему отделом литературы и искусства, приводя в пример знаменитого репортера Всеволода Васильевича Шевцова, который был вхож во все театры и творческие салоны Москвы.

Индурский руководил газетой более двадцати лет. Это абсолютный рекорд советского редакторского долголетия.

Нынешняя вечерняя Москва с ее показной и безвкусной роскошью и затаенной нищетой не похожа на нашу столицу двадцатипятилетней давности. Вместе с Индурским ушла в небытие и эпоха старой «Вечерки». Перечитывая сегодня отрывки из его книжки «Газета выходит вечером», погружаемся в мир стремительно ушедших тем, забот, интересов рядовых москвичей, подписчиков и читателей, так и не ставших жителями города «коммунистического будущего». Политики в газете было мало, зато много информации, быта, спорта, культуры. Быстро устаревшие проблемы кажутся ныне наивными. Но это была жизнь нашего города, и поэтому заслуживает хотя бы архивного, исторического внимания.

Газету уважала творческая интеллигенция, ведущие спортсмены и тренеры. Когда надо было уговорить коренного динамовца К.И. Бескова перейти в «Спартак», чтобы вытащить после небывалого провала знаменитую команду из первой в высшую лигу, к строптивому футбольному маэстро отправился Индурский по просьбе московских властей. И ведь сдался Бесков, принял и возродил «Спартак» на радость болельщикам и начальству, чьи интересы на время абсолютно совпали.

Индурский спешил делать добро и помогал многим людям. Об этом осталось немало устных и письменных свидетельств. Особенно он заботился о сотрудниках «Вечерки» – квартиры, путевки, детские сады и лагеря – здесь он был неутомимый и весьма успешный ходатай.

Хорошо помню негласное участие Семена Давыдовича в назначении главным редактором «Московского комсомольца» Павла Гусева, бывшего студента моего семинара в Литературном институте. И ведь точный выбор! «МК», несмотря на всякого рода политические перемены, на долгие годы сохранил и умножил свою популярность.

В быту Семен Давыдович был обаятельным, совершенно нечиновным человеком. Никогда не слышал от него ортодоксальных, официозных речений. Партии, конечно, служил, но умеренно, не за счет потери собственного достоинства. Приносил домой (для сверхслужебного пользования!) в отнюдь не вегетарианские времена и давал читать «Архипелаг ГУЛАГ», «Колымские рассказы» Шаламова, книги Авторханова. Много лет болея диабетом, он все же при моем появлении стал позволять себе рюмку водки за ужином, чтобы составить компанию. Виделись мы и в болшевском доме творчества кинематографистов, играли в преферанс вместе с четой Райзманов. Преферанс Индурский любил самозабвенно, знал толк в футболе, постоянно посещал с женой все театральные премьеры. И теща моя, милейшая Ольга Наумовна, дай Бог всякому, приближается к девяностолетию.

Память – коварная вещь. Она склонна к забвениям и преувеличениям. Круто меняются времена. Пришла эпоха интернета. Уходят люди. Но вот уже почти четверть века 15 января у могилы Семена Давыдовича Индурского на Преображенском кладбище собираются те, кто работал с ним в «Вечерней Москве». Выпивают горькое вино, закусывают и вспоминают. Среди них и люди нового поколения из старой столичной газеты.

Скромная книжка, которая перед вами, – дань памяти человека, которого знала вся Москва.

Е. СИДОРОВ

О нем вспоминают коллеги

Слово об индурском

Егор ЯКОВЛЕВ

Уже выздоравливал, поднимался, ходил, уже улыбался той мальчишеской улыбкой, которая начисто снимала представление о его возрасте. Наверное, уже выражал, как бывало обычно, недовольство тем, что спрашивают о здоровье: «При чем здесь здоровье?»… А с рассветом его не стало – ночь отняла у нас еще одного…

Не стало Семена Индурского – человека, которого знала вся Москва. Еще бы! 21 год бессменно редактировал «Вечерку». А начинал без малого шесть десятилетий назад курьером московских газет… Теперь вышел номер, в конце которого нет набранной черным шрифтом строчки – редактор С. Д. Индурский. Этим и отличается свежий номер от 6 тысяч 300 номеров, ему предшествующих, – их всякий раз подписывал Индурский.

Старый москвич на трамвайном маршруте «А» не скажет иначе как «Аннушка» и свою вечернюю газету называет «Вечеркой». Так же доверительно, не побоюсь сказать интимно, относились к ее редактору. «Вечерку» хвалили, случалось – ругали, точнее – корили, как бывает в родной семье. И всегда любили. Любили и Семена Индурского – читатели, коллеги.

Для редакторской судьбы одного сердца, скорее всего, мало. Некоторых редакторов, из тех, кто руководил газетой до него, хотя они были заметно моложе Семена Индурского, давно уже нет в живых. А Индурский тянул – и не только редакторскую лямку. Был фронт подле Москвы, и он был фронтовым репортером. Недоброе начало 50-х годов захлопывало перед ним двери редакции, он лишался любимой работы. Все бывало в жизни этого хрупкого на вид, но очень сильного человека.

Был несуетлив. Менялись времена, исчезали одни транспаранты над Москвой, и через паузу появлялись другие. А он вел газету, не стремясь кому-то персонально понравиться: работал, как подсказывали долг, порядочность.

Не говорил о заслугах, ни на что не претендовал, а потому, наверное, был свободен от обид. Ему никто не напоминал о возрасте, но сам он о нем помнил: пошел и попросился на пенсию. Его уговорили поработать. Он и работал – пока мог.

И было у Семена Индурского еще одно качество, в котором убеждались очень многие: всегда старался помочь. Во всем, в чем мог. И тем, кому мог. Ни один траурный зал не сможет вместить всех, кого поддержал в своей жизни Семен Индурский. Помню, как пришел к нему с ныне известным писателем. Плохо у того было с жильем. Редактор «Вечерней Москвы» посмотрел документы: «Писатель ты хороший, а правильно составить заявление не умеешь». Взял лист и стал писать писателю его заявление… Увижу ли того литератора среди тех, кто придет проститься с Семеном Индурским? Сам он никогда не забывал о добре.

На факультете журналистики МГУ учится его внук. Будь Индурский, скажем, трактористом, пойди и внук тем же путем, очевидно, это бы больше приветствовалось. А я, признаться, думаю иначе. Если внук хоть в чем-то окажется похож на деда – нашей профессии еще раз повезет.

В песне о сложившем голову фронтовом репортере был припев: «И вышли, как всегда, „Известия", и „Правда", и „Красная звезда"». Выйдет и «Вечерняя Москва» – сегодня вечером.

Квартира на Абельмановке

Борис РУМЕР, Михаил РУМЕР (США)

На востоке Москвы, где когда-то проходил Камер-Коллежский вал, еще в начале XIX века очерчивавший городские границы, в двадцатые годы прошлого века на тогдашней окраине города, у Абельмановской заставы построили с десяток многоквартирных четырехэтажных домов. Это был небольшой поселок, от которого дальше к городским бойням шли улицы и переулки деревянного двух– и одноэтажья с дурно пахнущими от сараев-уборных дворами. Поселок в просторечье называли «новые дома». Квартиры в них обладали немалым для того времени уровнем комфорта – центральным отоплением, газом, канализацией и водопроводом. Селили туда разный народ – рабочих, инженеров, мелкий чиновный люд. Жили в каждой квартире чаще всего по две семьи в отличие от коммуналок центра, где в бывших барских многокомнатных квартирах обитало по десятку семей. В окрестных дворах царили воровство, жестокие драки, безотцовщина. Отцы наших сверстников воевали, сидели, и «черный ворон» – тюремный автомобиль – был частым гостем в «новых домах».