Английский язык с Марком Твеном. Принц и нищий (Mark Twain. The Prince and the Pauper) - Twain Mark (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
By and by the men finished and went away (вскоре эти люди закончили и ушли прочь; to go — идти), fastening the door behind them (заперев дверь за собой; to fasten — прикреплять) and taking the lantern with them (и взяв фонарь с собой). The shivering king (дрожащий король) made for the blankets (сделал у = направился к попонам), with as good speed (с такой хорошей скоростью) as the darkness would allow (как темнота бы позволила); gathered them up (подобрал их: «собрал вверх») and then groped his way safely to the stall (и проложил себе путь безопасно к стойлу). Of two of the blankets (из двух из этих попон) he made a bed (он сделал кровать), then covered himself with the remaining two (затем покрыл себя оставшимися двумя). He was a glad monarch now (он был радостным монархом сейчас), though the blankets were old and thin (хотя попоны были старыми и тонкими), and not quite warm enough (и не вполне теплыми достаточно); and besides gave out a pungent horsy odor (и кроме того издавали резкий лошадиный запах) that was almost suffocatingly powerful (который был почти удушливо силен; to suffocate — душить, удушать).
empty [`emt?], enticing [?n`taisi?], route [ru:t] suffocate [`sAfqke?t]
The night came on, chilly and overcast; and still the footsore monarch labored slowly on. He was obliged to keep moving, for every time he sat down to rest he was soon penetrated to the bone with the cold. All his sensations and experiences, as he moved through the solemn gloom and the empty vastness of the night, were new and strange to him. At intervals he heard voices approach, pass by, and fade into silence; and as he saw nothing more of the bodies they belonged to than a sort of formless drifting blur, there was something spectral and uncanny about it all that made him shudder. Occasionally he caught the twinkle of a light — always far away, apparently — almost in another world; if he heard the tinkle of a sheep's bell, it was vague, distant, indistinct; the muffled lowing of the herds floated to him on the night wind in vanishing cadences, a mournful sound; now and then came the complaining howl of a dog over viewless expanses of field and forest; all sounds were remote; they made the little king feel that all life and activity were far removed from him, and that he stood solitary, companionless, in the center of a measureless solitude.
He stumbled along, through the gruesome fascinations of this new experience, startled occasionally by the soft rustling of the dry leaves overhead, so like human whispers they seemed to sound; and by and by he came suddenly upon the freckled light of a tin lantern near at hand. He stepped back into the shadows and waited. The lantern stood by the open door of a barn. The king waited some time — there was no sound, and nobody stirring. He got so cold, standing still, and the hospitable barn looked so enticing, that at last he resolved to risk everything and enter. He started swiftly and stealthily, and just as he was crossing the threshold he heard voices behind him. He darted behind a cask, within the barn, and stooped down. Two farm laborers came in, bringing the lantern with them, and fell to work, talking meanwhile. Whilst they moved about with the light, the king made good use of his eyes and took the bearings of what seemed to be a good-sized stall at the further end of the place, purposing to grope his way to it when he should be left to himself. He also noted the position of a pile of horse-blankets, midway of the route, with the intent to levy upon them for the service of the crown of England for one night.
By and by the men finished and went away, fastening the door behind them and taking the lantern with them. The shivering king made for the blankets, with as good speed as the darkness would allow; gathered them up and then groped his way safely to the stall. Of two of the blankets he made a bed, then covered himself with the remaining two. He was a glad monarch now, though the blankets were old and thin, and not quite warm enough; and besides gave out a pungent horsy odor that was almost suffocatingly powerful.
Although the king was hungry and chilly (хотя король был голодный и замерзший), he was also so tired and so drowsy (он был также таким усталым и сонным) that these latter influences (что эти последние влияния) soon began to get the advantage of the former (скоро начали получать преимущество перед первыми), and he presently dozed off into a state of semi-consciousness (и он вскоре «уплыл» в состояние полусознания; to doze — дремать). Then (затем), just as he was on the point of losing himself wholly (прямо когда он был на грани того, чтобы потерять себя целиком = забыться; point — точка, острие), he distinctly felt something touch him (он ясно почувствовал, как что-то коснулось его; to feel — чувствовать). He was broad awake in a moment (он был широко = совершенно проснувшимся через мгновение), and gasping for breath (и хватающий ртом воздух; to gasp — с трудом дышать; breath — дыхание). The cold horror of that mysterious touch in the dark (холодный ужас этого таинственного прикосновения во тьме) almost made his heart stand still (почти заставил его сердце остановиться: «стать тихо»). He lay motionless (он лежал неподвижно; to lie — лежать), and listened (и прислушивался), scarcely breathing (едва дыша). But nothing stirred (но ничто не шевелилось), and there was no sound (и не было никакого звука). He continued to listen, and wait (он продолжал прислушиваться и ждать), during what seemed a long time (в течение того, что казалось долгим временем), but still nothing stirred (но все еще ничто не шевелилось), and there was no sound (и не было никакого звука). So he began to drop into a drowse (так что он начал погружаться в дремоту; to drop — ронять, падать) once more (снова: «один раз больше») at last (наконец); and all at once (и совсем сразу же) he felt that mysterious touch again (он почувствовал это таинственное прикосновение снова; to feel — чувствовать)! It was a grisly thing (это была ужасная вещь), this light touch (это легкое прикосновение) from this noiseless and invisible presence (от этого бесшумного и невидимого присутствия); it made the boy sick with ghostly fears (оно сделало мальчика слабым от призрачных страхов). What should he do (что должен был он делать)? That was the question (это был вопрос = вот в чем был вопрос); but he did not know how to answer it (но он не знал, как ответить на него). Should he leave these reasonably comfortable quarters (должен ли он оставить это разумно = достаточно удобное жилище) and fly from this inscrutable horror (и улететь = сбежать от этого загадочного ужаса)? But fly whither (но сбежать куда)? He could not get out of the barn (он не мог выбраться из сарая); and the idea of scurrying blindly (а мысль о том чтобы бегать слепо) hither and thither in the dark (сюда и туда = туда-сюда во тьме), within the captivity of the four walls (в заключении четырех стен), with this phantom gliding after him (с этим призраком, скользящим за ним), and visiting him with that soft hideous touch (и настигающим его этим мягким отвратительным прикосновением) upon cheek or shoulder (по щеке или плечу) at every turn (на каждом повороте), was intolerable (была невыносима /эта мысль/). But to stay where he was (но оставаться, где он был), and endure this living death all night (и выносить эту живую смерть всю ночь) — was that better (было ли это лучше)? No (нет). What, then, was there left to do (что тогда оставалось делать; left — оставшийся, от to leave — оставлять)? Ah, there was but one course (ах, был только один путь); he knew it well (он знал это хорошо) — he must put out his hand (он должен протянуть свою руку) and find that thing (и найти эту вещь)!
It was easy to think this (было легко подумать это); but it was hard to brace himself up (но было тяжело собраться с духом; to brace up — собраться с духом) to try it (попробовать это). Three times he stretched his hand (три раза он вытягивал свою руку) a little way out into the dark (небольшой путь = недалеко во тьму) gingerly (осторожно); and snatched it suddenly back (и отдергивал ее внезапно обратно; to snatch — хватать), with a gasp (с выдохом = задыхаясь от ужаса) — not because it had encountered anything (не потому, что она встретила что-то), but because he had felt so sure it was just going to (но потому, что он чувствовал так ясно, что она собиралась (встретить); sure — уверенный). But the fourth time he groped a little further (но в четвертый раз он пощупал немного дальше), and his hand lightly swept against something soft and warm (и его рука легко дотронулась до чего-то мягкого и теплого; to sweep — дотрагиваться рукой). This petrified him nearly with fright (это почти привело его в оцепенение от ужаса; to petrify — делать камнем) — his mind was in such a state (его рассудок был в таком состоянии) that he could imagine the thing to be nothing else (что он мог представить себе эту вещь не чем иным) than a corpse (как трупом), newly dead (недавно мертвым = только что погибшим) and still warm (и все еще теплым). He thought he would rather die (он подумал, что скорее умер бы; to think — думать) than touch it again (чем дотронулся до него снова). But he thought this false thought (но он думал эту ложную мысль) because he did not know the immortal strength of human curiosity (потому что он не знал бессмертную силу человеческого любопытства). In no long time (в недолгом времени = скоро) his hand was tremblingly groping again (его рука, дрожа, ощупывала снова) — against his judgment (против его суждения), and without his consent (и без его согласия) — but groping persistently on (но щупала настойчиво дальше), just the same (все так же). It encountered a bunch of long hair (он встретила пучок длинных волос); he shuddered (он вздрогнул), but followed up the hair (но проследовал по волосам) and found what seemed to be a warm rope (и нашел то, что казалось теплой веревкой; to find — найти); followed up the rope (проследовал вверх по веревке) and found an innocent calf (и нашел невинного теленка); for the rope was not a rope at all (ибо веревка была вовсе не веревкой), but the calf's tail (но хвостом теленка).