Чернильное сердце - Функе Корнелия (читаем книги TXT) 📗
Дариус посмотрел на неё сочувственно.
— Я бы с удовольствием! — сказал он. — Правда. Но Сорока… — Он прижал руку к губам, будто его застали на месте преступления. — Простите, я хотел сказать, экономка, госпожа Мортола… Читать ты должна перед ней. Мне поручили только выбрать текст.
Сорока. Мегги так и видела её перед собой, её птичьи глаза. «А если я прикушу язык? — подумала она. — Очень сильно?» С ней такое уже случалось нечаянно, и один раз язык от этого так распух, что они с Мо два дня объяснялись знаками. Она оглянулась на Фенолио, ища поддержки.
— Соглашайся! — сказал он, к её удивлению. — Читай перед старухой, но поставь одно условие: чтобы тебе разрешили оставить себе оловянного солдатика. Придумай что-нибудь! Что тебе нужна игрушка, что ты до смерти скучаешь… А потом попроси ещё несколько листов бумаги и карандаш. Скажи, что хочешь порисовать. Поняла? Если она на это согласится, там посмотрим.
Мегги ничего не поняла, но не успела она спросить, что Фенолио собирается делать, как дверь отворилась и в комнату вошла Сорока.
Дариус вскочил при её появлении так поспешно, что столкнул со стола тарелку Мегги.
— О, извини, пожалуйста, — пролепетал он, собирая тощими пальцами осколки.
Последним осколком он так поранил себе большой палец, что на деревянные половицы закапала кровь.
— Да поднимайся же, остолоп! — прикрикнула на него Мортола. — Ты показал ей книжку, откуда она должна читать?
Дариус кивнул и печально посмотрел на порезанный палец.
— Отлично, тогда убирайся! Можешь помочь женщинам на кухне. Там нужно ощипывать кур.
У Дариуса лицо сморщилось от отвращения, но он молча поклонился и скрылся за дверью, бросив на Мегги последний сочувственный взгляд.
— Хорошо, — сказала Сорока и нетерпеливо кивнула Мегги: — Приступай к чтению, да смотри, старайся как следует!
Мегги вычитала оловянного солдатика. Впечатление было такое, будто он просто упал с одеяла. «И тут… наш солдатик полетел кувырком с третьего этажа. Вот страшно-то было! Он упал на голову, а его каска и штык застряли между булыжниками, и он так и остался стоять на голове, задрав ногу кверху».
Сорока схватила его, опередив Мегги. Она разглядывала его, как расписную деревяшку, а он таращился на неё испуганными глазами. Потом она сунула его в карман шерстяной кофты.
— Пожалуйста, отдай его мне, — пролепетала Мегги, когда Сорока была уже у дверей.
Фенолио встал у неё за спиной, как бы прикрывая тылы, но птичьи глаза Сороки смотрели только на Мегги.
— Вам… Вам ведь он не нужен, — продолжала запинаться Мегги. — А мне так скучно. Ну, пожалуйста!
Сорока глядела на неё без всякого выражения.
— Я покажу его Каприкорну, и, если он разрешит, ты его получишь, — сказала она и вышла.
— Бумага! — воскликнул Фенолио. — Ты забыла про бумагу и карандаш!
— Извини, — прошептала Мегги.
Она не забыла, у неё просто не хватило духу просить Сороку о чём-то ещё. У неё и так сердце колотилось в горле.
— Ладно, придётся раздобыть их как-нибудь иначе, — сказал Фенолио. — Спрашивается только — как.
Мегги подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и посмотрела вниз, в сад, где несколько служанок Каприкорна подвязывали помидоры. «Что сказал бы Мо, если бы узнал, что я тоже умею? — думала она. — „Кого ты вычитала, Мегги? Бедняжку Динь-Динь и стойкого оловянного солдатика?“
— Да, — прошептала Мегги, чертя пальцем по стеклу невидимое М. Бедная фея, бедный оловянный солдатик, бедный Сажерук и… — Она снова подумала о той женщине, женщине с потемневшими волосами. — Реза, — прошептала она. — Тереза.
Так звали её мать.
Она уже хотела отойти от окна, но вдруг увидела краем глаза, как что-то высовывается из-за наружного карниза… Маленькая пушистая мордочка. Мегги испуганно отшатнулась. Разве крысы лазают по стенам? Да, бывает. Но это не крыса, мордочка слишком курносая. Она скорее снова прижалась к окну.
Гвин!
Куница сидела на узком карнизе и смотрела на неё сонными глазами.
— Баста! — проговорил Фенолио. — Да, бумагу мне добудет Баста. Это идея.
Мегги открыла окно очень осторожно, чтобы Гвин не испугался и не упал, чего доброго, вниз. С такой высоты даже куница переломала бы себе все кости, ударившись о булыжники мощёного двора. Медленно, осторожно девочка высунула из окна руку. Пальцы у неё дрожали, когда она гладила Гвина по спинке. Она схватила его так быстро, что он не успел вцепиться ей в руку зубами, и втащила в комнату. Она с тревогой взглянула вниз, но служанки ничего не заметили. Они пололи, не разгибаясь, платья у них промокли от пота на палившем в спину солнце.
Под ошейник Гвина была заткнута записка, грязная, сложенная в сто раз, заклеенная обрывком пластыря.
— Зачем ты открыла окно? На улице ещё жарче, чем тут! Мы…
Фенолио замолк на полуслове и ошарашенно посмотрел на зверька на плече у Мегги. Она поспешно приложила палец к губам. Потом прижала царапающегося Гвина к груди и вынула из-под его ошейника записку. Куница угрожающе затявкала и снова попыталась тяпнуть её за палец. Гвин терпеть не мог, когда его долго держали на руках. Он кусал за это даже Сажерука.
— Что это у тебя? Крыса?
Фенолио подошёл поближе. Мегги выпустила куницу, и она тут же вспрыгнула обратно на подоконник.
— Куница! — удивлённо воскликнул Фенолио. — Откуда она тут взялась?
Мегги испуганно посмотрела на дверь, но часовой, похоже, ничего не слышал.
Фенолио зажал себе рот рукой и рассматривал Гвина с таким изумлённым видом, что Мегги чуть не рассмеялась.
— У него рога! — прошептал он.
— Ну конечно! Таким ты его выдумал! — шепнула она в ответ.
Гвин всё ещё сидел на подоконнике. Он недовольно щурился на солнце. Вообще-то он не любил дневного света, днём он обычно спал. Как он сюда попал?
Мегги высунулась из окна, но во дворе по-прежнему никого не было видно, кроме служанок. Она поспешно отошла в глубь комнаты и развернула записку.
— Письмо? — Фенолио заглянул ей через плечо. — От твоего отца?
Мегги кивнула. Она сразу узнала почерк, хотя он был не таким ровным, как обычно. Сердце заплясало у неё в груди. Она так жадно вчитывалась в буквы, будто они сейчас приведут её прямо к Мо.
— Что за белиберда там написана? Я ни слова не могу разобрать! — пробурчал Фенолио.
Мегги улыбнулась.
— Это эльфийские руны, — прошептала она. — Мы с Мо использовали их как тайнопись с тех пор, как я прочла «Властелина колец». Заметно, что он давно не упражнялся. Он наделал ошибок.
— Но что же всё-таки там написано? Мегги прочла ему записку.
— А кто такой Фарид?
— Мальчик. Мо вычитал его из «Тысячи и одной ночи», но это отдельная история. Ты видел его, он был вместе с Сажеруком, когда тот от тебя убежал.
Мегги снова сложила записку и ещё раз выглянула в окно. Одна из служанок выпрямилась, обтёрла землю с ладоней и посмотрела на высокую стену, как будто мечтала перелететь через неё на волю. Кто принёс сюда Гвина? Мо? Или куница сама нашла дорогу? Этого всё же не могло быть. Уж конечно, Гвин не стал бы разгуливать тут средь бела дня сам по себе.
Мегги сунула записку в рукав. Гвин всё ещё сидел на карнизе. Сонно щурясь, он вытягивал шею и обнюхивал наружную стену. Может быть, она пахла голубями — они иногда садились на окно.
— Дай ему хлеба, чтобы он не сбежал, — прошептала Мегги, а сама подбежала к кровати и стащила свой рюкзак. Где же карандаш? У неё ведь был. А, вот он — жалкий огрызок. Где же взять бумагу? Она вытащила из-под матраца одну из книг Дариуса и осторожно вырвала форзац. В жизни она такого не делала, не вырывала листов из книги, но сейчас другого выхода не было.
Она опустилась на колени на полу и начала писать теми же тайными рунами. «У нас всё в порядке, и я тоже так умею, Мо! Я вычитала Динь-Динь и завтра, когда стемнеет, я должна вычитать Каприкорну Призрака из „Чернильного сердца“, чтобы он убил Сажерука». О Резе она писать не стала. Ни слова о том, что она, как ей кажется, видела свою мать и что той, если никто не помешает Каприкорну, осталось жить неполных два дня. Такие новости не помещались на лист бумаги, какого бы размера он ни был.
