На закате волшебства - Лофтинг Хью (читать книги TXT) 📗

— Конечно, ты права, — согласился брат. — Что за город! Время от времени здесь все начинают сходить с ума и искать всюду ведьм. Люк говорил, только старый философ Иоганн никогда не грешил такой охотой и не вмешивался в чужую жизнь. Так он и сам чуть не угодил под суд. И это старый безвредный Иоганн! А за что? Что человек занимается алхимией.

— Иоганн?! Это идея! — вскричала Энни. — Как бы там ни было, нас он не выдаст. Да ему самому будет интересно. Он же не ищет во всем новом происки дьявола. Давай отдадим Раковину ему.

Философ Иоганн затворничал в горах за городом. Однажды дети уже были у него — случайно. Они тогда собирали чернику и заблудились. Набредя на маленькую хижину, они поначалу испугались, увидев в оконце рассерженное красное лицо. Но когда это красное лицо услышало под окном их печальную историю, оно попросило их войти и объяснило, как добраться до дому. И покидая это странное жилище, они уже не испытывали страха к человеку, который отшельником жил в горах.

Без колебаний близнецы взялись разрабатывать план второго посещения Иоганна. Им нужно было попасть домой и позавтракать прежде всех. Бой часов на церковной башне заставил их поторопиться, и дети припустили во всю прыть.

Старая повариха Эльзбет на скорую руку накормила их легким завтраком, и через считанные минуты, как они переступили порог, дети уже покинули дом.

Путешествие заняло немало времени: и путь неблизкий, и часто приходилось карабкаться по крутым склонам. Наконец, после тяжелой дороги дети оказались у порога хижины философа Иоганна. Жиль осторожно постучал. Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель на них крайне подозрительно уставился глаз.

— Можно войти и поговорить с вами? — спросила Энни. — Мы оторвем вас от дел ненадолго.

— А с вами еще кто-нибудь есть? — осведомился старый человек.

— Нет, — заверила Энни. — Мы одни.

Дверь тогда распахнулась, дети вошли, и дверь тут же была крепко заперта.

В прошлый раз, когда охотники до черники попали к Иоганну, был поздний вечер, и они не увидели ничего или почти ничего в маленьком домике всего из одной комнаты. Но теперь в яркий солнечный день они могли подробно рассмотреть помещение.

Это было, безусловно, необыкновенное место. Чем-то оно напоминало домик Агнессы и в то же время разительно от него отличалось. Куда ни глянь, упрешься взглядом в бутыли, кристаллы, диковинные зеленые шары и трубки, словом, во все то, что используется в химии. И конечно, везде были книги: на столе, вперемешку с сосудами и реактивами, кучами на шкафах, стопками на полу и даже на скудной кровати у окна.

А еще здесь господствовали запахи. Нос Энни никогда еще не ощущал столько. Некоторые запахи были неприятные, некоторые сносные, а некоторые до одури ужасные. Самые отвратительные источал сосуд, подвешенный в углу комнаты над горящими древесными угольями. По всему Иоганн как раз возился с ним до незваных гостей.

Жиль спросил, что он делает. Философ, обычно замкнутый и молчаливый, загорелся. Он сразу пустился в долгие и пространные рассуждения, пересыпанные словечками — «соли металлов», «температура», «эффект минеральных газов» — и совсем уж непонятными вещами.

Энни разглядывала одухотворенное лицо старого ученого и думала о том, как, наверное, долго никто не проявлял искреннего интереса к его работам.

— Вы всегда живете так уединенно, сэр? — спросила она, когда ученый прервался на минуту.

— Уединенно? — воскликнул тот. — Вот уж нет. Никто не одинок, если он увлечен работой.

— А что вы думаете делать со всем этим? — Жиль смущенно повел рукой на лавки у стен, уставленные разными сосудами.

— С химией? — уточнил старик. — Думаю, мы можем сделать с ней все, что угодно. Вот, посмотри!

Философ подошел к шкафу и достал большой зеленый кувшин, наполненный пастой янтарного цвета, напоминающей замороженный мед.

— Видишь это? — сказал он. — Если поместить содержимое под стеной замка и поджечь, я пробил бы в стене такую дырищу, через которую могла бы промаршировать целая армия. Воякам это вещество только дай. Я думаю, король в военное время отдал бы половину своего состояния за пятьдесят бочонков этого состава. Но, — тут он водворил тяжелый кувшин обратно в шкаф, — я никогда не работал над тем, что разрушает. Это соединение я открыл случайно и чуть сам не поплатился за это жизнью, исследуя его.

— А что это за бумаги? — показала Энни на кучу листков на краю стола.

— О, это книга, которую я пишу, — пояснил Иоганн.

— А про что? — допытывалась Энни, которая очень гордилась тем, что умела немного читать и писать, но в этих листочках она не могла разобрать ничего.

— Это книга о химии, первая такая, — ответил философ. — Но она написана на латыни. А ты не читаешь латынь?

— Нет. Думаю, что нет, — ответила Энни таким тоном, будто это оказалось случайным, что она совсем не сильна в латыни. — А почему вы пишете на латыни?

— Латынь — это единственный язык, на котором пишет и разговаривает весь ученый мир, — сказал Иоганн.

— А вы написали много книг? — заинтересовался Жиль.

— Да, несколько.

— Но мы не проходили их в школе. Нам давали уже книги по математике, с картинками и такими забавными штучками, как вот здесь, у вас, — сообщила Энни, перелистывая страницы.

— Конечно, — ответил философ. — Ведь я занимаюсь несколько другим. Химия или алхимия, как большинство ее называет, — это нечто такое, что люди всегда связывают с ведьмами и дьяволом. Вы говорите — в школе? Но ведь когда-то и книги по математике нельзя было изучать там. Возможно, скоро разрешат изучать в школе и химию. Скоро, но не сейчас. А пока мы должны работать, прячась как воры за запертыми дверями и занавешенными окнами, для того, чтобы принести людям что-нибудь новое. Что-нибудь новое! — философ вскинул руки, и лицо его стало краснее обычного. — Что-нибудь новое! Это как раз то, чего они боятся. Они хотели бы, чтобы мир оставался неизменным. Иногда мне кажется, они охотнее согласились бы увидеть мир, идущим вспять, чем к прогрессу… Но вы сказали, что хотели со мной о чем-то потолковать.

— О да, — подтвердил Жиль, сразу возвращаясь к цели визита. — У нас есть Раковина. Мы думаем, что вас, человека науки, она должна заинтересовать.

С этими словами Жиль извлек из кармана зеленую завитую Ракушку и положил ее на скамейку среди гнутых реторт и других банок-склянок.

— Вы, конечно, знаете, если пустую раковину приложить к уху, то в ней слышен шум моря, — приступил Жиль.

— Да-да, — ответил философ. — Я помню, сам это проделывал, когда был ребенком. Продолжайте.

— Но эта Ракушка способна на большее, чем другие, — сказал Жиль. — Она может открыть вам, что про вас говорят другие.

— Что?! — вскричал философ. — Ну и ну, да вы принимаете меня за простофилю!

— Сэр, но это правда, — ответил мальчик. — Пожалуйста, поверьте нам. Эта Раковина, если носить ее в кармане, становится теплой, когда кто-то начинает судачить о вас.

— Но каким образом? — допытывался Иоганн.

— Она разогревается, — ответил мальчик.

— Невероятно! — вскричал философ. — Этого не может быть!

— Сэр, — возразил Жиль, — разве в вашей химии не может быть удивительных открытий? Разве ваша желтая паста не может пробить дыру в стене замка от одной только искры? Каким образом это получается?

— Так-то оно так, — проворчал старый ученый. — Но я могу показать вам с помощью рисунков, формул, диаграмм и графиков каким образом это вещество работает. Но это! Это же необъяснимо!

— Но, сэр, — вмешалась Энни, — разве мы можем сами понять, как вообще раковина издает звуки, например, каким образом мы можем услышать в ней шум моря?

— Ну, это очень просто, — не растерялся философ. — Особая форма раковины дает вам эхо от всех маленьких шумов вокруг нас. Только вы их не замечаете. А шум, который в конце концов из этого складывается, напоминает шум моря. Только и всего.