Сказка про котика Шпигеля - Келлер Готфрид (читать книги онлайн TXT) 📗
Она не стала дольше задерживаться в Милане, а поехала домой через Сен-Готард, столь же веселая, сколь печальной совершила путь в Италию. Переезжая Чертов мост, с которого она чуть было не бросилась, она на этот раз хохотала как безумная и, распевая во весь голос, бросила в Рейс букетик из цветов граната, который носила на груди. Словом, ее радость не знала предела, и путешествие было самое веселое, какое только можно вообразить. По возвращении она отперла свой дом, проветрила его сверху донизу и разукрасила так, словно ожидала приезда какого-то принца. Мешок с десятью тысячами золотых гульденов она положила в изголовье своей постели и ночью так блаженно клала голову на жесткую глыбу и спала на ней так сладко, словно то была самая мягкая пуховая подушка. Она едва могла дождаться условленного дня, когда твердо рассчитывала увидеть своего любимого, ибо знала, что он не способен нарушить даже простое обещание, тем более клятву, хотя бы это могло стоить ему жизни. Но долгожданный день настал, а возлюбленный не явился; прошло еще много дней и недель, а о нем все не было ни слуху ни духу. Тогда ее охватила дрожь, и она впала в глубочайший страх и тоску; письмо за письмом посылала она в Милан, но никто не мог ей сказать, куда девался молодой швейцарец. Наконец, случайно выяснилось, что он заказал себе мундир из куска алой камки, который остался у него с той поры, когда он начал заниматься торговлей, и завербовался в швейцарский полк, сражавшийся в войсках короля Франциска Первого во время миланского похода. После битвы при Павии, в которой погибло столько швейцарцев, его нашли бездыханным на груде убитых испанцев; тело его было покрыто смертельными ранами, алый мундир сверху донизу иссечен и разодран. Прежде чем юноша испустил дух, он наказал лежавшему рядом с ним зельдвильцу, не так тяжело изувеченному, точно запомнить все, что он скажет, и просил его, если он выживет, в точности передать это изустное послание, гласившее: «Любезнейшая девица! Хотя я своей честью, своей верою в Христа и вечным своим спасением поклялся вам явиться на вашу свадьбу, — я все же не в силах был снова увидеть вас и стать свидетелем того, как другой удостоится наивысшего счастья, какое только было мыслимо для меня. Это я почувствовал лишь в разлуке с вами и не знал ранее, сколь неумолима и жестока любовь, какую я питаю к вам, — иначе я, без сомнения, лучше уберегся бы от нее. Но раз уж так случилось, то я скорее согласен лишиться мирской своей славы и спасения души и быть осужденным за клятвопреступление на вечные муки, нежели еще раз появиться возле вас с огнем, более сильным и неугасимым, чем адское пламя, которое вряд ли сможет причинить мне большие страдания. Не вздумайте молиться за меня, прекраснейшая девица, потому что без вас я не могу сподобиться блаженства и не сподоблюсь его ни на этом, ни на том свете, а посему живите счастливо и примите последний мой привет!»
Так в этой битве, после которой король Франциск Первый воскликнул: «Все потеряно, кроме чести!» — несчастный влюбленный потерял все — надежду, честь, жизнь и вечное спасение, но не испепелявшую его любовь. Зельдвилец выжил, и как только он несколько оправился и опасность для его жизни миновала, он, чтобы ничего не забыть, записал все слово в слово на свою аспидную дощечку, а вернувшись на родину, явился к несчастной девице и прочел ей послание жестким и воинственным голосом, каким обычно производил перекличку в своем отряде, — ведь он был старый командир. Девица же стала рвать на себе волосы, разодрала одежду и принялась вопить и рыдать так громко, что по всей улице было слышно и отовсюду сбежались люди. Словно в беспамятстве приволокла она мешок с десятью тысячами золотых гульденов, рассыпала их по полу, распростерлась на них и стала целовать блестящие золотые. Затем, совершенно обезумев, она пыталась собрать разбросанные монеты в кучу и обнять их, словно в них незримо присутствовал погибший возлюбленный. День и ночь лежала она ничком на этом золоте, отказываясь от еды и питья; она непрестанно целовала и ласкала холодный металл, пока, наконец, однажды ночью вдруг не поднялась с постели и, без устали бегая туда и обратно, не перенесла сокровище в сад, где, заливаясь слезами, бросила его в глубокий колодец, а затем произнесла над ним заклятие, чтобы оно никогда уже не досталось никому другому.
Когда Шпигель дошел до этого места своего рассказа, Пинайс прервал его вопросом;
— И что же, драгоценное золото все еще лежит в колодце?
— А где же ему лежать, — отозвался Шпигель, — один я могу его вытащить, а посейчас я этого не сделал.
— Ах да, верно! — вскричал Пинайс. — Слушая тебя, я начисто забыл об этом. Ты недурно рассказываешь, чертово отродье! И мне захотелось обзавестись женушкой, которая вот так бы во мне души не чаяла; но она должна быть раскрасавица! Ну, а теперь расскажи поскорее, как одно связано с другим.
— Прошло немало лет, — продолжал Шпигель, — прежде чем девица несколько оправилась от тяжкого душевного недуга и мало-помалу стала той молчаливой старой девой, какою была, когда я познакомился с ней. Могу похвалиться, что в ее отшельнической жизни я был для нее единственной отрадой и самым близким другом до тихой ее кончины. Но, почувствовав приближение смерти, она вновь живо представила себе далекие дни, когда была молода и прекрасна, и вновь, но в более кротком, смиренном расположении духа, пережила сперва сладостные волнения, а затем жестокие муки тех времен и так горько плакала семь дней и семь ночей подряд, вспоминая про любовь юноши, утех которой она лишилась по своей недоверчивости, что совсем незадолго до смерти ее старые глаза ослепли. Тогда она пожалела о том, что произнесла заклятие над кладом, и сказала, препоручая мне это важное дело: «Ныне, милый мой Шпигель, я изменяю свое распоряжение и уполномочиваю тебя привести в исполнение то, что я решила сейчас: ищи, разыскивай, пока не найдешь, девицу, прекрасную как день, но неимущую. Которой из-за ее бедности женихи пренебрегают. И если найдется рассудительный, честный, видный из себя мужчина, живущий в достатке, и, несмотря на бедность девушки, посватается к ней, побуждаемый единственно ее красотой, то пусть этот мужчина наисвященнейшими клятвами обязуется быть ей преданным столь же глубоко, самозабвенно и непоколебимо, как был мне предан несчастный мой возлюбленный, и всю свою жизнь угождать этой женщине всегда и во всем; и тогда отдай те десять тысяч золотых гульденов, что лежат на дне колодца, в приданое этой девушке, дабы в день свадьбы она доставила этим радостную неожиданность своему нареченному». Так сказала мне покойница, а я из-за превратностей моей судьбы не успел заняться этим делом, и теперь меня гнетет мысль, не тревожится ли бедняжка в гробу, что и для меня может иметь весьма неприятные последствия.
Недоверчиво взглянув на Шпигеля, Пинайс сказал:
— А сумеешь ли ты, бездельник, точнее осведомить меня об этом кладе и показать мне его воочию?
— В любое время! — с готовностью отозвался Шпигель. — Но вы должны знать, господин чернокнижник, что не такое это для вас простое дело — достать золото из колодца. Вам наверняка свернули бы шею: ведь в колодце шалит нечистая сила; об этом у меня есть кое-какие сведения, о которых я, по некоторым обстоятельствам, не могу распространяться.
— Э, да кто же говорит о доставании? — не без опаски сказал Пинайс. — Сведи меня туда и покажи мне клад! Или, лучше, давай-ка я тебя сведу на крепкой веревке, чтобы ты не удрал от меня!
— Как вам угодно! — отвечал Шпигель. — Но захватите с собой еще и другую длинную веревку и потайной фонарь, который вы могли бы опустить на этой веревке в колодец, — ведь он страх какой глубокий и темный!
Пинайс последовал совету и привел резвого кота в сад покойной старой девы. Вместе перелезли они через ограду, и Шпигель показал чернокнижнику скрытый среди разросшихся кустов путь к заброшенному колодцу. Придя туда, Пинайс спустил в колодец фонарь и стал жадно вглядываться вглубь, ни на минуту не спуская Шпигеля с привязи. И действительно, на дне, под зеленоватой водой, поблескивало золото.
