Туркменские сказки об Ярты-Гулоке - Автор неизвестен (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
Толстый бай стал худым, как щепка, как подушка, из которой вытрясли все перья, как бурдюк, из которого вылили всё вино до капли. Его одежда превратилась в лохмотья. Он сел на песок и завыл, как гиена:
— Ай, вах! Нет на земле несчастья, равного моему несчастью! Пойду к старику, поклонюсь ему в ноги, посулю ему самого жирного барана, лишь бы он избавил меня от этих упрямых чудовищ!
И бай побежал к старикову дому.
Как всегда, старик и старуха проснулись очень рано. Они разостлали посреди двора кошму-подстилку и сели пить зелёный чай с горячим чуреком.
Вдруг старуха вскочила и выронила из рук пиалу с горячим чаем. Она закричала:
— Вах! Посмотри, отец, — к нам во двор лезет разбойник!
Старик глянул и увидал за дувалом страшного человека.
— Кто бы ты ни был, чудовище, — замахал на него руками старик, — не тревожь бедных людей, ступай своей дорогой!
— Я не чудовище, я — Мамед-ага — твой несчастный сосед, — раздался в ответ из-за дувала слабый голос. Калитка открылась, но старик даже не узнал Мамеда: лицо его было исцарапано, а нарядный халат висел клочьями.
— Смилуйся, добрый человек! — завопил богач на весь двор. — Возьми назад своих скотов, возьми сейчас же, и ты получишь в награду самого жирного барашка из моего стада.
Так сказал бай и указал на волов, которые смирно стояли за дувалом. Старик хотел было согласиться, но Ярты-гулок вскарабкался отцу на плечо и шепнул:
— Три барана, ата!
И старик повторил:
— Три барана, почтенный бай!
Богач взмолился:
— Ай, вах! Почему ты сразу не спросил всю мою усадьбу? Или хочешь разорить мой дом?!
Но старик строго глянул на богача:
— Тому, кто разорил десятки домов, три барана — не слишком большой убыток.
Делать нечего — пришлось баю согласиться.
На всю округу наварила старуха плову из байских баранов, а старик пригласил в гости всех бедняков аула и батраков жадного бая.
До поздней ночи шумел той-пир во дворе Ярты-гулока.
На пиру все наелись досыта и досыта посмеялись над жадным баем.
А теперь слушай про Ярты-гулока.
Рано утром, когда и солнце еще не вставало, Ярты проснулся. Он умылся прохладной водой из арыка, побежал к волам, вскочил на своё любимое место — между рогами — и погнал волов в поле — пахать под хлопок отцовскую землю.
Пускай Ярты пашет. Пускай громко звенит дутара!
СКАЗКА О МУЛЛЕ, СУДЬЕ И ЯРТЫ-ГУЛОКЕ
Когда в поле зеленеет хлопок, — это радость, а когда он станет белым, — это богатство. Но чтобы хлопок стал белым, как горный снег, его нужно поливать. Вот и пошли старик со старухой поливать своё хлопковое поле, а Ярты-гулок остался хозяйничать дома.
Еще до света он убрал кибитку и вымел двор, а потом принялся чистить большой казан-котёл, в котором старуха каждый день варила плов или кашу из тыквы. Он так старательно скрёб казан шершавым камнем и так прилежно тёр его тряпкой, что медный казан заблестел, как солнце, а тряпка стала чернее ночи от сажи и сала.
Вдруг Ярты услышал на улице крик. Он сразу узнал голос муллы, потому что один только мулла во всём ауле умел так громко кричать. Как был — с тряпкой в руке — Ярты-гулок вскарабкался на дувал и увидел, что старый белобородый мулла-аксакал тащит за ворот бедного человека.
— Полюбуйтесь, правоверные, на злодея! Он украл у меня воду!
Так кричал мулла на всю улицу и тащил бедняка прямо к дому судьи-кази.
За муллою бежал народ. Ярты тоже выскочил за калитку: где народ — там и Ярты! Не мог же он усидеть дома, если в ауле происходит такое важное событие!
Чтобы не опоздать, Ярты-гулок уцепился за полу пробегавшего мимо мальчишки, вскарабкался к нему на спину и поспел как раз во-время.
Весь аул стоял уже во дворе у кази. Судья сидел на богатом ковре и, нахмурив брови, допрашивал человека, одетого в грязные лохмотья.
— Клянусь жизнью, я не крал воды! — оправдывался бедняк. — Вода сама полилась мне в рот прямо с неба!
Судья его не слушал, а мулла вопил на весь двор, подняв руки к небу:
— Вах, аллах! Вы слышите, как лжёт этот мошенник, сын обманщика, внук плута и правнук нечестивца! Не спросясь, он проглотил мою воду, а когда я потребовал от него плату, этот бездельник, этот бродяга и оборванец показал мне дыры на своём грязном халате!
Мулла кричал очень громко и не давал ни слова сказать бедняку.
Ярты-гулок сидел на тюбетейке самого рослого из крестьян. Ему было всё хорошо видно и всё хорошо слышно. Но даже и он с трудом разобрался, в чём было дело.
А дело было так: бедняк шёл издалека. Он дошёл до аула и, утомившись от зноя, прилёг отдохнуть прямо на дороге под высоким дувалом. Не мог же он знать, что за этим дувалом живёт сам почтенный мулла. А мулла в это время пил у себя на дворе чай и остатки зелёного чая выплеснул через дувал на дорогу. Было так жарко, что бедняк спал раскрывши рот, — и чай муллы попал ему прямо в глотку.
Услышав, как было дело, народ начал шуметь, оправдывая бедняка. Но старый мулла не сдался. Он подбежал к своему другу судье и закричал ещё громче:
— О, справедливейший из справедливых! Ты слышишь — это были даже не просто вода, а драгоценный, душистый, самый лучший зелёный чай. Если за кражу воды отрубают руку, то не следует ли за кражу чая отрубить голову нечестивцу? Но я добр и великодушен, я не требую его смерти: прикажи злодею заплатить мне деньги или заставь его отработать долг при мечети, — и небо благословит тебя!
Старый мулла так утомился от крика, что пот градом катился по его лицу, к тому же солнце стояло уже высоко и беспощадно палило землю. Он вытащил из кармана белоснежный платок, сел рядом с судьёй на ковёр и стал вытирать им своё лицо и шею и, с видом победителя, оглаживать свою длинную белую бороду.
На бедняка было жалко смотреть: он понимал лучше всех, что ему не миновать кабалы, и испуганными глазами смотрел то на судью, то на муллу.
В народе поднялся ропот, потому что крестьяне отлично знали, что судья-кази был не только близким другом, но и родственником седобородого муллы-аксакала.
«Собака знает, о чём щенок лает, — думали они про судью. — Что стоит ему засудить такого же, как и мы, бедняка!»
Все молчали. Молчал и Ярты-гулок. Во все глаза он смотрел, что будет дальше.
Наконец судья раскрыл книгу, в которой записаны все законы, и стал разыскивать такой закон, по которому правый становится виноватым, а виноватый всегда остаётся правым.
Тут уж Ярты не выдержал: с шапки на шапку, с тюбетейки на тюбетейку — он стал пробираться вперёд, чтобы лучше всех услышать, как решит дело всесильный судья. Так он добрался до самого муллы. Сперва он вскочил ему на чалму, потом перебрался за ворот бархатного халата, осторожно соскользнул по подкладке и оказался в широком кармане рядом с белоснежным платком муллы. Он выглянул из кармана и стал следить за судьёй.
Судья поднял голову и торжественно обратился к мулле:
— Согласно нашим законам и нашим обычаям ты, почтенный мулла, должен поклясться при всём народе, что говорил на суде только чистую правду. Клянись, но помни, чему учит нас старинная мудрость: у того, кто клянётся ложно, лицо почернеет!
Мулла понял хитрость своего друга и обрадовался, что ценою одной только клятвы он получит дарового работника. Он воздел свои руки к небу и ещё торжественнее, чем судья, возгласил:
— Клянусь небом, — я говорил только чистую правду и готов сто раз повторять: если я клялся ложно, пусть лицо моё почернеет!
Так сказал мулла и снова полез в карман за платком, потому что солнце поднялось ещё выше и обильный пот ручьями струился у него по лицу.
Увидев рядом с собой в кармане пухлую руку муллы, проворный Ярты не растерялся и, не долго думая, сунул мулле в руку не белоснежный платок, а грязную старухину тряпку, испачканную сажей.