Алдар-Косе (По мотивам казахских народных сказок) - Алтайский Константин Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
— Благословение аллаха тебе, добрый мусульманин! — издали, певуче запричитал мулла. — Откуда и куда идешь? Есть ли новости?
Шаяхмет начал уже бояться встречных. Он неуверенно ответил:
— Есть одна новость, но она какая-то несуразная. Объявились на этой дороге не то бессовестные шутники, не то умалишенные. Повстречались мне трое в разное время и поодиночке. И все в один голос уверяли, что этот вот сазан будто вовсе не тупоносый сазан, а узконосая щука. Посуди, отец, каково мне было это выслушивать?
Мулла глянул на рыбину, потом покачал головой. Наконец твердо, как и подобает вероучителю, произнес:
— Сын мой, — да хранит аллах твое пошатнувшееся здоровье! — должен я тебя огорчить. Рыба, под тяжестью которой сгибаются твои плечи, действительно не золоточешуйчатый сазан, а серая, с черной спиной, щука. Коран неукоснительно осуждает ложь, а я, как священнослужитель, чту коран и не оскверняю уста ложью.
Суеверный ростовщик испугался не на шутку. Призвав всю свою кротость, он смиренно спросил муллу:
— Объясни мне, святой отец, что же такое происходит? Рыбак дал мне сазана и сказал, что это сазан. Увидев рыбу, я сразу определил ее сазаном. Да и сейчас я и на глаз, и по запаху знаю, что это сазан. Почему же все прохожие, и ты в их числе, пытаются уговорить меня, что это щука? Какая вам корысть вводить меня в заблуждение?
Мулла осторожно погладил бороду и спросил:
— А не упоминал ли ты, сын мой, сегодня вслух черное имя шайтана?
Сбитый с толку ростовщик, наморщив лоб, сознался:
— Требуя с упрямого рыбака долг, я действительно выругался, но клянусь тебе: только один раз, да и то вполголоса.
— Теперь мне все ясно, сын мой. Это шайтан превратил твоего сазана в щуку. Все мы видим щуку и только ты, по внушению шайтана, продолжаешь считать мерзкую щуку красавцем озерных вод — сазаном.
— Так что же я все-таки тащу на спине? — вскричал перетрусивший ростовщик. — Сазана или щуку?
— Щуку, сын мой, зубастую, костлявую щуку. И только в гордыне своей продолжаешь называть ее розовомясым жирным сазаном.
— Что же мне делать?
— Вижу, сын мой, что ты, храни тебя аллах, продолжаешь сомневаться в истине. Я не осуждаю тебя. Червь сомнения извивается в каждом из смертных. Испытай себя еще раз. По окрестности ходит человек с черной курчавой бородой. Он совершил паломничество к священному черному камню, ведет праведную жизнь и угоден аллаху. Если повстречаешь его, задай ему вопрос: что, дескать, за рыба у меня за плечами? Скажет — «сазан», иди себе с миром, значит, шайтаново наваждение развеяно. Но если и он промолвит «щука», брось немедленно опоганенную рыбу и беги без оглядки, чтобы не случилось худшего.
В глазах Шаяхмета отразился страх. Он поблагодарил муллу и поплелся дальше.
Алдар-Косе содрал с лица белую овечью шерсть, заменил ее черной и сразу превратился в благообразного праведника. Обежав ростовщика, он встал перед ним, будто вырос из-под земли. Ошарашенный Шаяхмет с трепетом ждал вещего слова праведника. Чернобородый приблизился к нему вплотную и тревожным шепотом спросил:
— Где ты, праведный, взял эту страшную рыбину?
— У рыбака. Он поймал ее сетью в светлом озере.
— Берегись! — повысил голос праведник. — От этой щуки струится невидимый огонь, а щучьи острые зубы растут с каждым часом. Когда зубам станет в рыбьем рту тесно, щука сожрет тебя и вернется посуху в озеро.
Потрясенный Шаяхмет содрогнулся, бросил рыбину и без оглядки пустился наутек.
Когда ростовщик скрылся из виду, Алдар-Косе поднял сазана и поспешил к рыбаку. А там к этому времени уже орал первенец и мать счастливым голосом спрашивала у счастливого отца:
— Поймал ли ты мне самого большого в нашем озере сазана?
Рыбак не знал, что и ответить, но Алдар-Косе подоспел вовремя.
Стали жарить сазана. Вскоре пришли два рыбака, ходившие в город.
— Новости есть? — спросил Жусуп.
— Есть отличная новость, — отозвался один из рыбаков. — Тупой и жестокий ростовщик Шаяхмет, сосавший кровь бедняков, лишился рассудка. Ему всюду мерещится огромная зубастая щука, и он с ужасом ожидает, что она его сожрет и посуху уползет в пучину озера.
Все рассмеялись, и началось застолье.
НЕБЫЛИЦА
— Сознайся, Алдар-Косе, много ты баям небылиц рассказал?
— Скорее много, чем мало. Сердце у меня к баям жестокое, так и подмывает меня чем-нибудь заморочить байскую голову.
Вот послушай-ка. Голодал я как-то дня три кряду. Живот подтянуло. Еду мимо байской юрты на своем поджаром Буланке и бормочу себе под нос:
— Хороша в белой юрте баранина, только я ее давненько не пробовал; неплохое и масло, да вот беда, забыл я его вкус; ну, а бесподобный кумыс я пью разве что во сне…
Услышал мое бормотанье бай Мырзатай, и пришла ему в голову причуда угостить голодного краснобая.
— Эй ты, лишенный волос, — кричит он, — заходи ко мне, покушаем, что аллах послал.
Я не дал себя упрашивать, быстро соскочил с буланого и вошел в юрту. Мырзатай уселся на мягкий ковер, подложив под бока подушки, а меня посадил на жесткую подстилку из шкуры жеребенка. Как известно, приличия требуют, чтобы приезжий поделился новостью, а я, как на грех, ничего нового не слышал. Что делать? Пришлось пойти на выдумки:
— Верст за шестьсот отсюда, — говорю, — живет одноглазый бай Шакен. Его прозвали молчальником. За неделю, а то и больше, свои люди от него слова не услышат, а с приезжими он и вовсе не разговаривает. А его сосед, бай Камза, славится, как несусветный спорщик. Часто бьется об заклад и почти всегда выигрывает. Поспорил со мной Камза: если я вытяну из бая Шакена хоть одно слово, то он, Камза, отдаст мне дойную кобылицу гнедой масти, а если одноглазый при всех моих ухищрениях отмолчится, оставлю я баю своего Буланко, а сам уйду подобру-поздорову. Спор есть спор!
Мырзатай торопит меня:
— Ну, а дальше что?
— А дальше, — говорю, — приступили к испытанию. Сидит молчальник сонный, осоловелый, словно его опоили маковым отваром. Единственный глаз его мутен, веки — слипаются. Молчит, будто языка лишился. Говорю ему:
— У твоего соседа ночью конокрады угнали косяк лошадей.
Молчит. Говорю:
— На небе появилась хвостатая комета.
Молчит. Говорю:
— Старый бахсы Иса видел вещий сон и предрекает в эту зиму джут.
Молчит. Разозлившись, говорю:
— Твоя жена полчаса тому назад разродилась двумя поросятами!
Шакен вскакивает, бросается в другую юрту, возвращается и, выпучив глаз, кричит:
— Врешь ты, безбородый обманщик!
Молчальник заговорил! Пришлось Камзе отдать мне дойную кобылу.
Пока я рассказывал, принесли на деревянном блюде вареную баранину с диким луком. Мырзатай угощает, я не отказываюсь. Ем, что называется, до отвала.
— Много ли надаивает твоя кобылица? — спрашивает Мырзатай.
На секунду я замолкаю, а потом переспрашиваю:
— Какая кобыла? У меня отродясь, кроме Буланко, лошадей не водилось.
— Да ведь ты, плешивый и безбородый, только что хвастался, что выспорил у Камзы гнедую дойную кобылицу!
— Побойся аллаха, — говорю Мырзатаю. — Это тебе, наверное, послышалось. Не знаю я никакого Камзы, не спорил я и не выспаривал никаких, ни гнедых, ни соловых, кобылиц!
Смотрю — у Мырзатая от ярости лицо трясется. Вот-вот за камчу возьмется, и несдобровать мне. Вышел я из юрты, вскочил в седло и говорю Буланко: «Но! Уноси меня от беды!» Буланко, конечно, сразу вскачь! Только меня Мырзатай и видел.
ЗМЕИ
