Сказки - де Лабулэ Эдуар Рене Лефевр (книги серии онлайн TXT) 📗
В ту же минуту стая собак, взявшихся неизвестно откуда, с лаем бросилась на благородное животное и начала рвать его на части. При этом шуме воры побежали, не заботясь об оставленной добыче. По равнине замелькали фонари в большом количестве; подходил рунд.
— Эка пожива! — говорила одна из собак своим товарищам. — Что бы людям почаще задавать нам такие праздники.
— Вон там, — говорил другой пёс, — волки едят кирасирский полк.
— Видели, сколько воронов было сегодня вечером? — сказал бульдог.
— Завтра будет во сто раз больше, — ответил первый, — да что ж за беда? Мяса и крови хватит на всех.
— Да, — сказал борзой, — только завтра всё зароют.
— В один день не успеют, приятель, — ответила дворняжка. — Тут работы будет на неделю. А по лесам, по оврагам, по скалам, по канавам лежит много запропавших солдат и лошадей, мили на две кругом. Их не станут разыскивать да собирать. Славная штука — война. Настоящий пир для собак, для воронов и для волков!
Гиацинт в ужасе убежал. Он направился к той деревне, где несколько часов тому назад он блистательно рисковал жизнью. Там произошёл решительный удар; там мертвецы, наваленные друг на друга, тонули в лужах крови. Гиацинт ещё раз собирался бежать без оглядки от этих ужасных сцен, когда вдруг он услышал стоны. Он подошёл поближе. Офицер, ещё молодой и красивый, полз на обеих руках, с трудом волоча за собою ноги, разбитые ядром.
— Воды! — бормотал он. — Воды! Помогите! Я за вас умираю, а вы меня бросили, чтоб я околел как собака! Проклятая война! Воды или смерти, из сострадания!
Подвигаясь таким образом вперёд, изнемогая от боли, он упал на труп другого офицера.
— Фляжка, — крикнул он, — я спасён! Нет ничего, разбита! А! Пистолет — заряжен, слава Богу! Гиацинт, счастливый победитель, жаль, что ты не видишь…
И твёрдою рукою он размозжил себе голову.
При звуке выстрела умирающий поднял голову и осмотрелся кругом бессмысленными глазами. То был Нарцисс. Гиацинт узнал его и подошёл к нему.
— Это ты, Фидель? — вскрикнул солдат, заливаясь слезами. — Поди, поди сюда, я тебя, поцелую. Тебя Жирофле прислала, не правда ли? Скажи ей, что я её люблю. Ах, не видать мне её больше.
— Сюда, ребята, — сказал грубый голос, — да прошу не рассуждать. Сержант Лафлёр знает, что делает, он старый усач, а вы все молокососы. Говорят вам, он здесь упал; я узнаю место, черти проклятые! Тут шестерых адъютантов в три минуты убило; один мне своим мозгом всё лицо забрызгал. Давайте фонарь… видите, вон тут двое лежат; другие тоже недалеко. Тут и есть. Нарцисс, голубчик, умер, что ли? — закричал он громовым голосом.
— Сержант, — послышался глухой стон.
— Вот он я, милый. Здравствуй, Нарцисс. Как дела?..
— Да вот видите сами, дядя Лафлёр.
— Что делать, друг, война! Нынче тебе досталось, завтра придёт мой черёд. Ты положись на мою чувствительность, уж я тебя так не оставлю. Эй вы, давайте носилки.
Чуть только тронули Нарцисса, ему сделалось дурно. Всё его тело было сплошною кровавою раною.
— Сержант, — сказал один из солдат, — не стоит его тащить — кончился.
— Советоваться я с тобою, что ли, буду? — ответил Лафлёр. — Кабы ты по-моему знал порядки, пустая твоя голова, так ты бы помнил, что человек кончается только тогда, когда майор его в свой реестр запишет. Идём, идём, да не разговаривать.
Завидев толпу, король-пудель спрятался в кучу трупов; он вышел оттуда в перепуге и побежал…
Чтобы уйти от этой бойни, наводившей на него ужас, Гиацинт свернул на просёлочную дорогу, шедшую к одной деревне. Война и сюда заглянула. Скот был раскраден, заборы разнесены, дома сожжены. Везде дымящийся пепел, везде запустение, развалины.
На навозной куче хрипел умирающий крестьянин. Он защищал родину против неприятелей или имущество против мародёров. Его убили ружейным выстрелом. Возле него, с грудным ребёнком на руках, сидела на соломе его жена; четверо мальчиков, из которых старшему ещё не было двенадцати лет, обмывали поочерёдно бледное лицо отца. Сзади умирающего седой старик обращался к небу с бессильными жалобами и проклятиями.
— Отмсти за бедняка, Господи! — кричал он. — И за вдову! И за сирот! И за отца! Видишь, я отец, ты дал мне сына, а живодёры эти его убили! Чего ж ты, Господи, смотришь? Чего ты даёшь в обиду невинных?
— Успокойся, дедушка, — сказал один из мальчиков. — Мы отмстим за отца, ведь нас четверо. Придёт наше время, мы тоже их станем душить.
— Пойдём, брат, — сказал младший, — возьми камень; будем разбивать головы раненым.
— Дети, — закричала мать, рыдая, — не ходите. Вас убьют.
Гиацинт печально удалился.
«Боже мой! — думал он. — Куда бежать? Где спрятаться? Спасите, помогите!»
— Успокойтесь, государь, успокойтесь — произнёс голос адъютанта.
Гиацинт увидел себя на своей постели и осмотрелся кругом растерянным взглядом.
— Простите меня, что осмелился вас разбудить. Но вы изволили так стонать, что я счёл за лучшее положить конец удручавшему вас видению.
— Жаль, что вы раньше этого не сделали! — сказал Гиацинт, вздыхая.
Он встал с постели, сел к столу и до рассвета просидел неподвижно, закрывая голову обеими руками.
XVI
На другой день после блистательной победы при Неседаде Гиацинт отправился в походные лазареты осматривать и утешать раненых. В одной палате он увидал Нарцисса, в то время, как из него вырезывали шестую пулю. Гиацинт подошёл к нему и ободрил его, напомнив ему о Жирофле и обещав ему крест за храбрость. Тут же он увидел сержанта Лафлёра, назвал его по имени и обратился к нему с такими милостивыми словами, что старик чуть не захлебнулся от радости.
Воротившись на главную квартиру, король застал там графа Туш-а-Ту и кавалера Пиборня, который, прочитав в официальной газете известие о своей болезни, сейчас побежал к своему могучему сослуживцу, поговорил с ним минут десять и оказался совершенно исцелённым.
Граф приехал в лагерь для важных деловых совещаний. Надо было установить условия мира, и граф утверждал, что следует присоединить к королевству Ротозеев четыре смежные Остолопские провинции. Правда, жители этих земель не имели ничего общего с победителями и даже ненавидели их издавна. Не было единства ни в языке, ни в религии, ни в нравах; но это было не важно. Политика не останавливается на таких пустяках. Хорошими гарнизонами и солидною администрациею побеждаются такие антипатии. Достаточно принести в жертву два или три поколения.
Философы составляют себе смешные теории о расах и национальностях: опыт говорит совсем другое. Народы — мягкий воск, всё зависит от той руки, которая вдавливает печать.
Король ответил графу, что ужасы войны ему противны и что он не хочет никаких завоеваний.
— Государь, — заговорил первый министр, — я понимаю и, осмелюсь вам сказать, разделяю ваши чувства. Поле сражения представляет ужасное зрелище. К таким зрелищам человек привыкает не сразу. Но великий король противится этой слабости своих чувств, он имеет в виду прежде всего величие своего дома. Пока будут на свете различные правительства и различные народы, до тех пор будут ссоры, драки, сражения. Война — болезнь, согласен, но болезнь необходимая. Человеческая мудрость может только уменьшить число её поводов, и чтобы достигнуть этой цели, самое лучшее средство — раздавить врага и довести его до бессилия.
— Граф, — ответил Гиацинт, — вы забываете историю. Мы уже в течение пяти веков дерёмся с нашими соседями; мы избили миллионы людей. Подвинулись ли мы вперёд с первого дня? Нет. Война порождает ненависть; ненависть, в свою очередь, порождает войну. Пора отказаться от этой статюй и ложной политики. Я хочу мира.
— Государь. — воскликнул торжественным голосом кавалер Пиборнь, поднимаясь с места, — не могу сдержать порывов моего восторга при виде умеренности вашего величества; но пусть король дозволит своему верному слуге говорить с полною откровенностью: дело трудное и опасное — разрывать связь с теми древними традициями, на которых зиждется величие Тюльпанской династии. Мудрость ваших предков, государь…
