Колдун - Степанов Александр Владимирович (читать книги регистрация txt) 📗
может, даст какой совет?
Тут и вспомнился ей цвет.
Интересно, что он может,
как он ей в беде поможет?
Развязала узелок,
где завязан был цветок,
и вздохнула: «У травинки
что за сила? Как пушинкой
бить слона или быка,
так травою старика,
даже если пожелаешь,
вряд ли сильно испугаешь».
Всё ж к могиле колдуна
траву кинула она.
В тот же миг земля качнулась,
солнце тучей затянулось,
загремел из тучи гром,
будто кто разрушил дом,
град пошёл, и в миг единый
землю всю покрыли льдины.
Наступила злая мгла,
день укравшая дотла.
Крик разнёсся по округе.
Марья спряталась в испуге
за кладбищенский забор,
как в густые брови взор.
Страшно ей, но через щели
видит Марья, налетели
ведьмы, бесы к мертвецу
на поклон, словно к отцу.
Слёзы льют, скрипят зубами,
вдруг, упало с неба пламя
и могилу, как стекло,
на осколки разнесло.
Черти радостно завыли,
и поднялся из могилы
вместе с гробом злой колдун.
В сердце кол, словно гарпун,
не даёт ему свободу,
чтоб опять вредить народу.
В наступившей тишине
время шло, будто во сне.
Вдруг, мертвец сказал: «Мне надо
вашу помощь, слуги ада.
Кто безгрешен, подходи, –
кол мне вырви из груди».
Нечисть сникла. Эта братья
не способна снять заклятье:
всякий тут и вор, и тать.
Что с поганых можно взять?!
Захрипел колдун: «Ищите
и ко мне сюда тащите
бабу или мужика.
Ночь уж больно коротка».
Черти с нечистью в испуге
разбежались по округе.
Видит Марья, прямо к ней
ведьмы мчат быстрей коней.
Метлы уросят под ними,
то опустят, то поднимут,
почитай, до облаков
в рваных юбках седоков.
Марья съежилась от страха.
Так боится смерти птаха
в цепких лапах у кота,
так страшится сирота
взгляда мачехи и слова,
бессловесная корова
так боится мужика –
больно плеть его жестка.
В одночасье те старухи,
облепив её, как мухи,
понесли во весь опор
к колдуну на разговор.
Говорит колдун: «Далече
шла ты, девка, к нашей встрече,
не жалела бы еду,
не попала бы в беду.
Были б живы все и здравы,
полны радости и славы,
богатели б с каждым днём».
Марья вспыхнула огнём,
слёзы выступили: «Деда,
не кори меня обедом,
я, считай, что тридцать лет,
вспоминаю тот обед.
Ничего не позабыла:
как гнала тебя, как била,
виновата я во всём,
свой сама сгубила дом.
Если можешь, то хоть детям
дай в добре пожить на свете,
я ж свой крест снесу сама,
не хватило раз ума».
Ей в ответ мертвец: «Подруга,
коль окажешь мне услугу,
я тогда простить готов
твой привет, обед и кров.
Подойди сюда поближе,
наклонись как можно ниже,
кол мне вырви из груди
и домой себе иди».
Марья в страхе и волненье
подошла бесцветной тенью
к гробу, где лежал старик,
призадумалась на миг,
а потом перекрестившись,
крепко за кол ухватившись,
отмахнувшись от всего,
с силой дернула его.
* * *
Рано утром тёплым летом
Марья встала до рассвета,
хоть мягка её кровать,
но уже не время спать.
Летом стыдно нежить тело,
потому как летом дела
у крестьян невпроворот:
свиньи, куры, огород,
козы с овцами, коровы,
пашня, пчёлы, сад фруктовый
и ещё десяток дел
знает всякий земледел.
Марья сладко потянулась:
«Слава Богу, что проснулась,
больно страшный снился сон,
напугал не в шутку он:
колдуны всё да злодеи.
Эй, Иван, вставай скорее,
солнце красное встаёт,
нас давно работа ждёт.
Мы к обеду сварим с Машей
для тебя хоть щи, хоть кашу,
ну, а коль поможет Бог,
сладкий сделаем пирог,
если хочешь, – можем с рыбкой».
«Молодец ты, – муж с улыбкой
обнял Марью, – я с тобой,
как за каменной стеной.
Всё ты можешь и готова
угодить мне вновь и снова,
благодарен я судьбе
и завидую себе».
Неожиданно с полатей
птичка прыгнула к кровати.
Марья крикнула ей: «Чиж,
ты откуда, что молчишь?
Или ты с дороги сбился,
иль от ворога укрылся,
может быть, споёшь, с утра
пожелаешь нам добра.
Ведь не зря ты скачешь дома,
словно друг или знакомый»?
Чиж чирикнул, сел на стул
и в окошко упорхнул.
Марья вдруг загоревала:
«Эту птичку я видала
то ль во сне, то ль наяву,
то ль слыхала чью молву,
но она мне как родная.
Отчего? Пока не знаю.
Ты не ведаешь, Иван»?
«Нет, я спал, как басурман, –
он в ответ, – иль, как девица,
так что было не до птицы.
Правда, видел сон, что мы
вдруг дожились до сумы.
Из-за подлого злодея,
ты пропала, я, жалея,
охранял детей, как мог, –
всё же вскоре в землю слёг».
Марью всю заколотило:
«Значит, это вправду было –
колдовство, скитанья, дед
и мучений тридцать лет».
Подошел Иван: «Причины
я не вижу для кручины,
сон дурной – он всё же сон,
не велик с него урон.
Мы с тобою, видишь, вместе,
дом, скотина – всё на месте,
дети рядом, все живём,
чаша полная – наш дом».
«Коли так, давай за дело, –
Марья вновь повеселела, –
проболтали пол утра,
нагонять часы пора».
И, как белка, закрутилась,
в суете чуть-чуть забылась,
отлетел куда-то сон,
как пустой ненужный звон.
Раскраснелось к полдню солнце.
Марья глянула в оконце
и увидела: старик
шёл деревней напрямик.
Толстой палкой суковатой
пыль пахал он, как оратай
пашет полюшко весной.
С виду страшный он и злой.
Деревенские собаки
взвыли разом, так во мраке
воют волки на луну,
поминая сатану.
Люди деда сторонились,
за спиной тайком крестились,
и не глядя взад, бегом
торопились скрыться в дом.
Дед замешкался немного,
а затем свернул с дороги
и зашёл в соседний дом
без расспросов прямиком.
Марья ахнула, пред нею
промелькнули вновь злодеи
и безумно длинный сон:
«Значит, снова ходит он,
значит, кто-то примет муки
через эти через руки.
Я ж рвала из сердца кол».
Марья рухнула на пол.
Долго нет, она лежала,
но очнулась, быстро встала,
на ходу схватив платок,
побежала за порог
прямиком к соседской хате,
чтобы всё о супостате
рассказать и тем помочь
отвести напасти прочь.
Чуть живая в дверь вбежала.
Что же видит? Среди зала
стол под скатертью стоит,
за столом колдун сидит,
перед ним большая чаша
с маслом сдобренною кашей,
рядом в потной кринке квас,
видно, с погреба зараз.
За столом ее подруга
деда кормит, словно друга,
поднесёт да подольёт.
Дед мурлычет, словно кот,
улыбается хозяйке
да рассказывает байки.
Та хохочет во весь рот
и щебечет в свой черёд.
Марье стул пододвигает:
«Проходи к столу, родная,
не стесняйся, заходи,
с гостем нашим посиди.
Ходит он от края к краю,
много видел, много знает,
слушай только да учись,
как свою устроить жизнь».
Дед жует, а сам кивает,
мол, действительно, всё знаю,
мол, не зря всю жизнь хожу,
попроси и расскажу.
Марья села виновато,
в голове туман и вата,
ничего не разберёт:
