Кот в сапогах - Тик Людвиг (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Он. Призываю в свидетели небеса, землю — что еще? Тебя самое, тебя, что дороже мне земли, неба и всех стихий… Что вам угодно, любезнейший?
Гинц. У меня охота… Нижайше прошу…
Он. Варвар! Кто ты такой, что дерзаешь прервать клятвы любви? Не женщиной ты рожден, не в лоне человечества дом твой!
Гинц. Если вы соблаговолите заметить…
Она. Ну подождите минутку, голубчик, вы же видите — любимый в опьянении стоит на коленях.
Он. Веришь ли ты мне теперь?
Она. Ах, разве я не поверила тебе еще до того, как ты сказал хоть слово? (Нежно склоняется к нему.) Дорогой! Я… люблю тебя! Невыразимо!
Он. Не схожу ли я с ума? О, если еще не сошел, почему я, несчастный, презренный, этого не делаю от столь непомерного счастья? Ужели я стою на земле? Взгляни на меня, дражайшая, и ответь мне: не стою ли я на солнце?
Она. Ты в моих объятиях, и им не разомкнуться боле.
Он. О, пошли! Эта плоская равнина слишком тесна для моих чувств, взберемся на самую высокую гору, дабы оттуда поведать всему миру, как я счастлив!
Оба в спешке и в восторге уходят.
Бурные аплодисменты и крики: «Браво!» в партере.
Визенер (хлопая в ладоши). Любовник здорово выложился… Тьфу, черт, я так хлопал, что ладони горят.
Сосед. Вы слишком неумеренны в изъявлении восторгов.
Визенер. Да, уж я таков.
Фишер. Ах, вот это было для души! Я просто ожил!
Лейтнер. Сцена поистине классическая.
Мюллер. Но так ли уж она необходима для единства действия?
Шлоссер. А мне плевать на единство. Если я плачу, то плачу, и все тут. Сцена была божественная!
Гинц. Что ни говори, а такой чувствительный народ кое на что еще сгодится! Вот они опять ударились в лирику и даже топать перестали. (Озирается кругом.) А улова по-прежнему никакого.
В мешок заползает кролик.
(Бросается к мешку и завязывает его.) Милости просим, дружище! Вот и дичь — причем в некотором роде из моих кузенов. Да, таков уж нынче мир — сын на отца, брат на брата; если хочешь в нем пробиться, дави других. (Вынимает кролика из мешка и засовывает в ранец.) Ай-яй-яй! Надо мне поистине держать себя в узде, чтобы самому не слопать эту дичь. Поскорей завяжу ранец, чтобы обуздать свои чувства. Фи! Стыдись, Гинц! Разве не долг благородных сердец — жертвовать собой и своими склонностями счастью близких? Разве не затем мы живем? А ежели кто не способен на это — о, лучше бы не родиться ему на свет! (Собирается уйти за сцену, но гром аплодисментов и крики «Бис!» заставляют его еще раз повторить последнее красивое место монолога; после этого он отвешивает публике почтительный поклон и уходит с кроликом в ранце.)
Фишер. Какое благородство!
Мюллер. Какая высокая человечность!
Шлоссер. Все это еще способно усовершенствовать нравы. Не то что всякие там балаганы, когда тебя так и подмывает дать автору в морду.
Лейтнер. Я тоже совсем растрогался. Соловей, влюбленные, эта последняя тирада — нет, местами пьеса просто великолепна!
Зал во дворце.
Большая аудиенция. Король, принцесса, принц Натанаэль, повар. Все в парадных костюмах.
Король (сидя на троне). Ко мне, повар! Настал час держать ответ; я сам возьмусь за разбор этого дела.
Повар (опускаясь на одно колено). Да соизволит ваше величество отдать свои указания вашему покорнейшему слуге.
Король. Надо трудиться не покладая рук, друзья мои, дабы король, у которого на шее благо всей страны и бесчисленных подданных, всегда пребывал в хорошем настроении. Ведь если на него найдет дурное настроение, вы и ахнуть не успеете, как он превратится в тирана, изверга, — ибо хорошее настроение способствует веселью, а веселье, по наблюдениям философов, делает человека добрей, в то время как меланхолия потому и должна считаться пороком, что поощряет все другие пороки. И вот, спрошу я вас, в чьей власти сохранить доброе расположение монаршего духа, кому это сподручнее всего, как не повару? Что может быть невиннее кролика? Любимейшее мое блюдо — скромные зверушки, благодаря которым я, пожалуй, никогда бы не уставал даровать счастье моей стране и моим подданным, — и вот эти кролики у тебя в дефиците, злодей! Молочные поросята, одни молочные поросята изо дня в день — я сыт ими по горло, отравитель!
Повар. Не казни, мой король, а дай слово молвить. Господь свидетель — уж я ли не старался раздобыть этих милых беленьких зверушек, я ли не готов был скупать их даже по рыночной цене, — но они как сквозь землю провалились! Неужто мы позволили бы вам усомниться в любви ваших подданных, если бы могли хоть где-нибудь достать этих кроликов?
Король. Не плети словеса, убирайся на кухню и делом докажи, что ты любишь своего короля!
Повар уходит.
Теперь я займусь вами, мой принц, и тобой, дочь моя. Я выяснил, дражайший принц, что моя дочь вас не любит, что она не в силах вас полюбить; она неразумная, взбалмошная девчонка, но настолько-то я ее здравому смыслу доверяю, чтобы понять, что свои причины у нее есть. Она доставляет мне много забот и хлопот, и слезы то и дело застилают мне, старику, глаза, когда я думаю о том, что будет с ней после моей смерти. Сто раз я ей говорил — ведь засидишься! Бери, пока дают! Но она не слушает! Что ж, спохватится, да поздно будет!
Принцесса. Отец мой…
Король (рыдая и всхлипывая). Иди, непослушная, неблагодарная! Своим отказом ты уготовляешь моим сединам (рыдает) преждевременную могилу. (Облокачивается на трон, закрывает лицо мантией и сотрясается от рыданий.)
Фишер. Король все время выпадает из роли!
Входит камердинер.
Камердинер. Ваше величество, там чужой человек, просит, чтобы его впустили.
Король (всхлипывая). Кто еще такой?
Камердинер. Прошу прощения, ваше величество, но на этот вопрос я ответить не могу. Судя по тому, что усы седые, он должен быть старик; опять же лицо все в волосах — вроде бы тоже на старика тянет; но зато глаза такие озорные, а спина такая гибкая, что уж и не знаешь, что подумать; ум за разум заходит. Но человек, видать, состоятельный — в сапожках; а вообще похоже, что охотник.
Король. Введи его. Посмотрим, что за птица.
Камердинер уходит и возвращается с Гинцем.
Гинц. С высочайшего соизволения вашего величества, маркиз де Карабас позволяет себе прислать вам в дар кролика.
Король (в восторге). Кролика? Вы слышали, люди? О, судьба снова смилостивилась надо мной! Кролика?
Гинц (вытаскивая кролика из ранца). Вот, всемогущий монарх.
Король. Ах, — принц, подержите-ка секундочку мой скипетр — (ощупывает кролика) жирный-то какой! Это от маркиза…
Гинц. Де Карабаса.
Король. Какой, должно быть, милый человек! Надо познакомиться с ним поближе. Кто он таков? Знает его кто-нибудь из вас? Почему он держится в тени? Уход ему подобных подрывает мой трон! Я сейчас расплачусь от радости: послал мне кролика! Камердинер, снеси это немедля повару.
Камердинер берет кролика и уходит.
Натанаэль. Ваше величество, я откланиваюсь.
Король. Ах да, на радостях я чуть не забыл! Будьте здоровы, принц; придется вам уступить место другим претендентам, тут уж ничего не попишешь. Адье! Скатертью вам дорога.
