Лайзл и По. Удивительные приключения девочки и ее друга-привидения - Оливер Лорен (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
– Тебе «жаль» – что это значит?
Лайзл попыталась подобрать необходимые слова. Оказалось, не так-то просто:
– Это значит… Ну, то и значит, что жаль. Я имела в виду, что из-за этого мне внутренне нехорошо, неудобно. И я очень желала бы, чтобы ты не чувствовало себя усталым из-за меня.
По перевернулось вверх ногами и вернулось в прежнее положение, продолжая, по всей видимости, теряться в догадках. Потом спросило:
– С какой стати тебе желать что-либо для меня?
– Выражение такое, – сказала Лайзл. Крепко задумалась и добавила: – Понимаешь, люди нуждаются в том, чтобы другие что-то чувствовали насчет них, что-то им желали. Когда просто варишься в собственном соку, становится как-то… одиноко, что ли.
По исчезло в углу и возникло прямо рядом с ней. Потом она ощутила присутствие Узелка – темный мохнатый силуэт у себя на коленях. Призрачный зверек не имел веса, не излучал тепла… и все равно она его чувствовала. Это очень трудно описать. Просто темнота как бы обрела вещественность, став похожей на сверток черного бархата.
По спросило:
– Ты не забыла про рисунок?
Лайзл не забыла. Она приготовила По картинку с поездом, у которого по бокам были огромные оперенные крылья. Образцом для них ей послужили крылышки воробьев, присаживавшихся за окном на вершины деревьев. Лайзл протянула было По свой рисунок, но вовремя вспомнила, что у привидения не было рук, чтобы его взять. Тогда она просто развернула его и показала ему.
Минуту-другую По молча рассматривало нарисованный поезд. Потом, видимо удовлетворившись, сказало:
– Мне удалось найти твоего отца. Он у нас, на Той Стороне.
Узелок то ли тявкнул, то ли мурлыкнул.
А Лайзл даже не знала, что чувствовать – облегчение или горечь, и поэтому испытала оба чувства одновременно. Получилось жутковато – ее как будто проткнули в разных направлениях сразу два острых ножа.
– Ты… ты уверено? Это точно был он?
– Несомненно, – сказало По и отплыло на середину комнаты.
– У тебя получилось… получилось переговорить с ним? Рассказать ему обо мне? – У Лайзл так перехватило горло, что она не говорила, а скорее пищала. – О том, как я скучаю, как мне его недостает? Передать ему от меня «прощай»?..
– Времени не было, – ответило По, и Лайзл показалось, будто она что-то уловила в голосе привидения. Неужели печаль?
А По было и вправду опечалено. На Той Стороне тебя со всех сторон окружают безбрежные океаны времени, но почему-то никогда не хватает минутки сказать или сделать то, что действительно необходимо… Вот только вряд ли следовало рассказывать об этом Лайзл.
Между тем у той так и сверкали глаза. Сквозь переполнявшую ее горечь мощно пробивалась надежда. Пробивалась и порождала невидимое обычному глазу сияние. Для По оно выглядело так, словно внутри Лайзл затеплилась лампа.
Некоторое время она молчала, потом спросила:
– Что это значит? В смысле, почему он оказался на Той Стороне? Почему не отправился дальше… в Иную Жизнь – так это называется?
Привидение пожало плечами.
– Все зависит от обстоятельств, – сказало оно. – А они могут быть самые разные. Я думаю, он еще привязан… привязан к Этой Стороне. Быть может, чего-то ждет…
– Чего же?
Терпению Лайзл быстро приходил конец. Она просто не могла больше выдерживать всякие недомолвки, отговорки и «быть может», ей требовалось знать точно и прямо сейчас, иначе хоть головой в стену! Ей было жизненно необходимо увидеть отца, спросить его… Как тяжело! Ей хотелось сжаться в комочек, покрепче зажмуриться и заснуть…
Но По по-прежнему стояло поблизости и смотрело на нее, и Узелок все так же ощущался непроглядно-бархатным клубком на коленях. Так что зажмуриваться и засыпать было нельзя.
А По думал о мужчине, который, шаркая ногами, прошел мимо него в нескончаемой череде новоприбывших душ. Человек покачивал головой, и волосы у него торчали в разные стороны – так бывает, когда ты сладко спишь, а тебя внезапно и грубо расталкивают. Помнится, он вел разговор с душой, топавшей непосредственно следом, и раз за разом рассказывал одну и ту же историю. Это было общее свойство всех недавно умерших. У них сохранялась привычка разговаривать между собой вслух. Они еще не выучились общаться без слов, не постигли языка глубочайших вселенских бездн, бессловесных ритмов, движущих по орбитам планеты, речи, порождающей дыхание и бытие.
– Он рассказывал о какой-то иве, – сказало По наконец. – Об иве у озера. Он очень хотел снова там оказаться.
Сердце Лайзл так и сжалось в груди. Некоторое время она не могла выговорить ни слова. Зато потом у нее вырвалось:
– Так ты и правда не врешь! Тебе действительно удалось свидеться с ним!..
– Конечно, не вру! – Контуры По так и заволновались. – Привидения никогда не врут. Да и зачем бы нам?
Лайзл даже не заметила некоторую обиду в голосе По.
– Я помню! – сказала она. – И эту иву, и озеро! Там моя мама похоронена! Мы туда часто ходили, прежде чем… прежде чем… – Лайзл так и не смогла выговорить: прежде чем мой папа встретил Августу; прежде чем мы переехали в Заупокой-Сити; прежде чем он начал болеть; прежде чем Августа перестала выпускать меня с чердака.
Она почти успела забыть, что в ее жизни имелось какое-то «прежде».
А вот теперь вспомнила. И, крепко зажмурившись, стала спускаться с башни, этажами в которой были месяцы, проведенные взаперти. Комнаты, открывавшиеся ей по пути, были до того пыльными и темными, что заглянуть в них удавалось лишь мельком. Но вот наконец показалось то, что она искала. Отец ведет ее в тень огромной густой ивы, и на щеках у него пляшут отблески зеленого света. А вот и ощущение зеленого бархата уже на ее собственной щеке: это она прижимается к нежному мху, укрывшему мамину могилу. А вот еще… Если повернуться влево и как следует сосредоточиться, перед глазами с абсолютной живой реальностью встают отцовские добрые голубые глаза, уютная грубоватость его обнимающих рук и этот голос возле уха, произносящий: «Когда-нибудь я вернусь сюда, чтобы снова улечься рядом с твоей мамой…»
– Тогда солнце еще светило, – выговорила она. И осознала, как давно ей не доводилось произносить слово «солнце». От него даже привкус оставался во рту – такой странный, очень легкий…
Лайзл давно сбилась со счета, но солнце не показывалось вот уже одну тысячу семьсот двадцать восемь дней. В какой-то момент небо просто затянуло облаками. Так не раз происходило и раньше, поэтому никто особо не забеспокоился, ведь завтра тучи обязательно разойдутся. Ну там, в худшем случае, послезавтра. Или послепослезавтра. Короче, небо точно уж когда-нибудь да прояснится!
А вот и не прояснилось. И с тех пор успело пройти не один, не два и даже не три дня, а целых тысяча семьсот двадцать восемь. Иногда шел дождь, а когда наступала зима, валил мокрый снег или град. Не было только одного – солнышка в небе.
Трава сперва пожухла, потом сгнила и наконец стала неотличима от грязи. Цветы попрятались глубоко под землю и впали там в спячку, ведь все равно их семена не смогли в свой черед процвести. Весь мир принял скучный серый оттенок, не исключая и людей. Все сделалось тусклого цвета безнадежно переваренных овощей. Кое-как вызревал и давал урожай один только картофель. Люди по всему свету страдали от голода.
Голодали даже те, кому приходилось полегче, то есть богатые. Правда, они сами не взялись бы сказать, какого рода был их голод. Они просто просыпались по утрам с ощущением грызущей пустоты то ли в животе, то ли в груди, пустоты столь свирепой, что она высасывала их изнутри и лишала здоровья. Бывало, люди вдруг сгибались пополам с криками боли, у них кружились головы, их тошнило…
– Это было давно, – прервал размышления Лайзл голос По.
– Еще давнее, – ответила Лайзл, и ей опять стало тяжело. Она трижды четко повторила про себя слово «невыразимо», со вкусом вслушиваясь в каждый его слог. Это слово почему-то напоминало ей мягкие холмики взбитых сливок – еще одно воспоминание из раннего детства, от которого ей стало чуточку легче.
