Стража Лопухастых островов - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
Услышав о путешествиях, Казимир Гансович вздохнул (по-гусиному, разумеется). Потому что с дальними перелетами у него дело не клеилось. Понимал, что до Африки не дотянуть.
– Ты, Казя, потерпи еще малость, одну зиму, – сказал гусю Жора. – Вот наладит наш невидимый народ жизнь на острове, а потом начнем путешествовать по белу свету. С будущей весны. Нам ведь в пути много не надо, была бы компания хорошая. И ты с нами. Мы по травке, ты по воздуху. Устанешь – присядешь мне на плечо… Чего тебе какие-то незнакомые гуси? А с нами ты подружишься обязательно…
Лапоть подтвердил Жорины слова:
– В самом деле, Казимир Гансович. С дикими гусями у вас может возникнуть психологическая несовместимость, а с ребятами вы всегда находите общий язык. Неважно, что они будут невидимые. Все равно лопухастые…
– Га?.. Ого-го… – отозвался Казимир.
– А мы – на ступе! – сказал Генка и бултыхнул ногами.
– Если разрешит Ядвига Кшиштовна, – охладил его энтузиазм разумный Соломинка.
В самом деле, Ядвига Кшиштовна разрешала ребятам летать на ступе не очень-то охотно.
– Пока раз в две недели, не чаще, – ответила она на их просьбы. – А дальше будет видно… – Судя по всему, она опасалась, что лопухастый экипаж посворачивает себе шеи. Спорить и упрашивать ребята не решались…
Но можно путешествовать и на «Репейном беркуте»! Пусть не так далеко, как Жора со своим невидимым народом, но все равно интересно! Власик, например, предлагал отправиться на поиски живущего в Плавнях дракона. Чтобы подружиться с ним и снять про него фильм. Теперь-то, с помощью стекол Ядвиги Кшиштовны, на видеопленке записывались все здешние чудеса. Власик наснимал уже множество всяких эпизодов с кнамами, квамами, книмами, чуками и прочими удивительными жителями здешних мест. И некоторые из них стали его приятелями. Это Власика (и его друзей тоже) радовало…
Но случалось, что Власик грустил. Не участвовал в обсуждении будущих плаваний и в разговорах, когда вспоминали приключения на Одиноком Петухе. Что поделаешь, письма от отца приходили редко. В грустные минуты Власик сидел молча, только болтал в воде ногами и тихонько насвистывал. Все смотрели на него с пониманием. Особенно Степка.
Степка порой тоже грустила.
А однажды она сказала такое… у Иги даже холодок по спине.
– Жора, – сказала Степка, – а как ты думаешь, нельзя ли превратиться в гипсовую девочку? Может быть, есть такое колдовство?
– Зачем тебе? – изумился Жора.
– Ну… потом кто-нибудь меня разбил бы… И я стала бы такой, как ребята с этого фонтана. И жила бы с вами… Забавно, да?
Невидимый Жора крякнул и ничего не сказал. И остальные молчали. Только Пузырь, кажется, что-то бормотнул под нос. Вроде как «ну, ты даешь…» Ига быстро глянул на Степку, опустил глаза и сильно заболтал в бассейновой воде ногой. В тишине вода громко бурлила. «А как же я?.. Эх ты, Степка…»
Потом они вместе шли домой, и Степка дергала подол уже изрядно потрепанного зеленого платьица с белыми загогулинами. И смотрела на свои пыльные, надетые на босу ногу сандалии. А Ига – на свои растоптанные кеды.
Наконец Степка подышала сквозь дырку от вырванного зуба и сказала.
– Ты обиделся…
– На что? Не выдумывай…
– Не притворяйся, ты обиделся. Когда я сказала, что хочу сделаться гипсовой.
«Больно надо мне обижаться на девчоночьи глупости», – хотел сказать Ига. И вдруг понял, что врать ни к чему.
– Да! Потому что… значит, тебе плохо с нами, со всеми? И… со мной…
Степка опять втянула воздух сквозь дырку от зуба.
– Ига, мне хорошо… пока день. А вот приду сейчас в тот дом. И будто в холод…
Ига поежился. Понял. И не знал, что сказать. Пнул попавшуюся на асфальте пивную пробку. Она взлетела и радостно сверкнула под фонарем, хотя радоваться было нечему.
– Что ли… так уж совсем худо?
– Дед молчит, бабка молчит. Скажет только: «Иди ешь, там на кухне картошка и молоко»… А потом лежишь под одеялом, а кругом совсем пусто. Даже кошки в доме нет, чтобы подошла и чтобы погладить…
«Сейчас заплачет», – испугался Ига. Степка не заплакала, выговорила шепотом:
– Забавно, да?
И это было еще хуже.
– Степка, а дед и бабка… неужели совсем тебя не любят?
– Не знаю. Наверно, им все равно…
– А они… чьи родители? Мамы или отца?
– Папины. Только они не хотели, чтобы он на маме женился. А когда он все-таки женился, дед сказал: «Ну, тогда пускай сын у вас будет, мой внук». А появилась я… Забавно, да?
– Ничего не забавно! Какая разница!
– Для деда есть разница… Ига, да ты не думай, что они обижают! Заботятся даже…
– Ага, вижу я, как заботятся. Готова даже, чтобы на куски расколотили, только бы в тот дом не возвращаться…
– Я же пошутила.
– Оно и видно…
– Ига, а дом… он тоже стал чужой. Будто сердится на меня. Наверно, обиделся, что я ключ от кладовки потеряла. Поднимаюсь по ступенькам, а они скрипят так недовольно…
– Ключ-то мы найдем, – пообещал Ига, хотя понятия не имел, где его можно отыскать.
– С кладовкой было лучше. Спрячешься там и почему-то веселее делается…
«Ночью-то сидеть в кладовке не будешь, – подумал Ига. – Да и вообще… где спрячешься от одиночества…»
И, наверно, не надо было про это, но Ига не удержался:
– Степка, а она … не пишет?
– Одно письмо было, коротенькое. Про то, что должна задержаться в Улан-Удэ на долгое время. Это называется «независящие обстоятельства». Да знаю я эти обстоятельства. Им я тоже не нужна.
– Тебе и нельзя уезжать из нашего климата!
– Ну да. Никуда нельзя, нигде нельзя…
– Степка, ну чего ты! Скоро опять поплывем в экспедицию, дракона искать!.. А хочешь, я тебе котенка дам? Мне вчера его Генчик подарил. Рыжий такой. Шерсть торчит, будто иголки у ежа. Я его так и назвал – «Ёжик»… Хочешь? Будет ночью урчать-мурчать рядышком.
– Ага, я хочу… только бабка не разрешит. Она кошек терпеть не может, говорит, что пачкают в доме. Забавно, да?
– Очень! – в сердцах сказал Ига. – Забавнее некуда.
– Да ты не расстраивайся, – по взрослому утешила Степка. – Как-нибудь переживем…
Потом она помахала ему от калитки и ушла в сердитый на нее старый дом. А Ига пошел домой. Шел и думал, какой он бессовестно счастливый. Придет домой, и там его ждут. И сперва слегка влетит от мамы за то, что опять «искал где-то ночных приключений», а папа расскажет, как он в свои лопухастые годы тоже возвращался домой в темноте, потому что любил сидеть с приятелями у разведенного в овраге костра или носиться в заросших переулках.
– Мы играли тогда в «чурки-искалки». Это не то что нынешняя ваша «скройся-умойся».
– Ой, да они похожи! И мы в них теперь почти не играем, это для первоклассников.
– Да, а наше ненаглядное чадо ужасно взрослое, – скажет мама папе. – Ты знаешь, что они затевают новую экспедицию? На поиски дракона!
– Ну так что, – скажет папа. – Дракон этот, говорят, вполне интеллигентный, травоядный…
– Говорят! А знает ли это сам дракон?.. Я опять несколько дней буду как на иголках.
– Мама! У нас же мобильный телефон. Если дракон нас сожрет, мы сразу сообщим!
– Сейчас получишь по загривку!
Потом Ига уляжется в постель, сладко вытянув ноги (они, хотя и натертые волшебной ржавчиной, к ночи все-таки малость гудят), прихватит книжку про рыцарей Круглого стола, включит на краю стола желтую лампу. Растрепанный котенок Ёжик прыгнет ему на грудь и заурчит, царапая коготками одеяло… А Степка? Она-то что делает в эти минуты? Про что вспоминает? О чем молчит?
Утром Ига побежал к Степке. И увидел на дворе деда. Обычно там хозяйничала бабка – то белье развешивала, то половики хлопала, а сейчас – дед. Зачем-то перекладывал с места на место березовые кругляки у забора. Оглянулся через плечо.
– Здрасте… – выговорил Ига. С дедом он встречался редко и никогда не разговаривал. Тот выпрямился, держась за поясницу. Качнул гладко причесанной седой головой, сказал не сердито, но и не улыбчиво: