Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Задумчивая грусть мягко щекотнула Васю, прогнала прежнюю веселость. Он оглянулся — нет ли кого поблизости? — сдернул с левой ноги кроссовку и носок и осторожно вдавил ступню в сырой мягкий бетон, рядом с дощатым поребриком. Зачем? Он и сам не мог объяснить. «И меня уже не будет, а след сохранится…»
Вася постоял с минуту, глядя на отпечаток с круглой пяткой и слегка оттопыренным большим пальцем. Особой печали он не чувствовал, но задумчивость не уходила. Потом Васе показалось, что сзади зашуршали сухие стебли. Он быстро обернулся. Никого не было.
Вася торопливо натянул носок и башмак и заспешил на Луговую улицу — самую короткую дорогу к школе. Наверно, уже пора… На перекрестке Луговой и Савельевской Вася глянул на большие часы над аптекой. Какое там «пора»! Уже «сверхпора»! Вот это поохотился!
До школы оставался квартал, но времени уже — ни полминутки. Вася помчался. Царапины на ногах зудели, но некогда было почесаться.
ЛЕСТНИЦА
Он опоздал. По часам в школьном коридоре было видно, что уроки начались две минуты назад. Ну ладно, Полина Аркадьевна скажет «больше не опаздывай», только и всего. Вася сдернул панаму, сунул ее под погон и бросился к лестнице.
— Стоп, козявка! — На нижних ступенях возник дежурный. Здоровый такой парень из девятого или десятого. Лицо его было похоже на свежий каравай с проткнутыми пальцем дырками. — Куда это ты, такой красавчик?
— Пусти!
«Каравай» не пустил. Для того дежурные и поставлены (и даже специально освобождены от уроков), чтобы разбираться с нарушителями.
— Как твоя фамилия?
Подумаешь, испугал! Пусть записывает!
— Перепёлкин моя фамилия, из второго «А». Пусти!
— Ну какой же ты Пере-пёлкин? Ты еще не «пере…», а «не-до…». Недо-пёлкин, — снисходительно разъяснил «Каравай».
— Сам такой, — сказал Вася. Потому что понимал: драться здесь этот тип не посмеет. Пусть попробует, Вася такой крик поднимет — все школа сбежится!
Но дежурный благожелательно разъяснил:
— Я не такой. Я как раз «пере…». Пере-верзев. Не слыхал?
— Не слыхал. Пусти, мне в класс надо.
— В класс надо приходить вовремя и в форме, — с удовольствием сказал большущий Переверзев. — А ты с такими карманами. Не знаешь закона? — Он приготовился было скучать сорок минут, а тут вдруг развлечение. — Ну-ка, что у тебя там? Сигареты? Наркотики? Валюта? — И дежурный потянулся к оттопыренному карману на штанах. Там был пластмассовый аппаратик.
«Отберет! Скажет — посторонняя вещь…»
Известно, что Вася не был храбрецом. Но постоять за свои права он все же умел.
— Не лезь! Не имеешь права обыскивать!
— Суслик, — ласково сказал Переверзев. — Это не обыск, а досмотр. Уяснил?
— Все равно не имеешь права! Ты не милиция! Пусти!..
Но «Каравай» ухватил его за плечо.
Вася присел, вырвался и бросился в другой конец коридора, там тоже была лестница. И дежурного на ней не оказалось.
— Стой, бактерия, хуже будет! — вопил вслед «Каравай». Но Вася понимал: хуже не будет. Пусть этот тип только сунется за ним в класс, Полина Аркадьевна ему покажет!
Ах, кабы знать! Когда Вася с разбега взлетел на второй этаж, он чуть не врезался в самого Валерьяна Валерьяновича!
Можно сказать, что вот здесь и берет начало история с колесом (вернее, с Колесом). С этого момента начался путь, который свел вместе Колесо и Перепёлкина. Но тогда Вася ни о чем не догадывался. Он просто остановился с размаха, как пришпиленный к месту. И ослабли коленки.
Длинный и худой Валерьян Валерьянович с высоты устремил взгляд на нарушителя.
— Извините… — пробормотал Вася.
— Любопытно. За что же я должен тебя извинить?
— Ну… что быстро бежал.
— Вот как. А почему же ты так бежал?
— Потому что в класс опаздываю… — Вася печально смотрел на узкие блестящие туфли завуча.
— Хорошо. Но, поскольку ты у ж е опоздал, задержись еще немного и ответь на такой вопрос…
В этот миг возник рядом запыхавшийся Переверзев.
— Валерьян Валерьяныч! Это Перепёлкин из второго «А»! Мелкий, а такой нахальный! Я говорю: «Почему без формы?», а он…
— Кстати, в самом деле: почему ты не в установленной одежде?
— Сожгли утюгом. Нечаянно, — вздохнул Вася. — Вчера вечером. А новую ведь сразу не закажешь. И денег нет, и вообще… никакого расчета. Скоро каникулы, а за лето я вырасту. Дети летом быстро растут, особенно руки и ноги… — И Вася для убедительности покачал согнутыми в локтях руками. Длинным рассуждением он рассчитывал смягчить завуча.
А тот… непонятно, смягчился или нет.
— Ну что же, в твоем объяснении есть некое рациональное зерно. Однако мне хотелось узнать о другом. Почему ты поднялся не по той лестнице?
Ох… Вася опять обмяк. В самом деле, он ведь нарушил строжайший закон! Еще зимой, после новогодних каникул, Валерьян Валерьянович всем предписал подниматься на этажи только по правой лестнице, а спускаться только по левой.
Чтобы не было на ступенях лишней суеты и опасных столкновений. Такое правило полагалось выполнять даже учителям. Но с них-то не спрашивали строго, а если нарушит ученик — ох какой скандал сразу!
Может быть, в таком законе и было «рациональное зерно». Однако это если на шумных переменах. А если пусто в коридорах…
— Я торопился… А на т о й лестнице стоит вот этот… и не пускает. Говорит, досмотр какой-то. А разве он имеет право?! — Вася ощутил в глазах нехорошую сырость, но уже не опускал взгляда.
— Права дежурных оговорены школьным уставом, — уклончиво сообщил Валерьян Валерьянович. — А что касается тебя, Перепёлкин, то нарушение следует исправить. Сейчас ты спустишься на первый этаж, поднимешься, как положено, по той лестнице и после этого ступай к себе в класс. Можешь сказать Полине Аркадьевне, что я просил не наказывать тебя за опоздание.
И только-то?! Вася обрадованно поправил лямки рюкзачка. Глянул вниз по ступеням. Почти уже сделал шаг и… не шагнул. Спросил:
— А зачем?
— Что «зачем»? — сдержанно удивился Валерьян Валерьянович. А дежурный Переверзев хихикнул и замигал.
— Зачем спускаться и подниматься, если я уже здесь? И класс мой рядом.
— Затем, что так положено. Ты поступил неправильно и теперь должен исправить то, что нарушил.
— Я не понимаю, — вздохнул Вася.
— Что? Ты? Не понимаешь?
— Не понимаю, что исправлять. Вот если бы я разбил стекло, надо было бы его вставить. Или деньги заплатить. Если бы намалевал что-то на стенке, надо было бы покрасить. А здесь-то что? Спущусь, поднимусь и опять окажусь вот тут. Тогда зачем идти?
— Считай, что это тебе в назидание.
— Как носом в угол, что ли? — тихо спросил Вася.
— Ну… если угодно, считай, что именно так.
Переверзев опять деликатно хихикнул.
Вася почесал кроссовкой изжаленную щиколотку и стал смотреть в сторону. И сказал совсем уже тихо:
— Не пойду…
— Не пойдешь? Вот как?
— Да, — шевельнул губами Вася.
— Можно узнать почему?
— Потому что я не виноват… Я хотел подняться по той… а там вот этот… не пустил… — Ясно, что Васины глаза были совсем уже на мокром месте. Он, кажется, даже чуть всхлипнул. Но упрямо закусил губу.
— Сейчас о н не будет тебе мешать, — пообещал завуч. — Можешь идти спокойно.
— Нет…
— Что «нет», Перепёлкин?
— Не пойду… — сказал он через силу.
— Валерьян Валерьяныч, давайте я его за шиворот! Вниз и вверх! — предложил свои услуги Переверзев. — В нем же весу, как в блохе!
— Ни в коем случае! Применение физических мер воздействия запрещено гимназическим уставом. По крайней мере, пока… — (Может быть, завуч Игупкин вспомнил английские школы, где виноватых, говорят, и в наши дни лупцуют линейками по ладоням, и надеялся ввести это правило здесь.)
— Да я легонько, — настаивал Переверзев.
— Отправляйся на свой пост. А Перепёлкин пойдет по лестницам сам. Он это должен.
