Циркус - Лосев Владимир (мир книг TXT) 📗
— С чудищами я уже тоже боролась, — вздохнула Паля. — И троллями, и с орками, и с гарпиями. Мне чудища совсем не нравятся, они глупые, и все время всех есть хотят. Лучше давайте что-нибудь сделаем хорошее…
А то ещё расскажут всем про меня, что я стала злая волшебница, и тогда другие волшебники придут со мной бороться. А я не хочу со своей мамой бороться, она же у меня добрая волшебница, хоть и ведьма, да и папа тоже добрый…
— Какая же ты глупая, одно слово, девчонка, — сказал Кноп. — Вот теперь и будешь помирать от голода.
— Ничего, — сказала Паля. — Я, может, ещё что-нибудь придумаю, я вот уже стулья и столы умею делать. Может, им в деревне стулья нужны? Тогда я им сделаю, и они нам еды дадут.
— А я ещё ничего не умею делать, — сказал с обидой Кноп. — Он меня ничему не научил, он только тебя учит.
— Ну, пока мы ещё не умерли от голода, — улыбнулся Гром, — давайте будем учиться комнаты делать. Вот, Кноп, посмотри, что Эта нарисовала. Может быть, это нам пригодится. Может быть, и в деревне потом дом построим…
Мальчик взял Палину книгу, посмотрел её рисунок и недовольно сморщил нос.
— Какие-то она маленькие комнаты нарисовала, а я хочу себе большую комнату, такую же, как у меня дома.
— Если хочешь себе большую, нарисуй, а мы с Этой подождем.
— И нарисую. Ты думаешь, что только она умеет рисовать? Я ещё лучше нарисую, — сказал Кноп, достал свою книгу и, пыхтя от напряжения, стал рисовать палочкой в своей книге.
Он нарисовал огромную комнату, больше, чем все другие комнаты, вместе взятые, и Пале пришлось эту комнату перерисовывать к себе в книгу, а потом к ней пририсовывать другие, иначе, эта комната никак с другими не соединялась. Ей даже пришлось ещё один коридор пририсовать и получился уже совсем большой дом.
А потом Гром сказал им заклинание, как делать стены, оно оказалось совсем простым, нужно было только уговорить камни, чтобы они стали стенами, а не просто горой.
Кноп первым захотел сделать волшебство, но у него вышло плохо, даже, можно сказать, совсем плохо. Камни отовсюду начали сыпаться и сверху, и сбоку, вся пещера этими камнями завалилась. Камни бы и на них упали, если бы Гром не успел что-то прошептать, и камни стали падать рядом, их не трогая.
Падали, падали, все выше и выше, а потом и сверху упали, и получилось, что они оказались внутри горы, в совсем маленькой пещерке, и в которой не было ни входа ни выхода.
Кноп опять рассердился, и стал кричать, что Гром неправильное заклинание ему сказал, а Паля испугалась, что камни её домовенка завалили, и теперь он, может быть, даже уже где-нибудь под камнями умер.
Поэтому, пока Кноп на старичка кричал, она тихо произнесла заклинание, представляя, как камень сам ложится туда, куда она нарисовала. Это было трудное волшебство, она даже вспотела и устала потому, что камни были очень тяжелыми и никак не хотели ложиться туда, куда нужно.
Она и глаза закрыла, чтобы лучше видеть, где и как камень ложится, почему-то с закрытыми глазами было лучше видно, а когда открыла, то восторженно ахнула. Пещеры больше не было, а был красивый и светлый дом, в окна заглядывало солнце, а пол был ровным, светлым и чистым.
— Ну вот, — сказал обиженно Кноп, — опять у этой ведьмы все получилось, наверно это потому, что она глупая. Глупые, они же совсем не думают, поэтому у них все легко получается, а у меня плохо получается, потому что я умный…
Но Паля его не стала слушать, а побежала по коридору в свою комнату, туда, где она её нарисовала. Там уже стояла её кровать, совсем целая и невредимая, словно на неё камни не падали. Даже подушка и одеяло совсем не помялись.
Паля посмотрела под подушкой и одеялом, но домовенка там не было, не было его и под кроватью. Тогда она зашла в комнату, где была ванна, но и там его не было, только вода журчала, падая с потолка, словно маленький водопад.
Пале стало очень грустно, она села на кровать и заплакала. Ей было очень жалко своего домовенка.
— Он же был ещё такой маленький, — сказала она сама себе сквозь слезы, — и совсем не виноват в том, что Кноп — плохой волшебник. Домовенок, он был даже немного добрый, и ничего плохого не делал, только спать не давал, и щипался, и ещё больно царапался, когда на меня лез, и ещё…
— Что ты все врешь! — неожиданно услышала Паля знакомый тоненький голосок. — И ничего я не щипался, и не царапался, а спать я тебе не давал всего один раз…
— Два раза, — сказала Паля и радостно улыбнулась. — Первый раз, когда мы ещё дома жили, а второй раз сегодня утром…
— То, что было дома, здесь не считается, — сказал домовенок, вылезая из небольшой норки, рядом с кроватью. — И зачем ты про меня все врешь, да ещё плачешь? Тебя же все равно никто не слышит…
— Ага, никто не слышит, — сказала Паля, вытирая слезы. — А ты вот услышал…
— Я уже тебе говорил, что меня для того к тебе и приставили, чтобы я за тобой присматривал, чтобы ты в какую-нибудь беду не попала. Я и сейчас присматривал, просто так получилось, что я ещё и подслушал.
А сейчас я пришел посмотреть, не случилось ли что с тобой, потому что тут знаешь, как страшно было. Вся гора затряслась, камни с неё вниз повалились, и всю пещеру завалили. Я так испугался, что убежал в лес, хоть я лес совсем не люблю. А потом гора снова затряслась, камни начали прыгать друг на друга, как бешеные, и сделали из себя стены и дом, я и побежал тебя искать потому, что думал, что тебя камнями завалило.
— А я думала, что это тебя завалило, — сказала Паля.
— Обрадовалась наверно? — спросил домовенок, забираясь на кровать. — То-то тут сидела, плакала от радости и рассказывала, какой я плохой. Только не знаю, кому ты тут все врала, все равно здесь нет никого. Я и сам не знаю, почему тоже рад, что тебя не завалило, ты же противная и глупая, и всякие гадости про меня рассказываешь.
Я вот уже думаю, что, если бы тебя по-настоящему завалило, я бы сейчас домой пошел, и не надо было бы мне здесь жить.
— Я тоже рада, что с тобой ничего не произошло, — сказала Паля. — Хотя, если тоже подумать то, если бы тебя завалило, мне бы, наверно, другого домовенка прислали, поумнее, чем ты.
— Ага, обрадовалась. Я, может, самый умный домовой и есть. Может, умнее меня никого и нету, и тебе бы прислали какого-нибудь дурачка, вроде моего двоюродного брата. Он даже волшебника от обыкновенного человека отличить не может, он и про тебя сказал, что ты — умная и хорошая. Правда, дурачок?
— Ладно, ладно, — сказала Паля, — ври, ври, да не завирайся, ничего ты не умный, да и я, наверно, тоже. Ты лучше скажи, почему тебя прислали за мной присматривать, а за Громом никто не присматривает, он же, ты сам сказал, совсем чокнутый?
— И за ним присматривают, и за тобой, — сказал домовенок, поудобнее устраиваясь на подушке. — За ним может ещё больше присматривают, только никто не видит, кто это…
— Ты хочешь сказать, что и у Грома домовой есть?
— Есть, — сказал домовенок. — Только он уже старый, и с длинной бородой ходит, но очень шустрый, это он меня в лес утащил, говорит, сейчас опять волшебство будут делать. Лучше, говорит, убежать, а то всякое случается у этого чокнутого. И правду сказал, всякое и случилось.
— А почему я этого домового никогда не видела? — спросила Паля.
— А его никто не видит, он прячется тут по разным углам, потому что он давно уже с этим чокнутым волшебником поругался, и теперь они друг с другом не разговаривают.
— А из-за чего они поругались?
— Ну, старый домовой сказал, что из-за вас.
— Как же могли поругаться из-за нас, если нас здесь раньше не было?
— Ну, не то чтобы совсем из-за вас, а из-за всех учеников, которых сюда присылают учиться на волшебников. Они же тут чего только не придумывают, старый домовой говорит, что иногда очень страшно даже бывает, и я ему верю.
Один ученик, он рассказывал, поймал мышку и сделал её такой большой, что она стала размером с орка. Так она, говорит, тут за всеми гонялась, чуть всех не съела. Теперь старый домовой мышей совсем не любит, и их всех из дома выгнал. Теперь здесь даже летучих мышей нет, он и их тоже прогнал, чтобы их какой-нибудь ученик во что-нибудь страшное не превратил.
