Русские народные сказки (Илл. Р. Белоусов) - сказки Народные (полные книги .TXT) 📗
Ничего им девица не ответила, закраснелась, к себе в светелку убежала.
Только стали с той поры сестры подсматривать, стали сестры подслушивать и увидели, как на вечерней заре к ней сокол в окно влетел. Вот и задумали они недоброе. Знать, сердца у них были злые и завистливые.
Вот раз вечером распахнула девица ставень и поставила на окошко цветочек аленький, а сама прилегла на лавку, да и заснула крепко-накрепко.
Тут злые сестры воткнули на окне ножи крест-накрест, а подоконник иголками утыкали.
Прилетел Финист — ясен сокол, на ножи наткнулся, грудь себе изранил, крылышки подрезал, ножки искровянил.
— Прощай, — говорит, — красная девица! Спасибо тебе за любовь твою! Всю грудь мне изранила, крылья подрезала, сердце искровянила. Улечу я теперь за тридевять земель, в тридесятое царство, в далекое государство. Пожалеешь, покаешься, да поздно будет. Не найти тебе Финиста — ясна сокола, не вернуть тебе любви моей. Разве три пары сапог железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три хлеба каменных изгложешь.
Застонал он тут стоном страшным, и на стон его по всему городу колокола медные пооткликнулись. Проснулась девица, видит — нет около нее Финиста — ясна сокола. Ставеньки растворены, торчат на окне ножи острые крест-накрест, и каплет с них кровь горячая прямо на цветочек аленький, а перышками все окно усеяно, — его перышки радужные. Что тут делать?
Заплакала девица, пошла к кузнецу, в пояс ему поклонилась, приказала ему три пары сапог железных, три посоха чугунных исковать, взяла три хлеба каменных и в путь отправилась.
Уж не раз заря занималась, росами медвяными умывалась, облаками облачалась, звездами застегивалась, а девица все идет, все идет, а лес все чернее, все гуще, верхушками в небо вьется.
Уже сапоги железные истоптала, посох чугунный изломала, хлеб каменный изгрызла, а конца пути-дороги все нет.
Вдруг глядит — стоит избушка на курьих ножках, туда-сюда поворачивается.
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом: мне в тебя лезть и хлеба есть.
Повернулась к ней избушка передом; вошла в нее девица, а там Баба-яга лежит на печи, на девятом кирпиче.
— Фу-фу-фу, — говорит, — раньше русского духу было слыхом не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух по свету шляется, в нос бросается.
Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.
Ну, Баба-яга ее пожалела, накормила, напоила и спать уложила. А утром рано-ранешенько разбудила и дала ей подарочек — золотое блюдечко, серебряное яблочко.
— Иди, — говорит, — к моей старшей сестре; она по Руси летает, больше меня знает. Может, она тебе путь укажет.
И пошла девица дальше.
Она день идет и другой идет. Она год бредет и другой бредет, а лес все темней, все гуще, верхушками в небо вьется. Уже вторую пару сапог железных истоптала, второй посох чугунный изломала, второй хлеб каменный изгрызла.
Вдруг видит — стоит избушка на курьих ножках, туда-сюда поворачивается.
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом: мне в тебя лезть и хлеба есть.
Повернулась к ней избушка дверью; вошла в нее девица и ахнула. Лежит там Баба-яга — костяная нога в углу на печи, на девятом кирпиче, правое ухо под себя подложила, левым покрылась, а нос в потолок врос.
— Фу-фу-фу, — говорит, — что это такое? Раньше русского духу было слыхом не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух по свету шляется, в нос бросается. Ты что, девица? От дела лытаешь, али дела пытаешь?
Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.
Ну, Баба-яга ее пожалела, накормила, напоила и спать положила. А на утро разбудила и дала ей два подарочка: серебряное пяличко с золотой иголочкой да хрустальный молоток и бриллиантовые гвоздики.
— Иди, — говорит, — к моей старшей сестре; она по всему свету летает, все страсти-напасти знает, может, она тебе путь укажет.
И пошла девица дальше.
Идет она через леса дремучие, через пески зыбучие, через долины широкие, через потоки глубокие. Она год идет и другой бредет. Уже третью пару сапог железных истоптала, три посоха чугунных изломала, три хлебца каменных изглодала. Забрела в лес дремучий. И пути-дороги не видно, и спросить некого. Только кукушка кукует лесная, бездомная.
— Сестрица моя, сестрица, серая птица, тебе век куковать, а мне горе горевать, по лесам скитаться, слезами умываться, Финиста — ясна сокола искать.
Вдруг слышит — земля дрожит, ходуном ходит. Баба-яга в ступе летит, пестом погоняет, помелом след заметает. Увидела девицу, оземь грохнулась, громким голосом крикнула:
— Ты что в моем лесу делаешь? От дела лытаешь, али дело пытаешь?
Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.
— Пять лет я шла, пять царств прошла, на этом месте все царства кончаются.
Ну Баба-яга — костяная нога ее пожалела и говорит:
— Знаю я Финиста — ясна сокола, он сейчас на заморской царевне жениться собирается. Иди, девица, не мешкай, ног не жалей, костей не береги; вот тебе клубочек маленький — брось его на дорогу: куда клубочек мой покатится, туда и путь держи.
Обрадовалась девица, Бабе-яге — костяной ноге в пояс поклонилась и в путь отправилась.
Бросила клубочек наземь; клубочек катится, лес расступается, девица вслед идет. А лес все реже и реже, вот и море синее, раздольное, а над ним, как жар, горят золотые маковки на высоких теремах белокаменных.
Села девица у синего моря, стала серебряным яблочком по золотому блюдечку покручивать. В правую сторону повернет, а на блюдечке все города заморские видны; в левую сторону повернет, а на блюдечке все звери заморские видны. Собрался народ; дивуется. Вышла и царевна из дворца с мамушками да с нянюшками, с. прислугами да служанками! Стала блюдечко да яблочко торговать. Ничего не хочет девица — ни серебра, ни золота.
«Пусти да пусти с Финистом — ясным соколом час перебыть».
Рассердилась царевна, а забаву хочется. Побежала она к Финисту — ясну соколу, приласкала его, приголубила да в волосы ему волшебную булавку засунула. Заснул Финист — ясен сокол непробудным сном. Тут она к нему девицу и пустила.
Плачет над ним девица, убивается.
— Проснись, Финист — ясен сокол, я для тебя три пары сапог железных истоптала, три посоха чугунных изломала, три хлеба каменных изгрызла. Проснись, Финист — ясен сокол!
Спит Финист — ясен сокол непробудным сном. А час прошел — царевна девицу из горницы выгнала.
Ну, на другой день села девица у синего моря, серебряные пяльцы держит; золотая иголочка сама вышивает, нитку к нитке кладет. Стоит народ, дивуется. Вышла и царевна заморская с мамушками да нянюшками, со служанками. Стала забаву торговать. Ничего не хочет девица. Ни серебра, ни золота, ни скатного жемчуга.
«Пусти да пусти с Финистом — ясным соколом вечер перебыть».
Рассердилась царевна, ножкой топнула, ручкой хлопнула, а забаву-то хочется. Побежала к Финисту — ясну соколу, приласкала его, приголубила, в волосы волшебную булавку засунула. Заснул Финист — ясен сокол непробудным сном.
Плачет над ним девица, убивается:
— Проснись, Финист — ясен сокол, я для тебя через леса прошла дремучие, через пески зыбучие, через долины широкие, через потоки глубокие. Проснись, Финист — ясен сокол, желанный мой!
Спит Финист — ясен сокол непробудным сном. А вечер кончается — царевна девицу из горницы выгнала.
На другой день села девица у синя моря, стала хрустальным молоточком по бриллиантовым гвоздикам поколачивать. Звон веселый пошел по всему городу. Народ собрался — дивуется. Ноги на месте не стоят, сердце в пляс зовет. Вышла царевна заморская, стала забаву торговать.
Ничего не хочет девица: ни серебра, ни золота, ни скатного жемчуга, ни каменьев самоцветных.
«Пусти да пусти с Финистом — ясным соколом повидаться».
Рассердилась царевна, а забаву-то хочется. Побежала к Финисту — ясну соколу, в волосы ему волшебную булавку засунула. Заснул Финист — ясный сокол непробудным сном.
