Румынские сказки - Крянгэ Ион (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
— Ты, сынок, правильно рассудил. Ясное дело, не пригоден ты быть царём, да и царству ты не нужен. Чем людей сбивать с толку, лучше тебе, как ты сам говоришь, в сторонке держаться. Бог-то милостив: как говорят — было бы болото, а лягушки найдутся. Только вот не знаю, как же мне с твоим дядей быть. Видишь, как нехорошо получилось, и всё по твоей слабости.
— Батюшка, — вмешался средний сын, — дозволь мне поехать.
— Изволь, сынок, да только боюсь я, как бы и ты не воротился с полпути. Кто его знает, что ещё случиться может. Вдруг выскочит тебе навстречу заяц или другое какое страшилище и снова — извольте радоваться — пожалуешь и ты домой, как твой братец. Срама не оберёшься! Что же, попытайся, — может, тебе повезёт. Знаешь пословицу: всяк своего счастья кузнец. Коль удастся дело, хорошо тебе будет, коль нет — тоже не беда, и с другими молодцами такое случалось.
Собрался средний сын в дорогу, взял всё, что было ему нужно, захватил отцовскую грамоту к царю, попрощался с братьями и наутро пустился в путь.
К ночи только доехал он до моста, выскочил навстречу ему медведь да как зарычит: «Ррр!» Конь королевича захрапел, на дыбы взвился, пятиться стал. Видит королевич: опасность не шуточная, и с позором воротился домой. А король-отец как увидел его, так и говорит:
— Ну как, сыночек дорогой? Видно, правду говорит пословица: оборони меня от кур, а собак-то я не боюсь.
— Ну что ты, батюшка, говоришь? — покраснел сын. — Разве что медведи, что курица всё одно? Отныне верю своему брату: такой медведище одолеет один целое войско. Никак в себя не приду, всё дивлюсь, как только жив остался. Не нужно мне царства, ничего не нужно. А еды, слава богу, хватит для меня и в нашем доме.
— Сам знаю, что еды у тебя вдоволь; только не о том речь, сын мой, — хмуро ответил король, — а вот опозорились мы. Как же быть, скажите мне, на милость? Три сына у меня, и, оказывается, ни один из них ни на что не годен. Коли так, то, по правде говоря, напрасно вы только хлеб изводите, дорогие мои. Всю жизнь болтаться попусту и лишь бахвалиться, что мы, мол, королевские сыновья, это уж совсем никуда не годится… Видать, нечего брату моему на вас надеяться; исполнится его желание в день святого ожидания. Да, ничего не скажешь, удалые у него племяннички! Как в песне:
А меньшой королевич покраснел от стыда как огонь, вышел в сад и пригорюнился — уж очень было ему больно слушать обидные речи отцовские. Сидел он так в раздумье и не знал, что ему сделать, как позор избыть. Вдруг видит — стоит перед ним нищенка, вся сгорбленная от старости.
— Что ты закручинился, светлый королевич? — спросила бабка. — Прогони-ка ты горести и заботы, счастье тебе со всех сторон улыбается, и печалиться нечего. Лучше подай старухе милостыньку.
— Отстань от меня, бабка, не расстраивай! — ответил в сердцах королевич. — Другая у меня теперь забота…
— Эх, королевич, стать бы тебе царём! Поведай старухе, что тебя мучает, кто знает, может, и она тебе чем поможет.
— Бот что, тётка! Нечего болтать попусту. Оставь ты меня в покое, и без того свет не мил.
— Ясный королевич, не гневайся так! Нельзя знать, откуда подмога может прийти.
— Зачем, бабка, вздор мелешь? Неужто от такой, как ты, могу я помощи ждать?
— Может, тебе это чудно кажется? Эх, свет-королевич, всевышний проливает свою благодать и на убогих, — так уж, видно, ему угодно. Ты не смотри на то, что я сгорбленная да в лохмотьях. Дан мне такой дар, что знаю я наперёд помыслы великих мира сего и частенько смеюсь и потешаюсь над их неуменьем и слабостями. Что, не верится? Лучше избавил бы тебя бог от соблазна. Многое повидали глаза мои за те несчётные века, что у меня за плечами. Эх, королевич, королевич! Поверь мне, будь у тебя моя сила, ты бы вихрем облетел все страны и моря, всю землю бы перевернул, всем светом бы завладел, и всё было бы по твоей воле. Но что же это я, немощная да горбатая, чушь несу! Прости меня, боже, мелю невесть что. Светлый королевич, смилуйся надо мной, подай бабке милостыню.
Заслушался королевич, вынул он монетку и подал старухе.
— Держи, бабушка, от меня немного, от бога побольше.
— Да наградит тебя господь всемилостивый, — поблагодарила бабка, — и да продлит он дни твои, королевич. Знай — большое счастье на твою долю выпало. Вскорости станешь ты царём, да таким, что не будет тебе равного на всей земле — самым любимым, славным и могучим. А теперь, чтобы ты уразумел, как может тебе помочь твоя доброта и милосердие, сиди смирно, смотри мне прямо в глаза и слушай хорошенько, что я тебе скажу. Пойди к своему батюшке и попроси у него всю ту справу, что при нём была, когда он ещё в женихах ходил: коня, оружие и одежду. Коли добудешь всё это, сможешь добраться туда, куда братья твои дойти не сумели. Эту честь судьба тебе уготовила. Отец твой воспротивится, не захочет тебя отпустить, а ты настаивай, проси его, как положено, вот и уговоришь. Платье же то — старое и потрёпанное, да и оружие ржавчиной изъедено. А коня ты сумеешь найти, коль поставишь посреди табуна поднос с горящими угольями. Какой конь придёт жар поедать, тот и повезёт тебя на царство и убережёт от многих бед и напастей. Только запомни хорошенько всё, что я тебе говорю.
Может, ещё придётся нам где-нибудь свидеться: гора с горой сходятся, а человек с человеком и подавно.
Не успела бабка закончить свою речь, как увидел королевич, что окутало её белое облако и стала она подниматься в воздух, всё выше и выше, пока совсем с глаз не исчезла. До того удивился и устрашился королевич, что даже дрожь его бить начала, но потом воспрянул духом, уверовал, что сумеет совершить задуманное, пошёл к отцу и сказал ему:
— Дозволь и мне, батюшка, пуститься в путь-дорогу, как мои братья; хочу и я испытать своё счастье. Будет ли мне удача, или нет — не знаю, только наперёд обещаю, что домой не вернусь, пусть даже сама смерть повстречается мне на дороге.
— Не ждал я, сынок дорогой, услышать от тебя такие слова, — удивился король. — Твои братья трусами оказались, и теперь нет у меня на них никакой надежды. Может, ты будешь посмелее, только мне что-то не верится. Но ежели непременно хочешь ехать, я тебя не держу. Вот лишь боюсь я очень, как бы тебе тоже по дороге чудище какое не повстречалось и не опозорился бы ты. Коли же так случится, то прямо тебе говорю — в мой дом я тебя больше не пущу.
— Что же делать, батюшка, человек должен всё испробовать. Попытаю и я счастья, а там — как уж мне на роду написано. Только, прошу тебя, дай мне на дорогу коня, оружие и платье, всю справу, что при тебе была, когда ты ещё в женихах ходил.
Короля, видать, эта просьба не больно обрадовала, нахмурился он и ответил:
— Эге-гей, сынок дорогой, твои речи напомнили мне песню, в которой говорится:
Кто знает, где гниют теперь кости коня, на котором я тогда красовался. Не жить же ему человечий век! Тот, кто тебя надоумил, видно, был не в своём уме… или, как в поговорке говорится: пошёл ты дохлых лошадей искать, подковы с них снимать.
— Батюшка, больше я у тебя ничего не прошу. Жив ли тот конь, подох ли — моя забота, а только хочу я знать одно: даёшь ты мне его или нет?
— Ладно, сынок, я не противлюсь, будь по-твоему, но никак я не пойму, где ты его возьмёшь, ежели его давно нет на свете?
— Это уж моя печаль, батюшка; хорошо, что ты мне его отдал. Жив ли он, нет ли, — ежели разыщу, моим будет.
Забрался сразу же королевич на чердак и стащил оттуда уздечку, повод, хлыст и седло, всё пылью покрытое, ссохшееся, старое-престарое, как сама земля. Потом спустился в сводчатую кладовую и достал платье, тоже старое-престарое, лук и стрелы, меч и палицу, ржавые-прержавые, почистил их хорошенько и отложил в сторонку. Наполнил он затем поднос горящими угольями, пошёл в табун и поставил поднос на землю. Вдруг из самой середины табуна приковыляла полудохлая кляча, косматая и такая костлявая, что все рёбра перечесть можно, пробралась она прямо к жаровне и давай угли горящие поедать. Королевич огрел лошадь уздой по голове и прикрикнул:
