Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе - Козлов Сергей Григорьевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
Вот какой удивительный Музыкант!
А когда Музыкант брал арфу, он обязательно приоткрывал оранжевый глаз и открывал синий. И тогда всем казалось, что они идут вслед за пальцами Музыканта по бесконечной прохладной голубой лестнице. А Музыкант становился совсем невидимым, оставлял на арфе только свои польцы, а сам пристраивался за всеми и тоже, вслед за остальными, шёл по бесконечной голубой лестнице.
— Вы только подумайте, как далеко мы сегодня ушли! — говорили люди после концерта. — И ничуть не устали…
Вот какой это был Музыкант!
А когда он прикасался к роялю, из-под каждой клавиши у него выскакивал маленький-маленький музыкантик, спрыгивал на пол и убегал в зал. А там вскарабкивался по стулу слушателю на плечи и залезал за шиворот. И когда Музыкант заканчивал первую пьесу, в зале у каждого человека сидело за шиворотом по маленькому музыкантику. В руках у этих музыкантиков были тоненькие тросточки: этими тросточками они шевелили людям волосы на затылке.
А когда концерт кончался и Музыкант шёл домой, маленький музыкантики догоняли его по дороге и сами запрыгивали в специальный сундучок, с которым Музыкант никогда не расставался.
Вот какой удивительный Музыкант!
Зато когда он играл на виолончели и виолончель была худа и печальна, как одинокая красная корова на осеннем лугу, Музыкант начинал краснеть. И становился таким красным, что издали казалось, будто это большой жалобный помидор сидит на сцене и водит себя поперёк живота смычком. И когда все уже начинали его жалеть и жалеть одинокую грустную корову посреди огромного луга, он вдруг открывал свой оранжевый глаз и все видели, как там, из-за тумана, из-за реки поднималось солнце, и освещало траву изумрудным цветом, и превращало грустную корову в огненного жеребца. Жеребец нёсся к реке, и было непонятно — это стучат копыта или бьются сердца слушателей…
Вот какой необыкновенный Музыкант!
А когда он играл на скрипке, он худел и становился тоненьким, как кузнечик на одной ножке. И когда ему аплодировали, казалось, что это не плещут ладони, а по залу, как по клеверному полю, летят белые лепестки ромашек.
Вот какой странный Музыкант!
И когда ты, уснув вечером, проснёшься хмурым утром — не огорчайся: это просто Музыкант очень устал на вечернем концерте и забыл поутру как следует протереть свой оранжевый глаз.
Садитесь, я вам налью чаю
Заяц глядел на глубокий снег за окном, на деревья, осыпанные снегом, и думал, как бы ему занырнуть в сказку.
Зайцу хотелось занырнуть поглубже-поглубже, чтобы стало весело и легко.
Он закрыл глаза и нырнул — и сразу увидел очень красивый дом, и цветущие вишни, и Собаку с длинными ушами, сидящую на крыльце.
Собака пила чай и, улыбаясь, глядела на Зайца.
— Я, кажется, не туда попал, — сказал Заяц.
— Почему же?
— Нет-нет, мне здесь очень нравится, но…
— Вы меня боитесь?
— Ну… — замялся Заяц.
— Не бойтесь. — Собака ещё приветливее улыбнулась. — Садитесь, я вам налью чаю.
Заяц робко, бочком поднялся на крыльцо, сел в кресло.
— Вам покрепче?
Заяц кивнул.
— У меня прекрасный чай с брусничным листом, — говорила Собака. — Позвольте медку?
Кругом была весна, пели птицы.
Длинноухая собака большими печальными глазами смотрела на Зайца.
«Бедный Заяц! — думала Собака. — Но кто знает, что у него на уме?»
«Отчего это она такая ласковая?» — думал Заяц.
— Позвольте предложить вам к чаю морковку, — сказала Собака.
Заяц ничего не ответил.
Он глядел на цветущие вишни, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, почему же у него там, наверху, снег и снег, а если не снег — лужи и грязь, а если не грязь — духота и пыль, а в конце духоты — пожар?
Он отхлебнул чаю и поглядел на Собаку.
— Вы ведь меня не боитесь?
— Нет, — сказал Заяц.
— Вот и чудесно!
Собака, извинившись, ушла в дом и расчесала перед зеркалом свои длинные уши.
— Вот морковка, — вернулась к столу Собака. — А это — возьмите с собой, ведь у вас — зима!
Заяц посмотрел на мешочек с морковкой:
— Спасибо! — Но есть не стал.
Он глядел на пушистые Собачьи уши, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, что, как здесь ни хорошо, а всё же придётся открывать глаза.
— Спасибо! — ещё раз сказал Заяц.
И, не открывая глаз, улыбнулся Собаке и сошёл с крыльца.
Тепло
Ожили комары, проснулась лягушка, маленький паучок побежал по своей скользкой ниточке вверх и, перебирая всеми восемью лапками, забрался на необлетевший лист берёзы.
Ёжик увидел Медвежонка на поляне.
Медвежонок стоял под широким небом, и тёплый ветер большой ласковой птицей кружил над ним.
— Как будто весна, — сказал Медвежонок. — Даже не верится. — И потянул носом воздух.
— Ага, — сказал, подходя, Ёжик. — Никогда не было, чтобы так поздно было тепло.
— Это потому, что ветер прилетел, — сказал Медвежонок.
Ветер широкими кругами ходил над лесом.
Он прилетел из тёплых морей, где на рассвете в зелёном сумраке тают лёгкие острова.
Ветер повидал много на своём веку: видел он скалы, ущелья, ручьи, долины, холмы, а вот теперь залетел в осенний лес к Ёжику и Медвежонку.
Тёплый осенний ветер кружил над лесом.
— Неужели больше никогда не будет зимы? — спросил Медвежонок.
— Будет, не бойся, — сказал Ёжик. — Зима от нас не уйдёт.
Ветер опустился на поляну, и двести комариков зелёным облаком закружились над Ёжиком и Медвежонком. Когда дул ветер, комары сидели в траве, и вот теперь поднялись.
— З-з-з! З-з-з!.. З-замечательно! — звенели комары. — Лето вернулось.
— Ква! — робко сказала Лягушка. — Неужели?
А Ёжику отчего-то стало грустно.
«Не по правилам, — думал Ёжик. — Всё должно быть в своё время».
— Я думаю так же, как и ты.
— Но ты же не знаешь, о чём я думаю.
— Знаю, — сказал Медвежонок. — Я всегда знаю.
— Ну, о чём?
— Ты думаешь: «Вот вернулось тепло, и мы снова сможем сумерничать на крыльце».
— А вот и нет, — сказал Ёжик.
— Тогда ты думаешь: «Бедные деревья! Схватит мороз, и они сломаются пополам».
— А вот и нет, — сказал Ёжик.
— Тогда ты думаешь: «Надо комариков пригласить пить чай».
— И не так, — сказал Ёжик.
— Неужели в такой тёплый день ты опять со своими правилами?
— С правилами, — сказал Ёжик.
— Не по правилам, думаешь? Сейчас тепло, а должна быть зима?
— Ага, — сказал Ёжик.
— Ну вот видишь, я всё равно знаю, о чём ты думаешь.
Солнышко, тёплое, ласковое, скатилось с горы.
Гора просияла, как всегда это с ней бывает, когда за неё прячется солнце.
— Ну что, позовём комариков чай пить? — спросил Медвежонок.
— Зови.
— Комары! — сказал Медвежонок. — Вот Ёжик зовёт вас пить чай.
— С-спасибо! — радостно зазвенели комары.
— Ква-а! А меня? — квакнула Лягушка.
— Приходи, — сказал Медвежонок.
«Где же ветер? — думал Ёжик. — Шумел, кружился, и уже нет». Он не стал спрашивать у Медвежонка, где ветер. Он сам знал: ветер летел, устал и теперь отдыхает.
И пока шли к дому, Ёжик глядел на Медвежонка в густеющих сумерках, на тучу комаров, которая вилась над ним, на лягушку, которая скакала сзади, слушал далёкий приглушённый лай собак за рекой и думал, что вот опять тепло, что вот-вот снова поднимется парной туман над рекой, как это бывает только летом и ранней осенью, и как будто ничего не было, и не прожили они только что с Медвежонком два тяжёлых холодных осенних месяца.
Над потемневшей горой вдруг вспыхнула яркая оранжевая полоска где-то далеко-далеко заходящего солнца.
Ты только погляди
Осень было такая золотая, а небо такое синее, а звёзды по вечерам такие большие, что Ёжик никуда не ходил, никуда не бегал, а целыми днями сидел на крыльце своего дома и, жмурясь, глядел на солнце, на золотые деревья, на небо, а по вечерам — на звёзды.
