Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Молодой и бородатый Симус Какалоша — председатель студенческого союза «Вольные магистры» — на собрании в Императорском театре заявил:
— Пускай случится что угодно, лишь бы не прежняя жизнь! Мы заживо гнием от скуки! Нам осточертела наша кислотыквенная цивилизация, которая даже не цивилизация, а вчерашняя каша без соли! Да здравствует союз с неведомым, но прекрасным миром!
Симусу Какалоше хлопали с криками и топотом.
В ответ выступил Валериус Третий. Он сказал, что орать на митингах гораздо легче и веселее, чем тыквы сажать. Но от этого еще никто не стал сытым. А в прекрасном неведомом мире, куда так стремится небритый Какалоша, наверняка так же, как и здесь, не терпят лодырей. Особенно таких, которые третий семестр подряд не могут сдать зачет по тыквогонскому праву. И велел капитану императорской охраны оштрафовать Какалошу на две недельных стипендии — за выражение «кислотыквенная цивилизация». Какалоша начал рвать бороду и кричать о нарушении свободы слова. Ему объяснили, что штраф — не за свободу, а за хамство. Студенты завопили. Тут же создали комитет в защиту своего председателя. Император плюнул. Тем более что оштрафовать бородатого оратора все равно было нельзя — стипендию он не получал. Из-за провалов на экзаменах…
А киты между тем не снижали равномерной скорости (она была уже вычислена — сорок шесть миль в сутки), и Звенкин материк был все ближе. Это Авка знал, что он — Звенкин. Да еще Гуська, император и Данька. Остальные же ничего пока про новую землю не знали. Некоторые (особенно старики и бабки) теперь поговаривали: «Чего раньше сроку боимся-то? Может, ничего там и нету…»
Но такая неизвестность продолжалась недолго. Скоро земли сблизились так, что капитаны парусников и тыквоходов стали различать в дальних плаваниях чужие берега. Между тыквогонским и никалукским берегами начали сновать быстроходные суда государственных служб. Так оно и бывает. Населению ничего еще не известно, а государственные службы уже начинают всякие разведки и переговоры — в предвидении неизбежных контактов.
Стало известно наконец, что республика Никалукия и другие страны «черепахово-слонового» континента настроены дружелюбно. Хотя кто их знает.
Появились новые слухи. Говорили, что кто-то из моряков видел не только дальние берега, но и стоявших на черепахе гигантских слонов. И что слонов этих зовут Пузо, Грузо и Бутузо. От тех же моряков стало известно, что юго-восточные берега чужого континента в точности повторяют очертания северо-западного края нашей всем известной земли. Только шиворот-навыворот. Где в Тыквогонии полуостров, у Нукалукии залив. И наоборот. Словно два материка составляли когда-то одну землю, а потом раскололись и разъехались. Может, оно так и было в незапамятные времена…
Среди всех этих шумных событий почти незамеченным остался скандал с баронессой фон Рутенгартен. Какая-то бзяка все-таки донесла начальству, что ее сиятельство неправильно воспитывает посылаемых к ней школьников. То есть никак не воспитывает, а только развлекает всякими байками и зубоскалит над педагогами.
Гордая баронесса не стала отпираться и заявила, что ее метод воспитания — самый лучший. Он основан на доброте и понимании детских душ. Ну какие чиновники вынесут подобные речи? Баронессу уволили и лишили пенсии. Однако император тут же назначил ее директором училища, где юные тыквогонцы постигали премудрости звукозаписи и почти каждый день изобретали новые аппараты.
А однажды случилось вообще невероятное. К Авке пришел барабанщик Данька Белоцвет и шепотом сказал:
— Пошли со мной. Тебя зовет император.
— Зачем? — перепугался Данька.
— Он сказал мне по секрету, что ему все осточертело. Хочет развеяться и сыграть в чопки. А с кем? Не звать же министра церемоний!
— Давай тогда еще Гуську возьмем! Вчетвером — в самый раз!
— Давай…
Проникли в лаз под стеной (Данька был, конечно, без формы). Потом Данька долго вел их запутанным ходом (кажется, в толще стены и под землей). Вышли прямо из-за книжного шкафа в кабинете императора. Его величество потирал руки. Потом сказал виновато:
— Устал я, господа, от всей этой свистопляски. Хочется хоть пару часов пожить по-человечески. В прошлый раз, когда играли с Авкой, я был просто счастлив. Будто опять наследный принц десяти с половиною лет…
Снова разложили на столе золоченые кнопки. Авка стал искать по карманам: что бы поставить на кон? Случайно вынул стеклянную ласточку.
— Вот ее и ставь! — обрадовался Валериус Третий. — Даю за птичку тридцать чопок!
— Нет, ее нельзя! — И Авка выставил полдесятка оловянных рыцарей, которых прихватил из дома.
Гуська положил на стол полдюжины стеклянных кубиков. И потрогал клетчатый карман, в котором сидел стеклянный зайчонок: «Тебя — ни за что…»
Данька Белоцвет вытащил из кармана десяток блестящих пуговок от своего прежнего, пажеского костюма — теперь-то можно!
Делать первый ход предложили Гуське — самому младшему. Но он сказал, что ради справедливости надо посчитаться. Считать полагалось самому старшему. И Валериус Третий начал:
Мальчик девочку искал
Среди сосен, среди скал…
— Простите, государь, но это девчоночья считалка, — перебил Данька.
У императора обиженно поползли вверх колючие усы.
— Как это девчоночья? Мы раньше всегда так считались! Я, по-твоему, кто был? Девочка?
— Нет, но…
— Это общая считалка, — примирительно сказал Гуська. — В ней и про девочку, и про мальчика. Нету никакой разницы. Считайте, ваше величество.
Потом пошла игра. Сначала вроде бы спокойно, а через полчаса уже дым коромыслом: шум и споры. Один раз Валериус Третий даже назвал Авку бзякой-зажимакой. Но сразу извинился. Потому что Авка вовсе не зажимал проигранного рыцаря, а лишь хотел обменять его на пять Данькиных пуговиц, чтобы расплатиться по частям.
Его величество оказался азартным игроком. Проиграл Гуське серебряную шпору с левого сапога и очень огорчился — шпора была еще дедушкина. Предложил выкупить за пятьдесят монет. Но брать за чопки деньги считалось неприличным (бзяка-торговака!). Император куда-то сходил и принес пригоршню золоченых колокольчиков — раньше такие цепляли к своим форменным платьям императорские фрейлины. Гуська поделился колокольчиками с Данькой и Авкой, те были в проигрыше…
Потом императору пришла пора идти на дворцовый ужин (в дверь стучали несколько раз). Валериус Третий проводил гостей за шкаф, к потайной двери.
— Ваше величество, а почему вы в прошлый раз спускали меня из окна? — спросил Авка. — Здесь такой удобный путь.
— Дверца была замурована. Вчера мы с Даней отковыряли своими руками, специально для вас…
На прощанье император сказал, что скоро материки сойдутся совсем близко, но полностью соединиться они не смогут. В прибрежных водах маленькая глубина, и киты сядут на мель, если чересчур близко сунутся к чужой земле.
— Будет пролив мили полторы шириной. Оно и хорошо. Водная граница на всякий случай не помешает.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА БЕРЕГУ
Все случилось, как предсказал его величество. Через несколько дней киты начали замедлять ход, а на океанском горизонте стали вырастать незнакомые берега. Они медленно приближались и наконец замерли.
В самом деле, образовался пролив мили в полторы. Даже простым глазом различимы были рыжие глинистые обрывы, башни большого города. А в подзорные трубы хорошо видно было мельтешение пестрого народа.
С этой стороны, на тыквогонском берегу, людей собралось тоже видимо-невидимо. Не только приморские жители, но и множество народа из столицы. Хотя от столицы до побережья была добрая сотня миль!
Конечно, мама и папа сперва не хотели отпускать сюда Авку. «С ума сошел! Один в такую даль! Ты там потеряешься! Тебя задавят в толпе!.. А где будешь есть и спать?» Но все в конце концов решилось великолепно! Отец Тита Минутки сказал, что поедет на берег на своем тыквокате, возьмет с собой сына и может прихватить нескольких его приятелей. Там в рыбачьей деревне есть у него двоюродный брат, который может поселить мальчишек в лодочном сарае («Только не вздумайте баловаться со спичками!»).
