Лука и огонь жизни - Рушди Ахмед Салман (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
Звезды словно кружились в хороводе, исполняя какой-то грандиозный и замысловатый танец. Они вызывали в памяти свадебные пляски женщин, надевших все свои драгоценности и осиянных радужным блеском множества бриллиантов, изумрудов и рубинов. Звезды, как женщины в сверкающих нарядах, танцевали по всему небосводу, щедро разбрасывая отблески, какие рождаются в сердце драгоценных кристаллов. Звездный пляс спустился на улицы города: люди вынесли бубны и барабаны и устроили праздник, словно отмечали чей-то день рождения. Медведь и Пес тоже участвовали в общем веселье, завывая и приплясывая. Вместе со всеми ударились в пляс Гарун, Лука и Сорайя, даже их соседка госпожа Онеета.
Один Рашид не участвовал в торжестве. Он смотрел на общее ликование, сидя на крыльце, и никто, даже Лука, не сумел вовлечь его в танец. «Я чувствую тяжесть во всем теле, — сказал он. — Ноги словно превратились в мешки с углем, а руки просто бревна какие-то. Может, земное притяжение усилилось где-то поблизости от меня и так и тянет к земле?»
Сорайя заявила, что он просто лодырь. И вскоре даже Лука умчался прочь вместе со всеми, закружился в хороводе звездной ночи, оставив отца на крыльце со связкой бананов, купленных у прохожего разносчика.
Небесное шоу продолжалось далеко за полночь, и вначале казалось добрым знамением того, что жизнь вот-вот переменится к лучшему и наступит замечательная пора. Однако вскоре Лука понял, что ничего доброго та ночь с собой не принесла. Скорей, это было что-то вроде прощального жеста, потому что именно в ту ночь Рашид Халифа, легендарный сказитель из Кахани, заснул с улыбкой на лице, бананом в руке и звездным отблеском на лбу, чтобы не проснуться следующим утром. Он сладко спал, тихо похрапывая и добродушно улыбаясь во сне. Проспал все утро, весь день и всю ночь и с тех пор оставался во власти сна, утро за утром, день за днем, ночь за ночью.
Разбудить его никто не смог.
Вначале Сорайя решила, что он просто переутомился, и шепотом одергивала всех, чтобы не шумели и не мешали отцу выспаться. Но вскоре она забеспокоилась и попробовала его разбудить. Сперва она обратилась к нему с ласковыми словами. Потом погладила по лбу, поцеловала в щеку, спела ему утреннюю песенку. Наконец, теряя терпение, принялась щекотать ему пятки, трясти за плечи и даже громким голосом кричать ему прямо в ухо. Он промычал что-то одобрительное, слегка улыбнулся, но так и не вынырнул из глубин сна.
Сорайя села на пол возле постели и уткнулась лицом в ладони. «Что же мне теперь делать? — сокрушалась она. — Он, конечно, всегда любил поспать, но не мог же совсем уйти в свои сны и бросить меня!»
Вскоре про состояние Рашида пронюхали газетчики. Тучи репортеров так и вились вокруг дома, пытаясь узнать что-нибудь новенькое. Сорайя прогнала прочь назойливых фотографов, но история все же попала в газеты. Заголовки, не без злорадства, возвещали, что Король Чепухи перестал молоть вздор. Он превратился в Спящую Красавицу, хотя далеко не так красив.
Увидев, как мать плачет над отцом, впавшим в Беспробудный Сон, Лука ощутил, что пришел конец привычному миру или, по крайней мере, его значительной части. Всю свою жизнь он пытался с утра пораньше незаметно прокрасться в спальню родителей, чтобы они проснулись и удивились. Но всякий раз, стоило ему подобраться к их постели, оказывалось, что они уже не спят. Теперь же Рашид не просыпался, а Сорайя была безутешна. И Лука понимал, что это уже не компьютерная игра, а суровая реальность, хотя порой ему так хотелось, чтобы это был виртуальный мир — нажал на кнопку и вернулся в настоящую жизнь. Но кнопки не было. Он находился у себя дома, хотя дом этот стал чужим, пугающим местом, где больше не звучит смех и, что ужаснее всего, нет Рашида. Похоже, свершилось нечто невозможное, нечто немыслимое, на поверку оказавшееся и возможным и мыслимым. Лука даже не хотел искать названия этому ужасу.
Явились врачи, Сорайя провела их в комнату, где спал Рашид, и закрыла за собой дверь. Гаруну разрешили присутствовать, но Луке пришлось остаться в компании госпожи Онееты, от общества которой он просто зверел. Она удушала его запахом дешевых духов, закармливала сластями и обнимала так крепко, что он буквально терялся среди необъятных просторов ее груди, как странник в неведомом мире. Наконец пришел Гарун.
— Врачи говорят, что он вполне здоров, — сказал брат Луке. — Просто спит, а почему — они не знают. Поставили капельницу с физиологическим раствором, раз он ничего не ест и не пьет. Но если он не проснется…
— Он проснется! — завопил Лука. — Он вот-вот проснется!
— Если он не проснется, — повторил Гарун, и Лука заметил, что брат стиснул кулаки и голос его звучит напряженно, — то у него атрофируются мышцы и все тело, и тогда…
— Тогда ничего не произойдет, — неистово запротестовал Лука. — Он просто устал и отдыхает. Ему было трудно двигаться. Он жаловался, что как-то отяжелел. Вот ему и понадобился отдых. Он всю жизнь заботился о нас, скажу я тебе. И он заслужил этот отдых, правда же, тетушка Онеета?
— Конечно, Лука, — согласилась госпожа Онеета. — Ты совершенно прав, мальчик мой, и я тоже почти уверена в этом. — По щеке у нее скатилась одинокая слеза.
От этого стало еще тяжелее.
Ночью Лука лежал в своей постели, несчастный и потрясенный до глубины души, и не мог заснуть. А еще на постели лежал пес Медведь, который пофыркивал и повизгивал, наверное, смотрел какой-то собачий сон. Медведь Пес застыл неподвижной горой на соломенной подстилке у двери. И только у Луки сна не было ни в одном глазу. Небо за окном хмурилось, затянутое тучами, в отдалении ворчал гром, словно рассерженный великан. Внезапно Лука услышал тяжелые хлопки крыльев. Вскочив с постели, он подбежал к окну и высунулся наружу, чтобы посмотреть наверх. С неба к нему спускались семь грифов, которые своими брыжами из встопорщенных вокруг голой шеи перьев напоминали европейских вельмож со старинных картин или коверных клоунов. Уродливые и вонючие, они внушали отвращение. Самый большой, уродливый и вонючий спикировал прямо на подоконник и сел рядом с Лукой, словно, какой-нибудь закадычный друг, а остальные шестеро держались поодаль. Пес Медведь мгновенно проснулся и подскочил к окну, рыча и скаля зубы. Медведь Пес мгновение спустя уже стоял за спиной Луки и вид имел такой, будто собирался разодрать грифов в клочья тут же на месте.
«Погодите!» — остановил их Лука. Он заметил кое-что любопытное. Под гофрированным воротником из перьев на шее предводителя грифов висел небольшой мешочек. Лука протянул к нему руку. Гриф даже не шелохнулся. В мешочке оказалась скрученная в трубочку записка от капитана Аага.
«Мерзкий, злоязычный мальчишка, — говорилось в ней, — противный колдун, неужели ты думал, что я не отомщу тебе за то, что ты натворил? Уж не решил ли ты, подлый, недоделанный чародей, что я не способен ответить ударом на удар? Не возомнил ли себя, жалкий недомерок, единственным волшебником в этом городе? Знай же, ничтожный недоумок, что, накладывая проклятие, которым не в силах управлять, ты рискуешь первым пострадать от него. Или же, что делает мою месть особенно сладкой, проклятие обрушится на того, кого ты любишь».
Луку пробрала дрожь, хотя ночь была очень теплой. Неужели это правда? Неужели огненное проклятие, которое он обрушил на владельца цирка, обернулось сонным проклятием, наложенным на его собственного отца? Если так, то папин Беспробудный Сон на его совести. Утрату отца не могли возместить даже чудесным образом появившиеся в его жизни Пес с Медведем. С другой стороны, он заметил в папе медлительность и неповоротливость задолго до Звездной Ночи. В таком случае записка лжет. Как бы то ни было, он не собирался проявлять слабость перед предводителем грифов и заявил, громко и отчетливо, словно командовал мальчишками на школьной спортивной площадке: «Терпеть не могу грифов, по правде сказать. Меня нисколько не удивляет, что вы единственные из всех цирковых животных сохранили преданность этому отвратительному капитану Аагу. Дикая идея — использовать в цирковом представлении грифов! Сразу ясно, что за тип этот Ааг. И вот еще что, — добавил Лука, разрывая послание в клочья прямо перед клювом грифа, — в своей записке этот мерзкий человек утверждает, будто сумел вызвать болезнь у моего отца. Жалкая претензия. На самом деле он вызывает у всех одну только тошноту». Призвав на помощь все свое мужество, Лука шуганул птицу с подоконника и захлопнул окно.
