Богатыри и витязи Русской земли. Образцовые сказки русских писателей - Надеждин Николай Иванович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Как ты смел?! Как ты дерзнул?! Как ты мог у моей лошади хвост выдернуть?!
Ерема уверял, что она сама его выдернула, отдавал себя в заработку, просил простить, просил прибить, да только простить.
— Ни прощать, ни бить тебя не стану, — отвечает Фома, — а пойдем-ка, приятель дорогой, к судье Шемяке! Пусть он рассудит, и что он велит, то и будь!
Что станешь делать! Фома ухватил Ерему за ворот и повел его к судье Шемяке.
Недалеко уж им и до Шемяки-судьи, и думает Ерема: «Ну, и без беды судья беда, а у меня такая беда над головою — куда я денусь! Сгинь моя голова победная? Вот подходим мы к мосту, а под мостом прорубь немалая. Перекрещусь да брошусь в прорубь — поминай как звали!»
Сказано — сделано. Только поравнялись с серединой моста, Ерема говорит:
— Постой, Фома Карпыч! Вон видно отсюда село — дай перекреститься на божью церковь!
Отпустил Фома Ерему, а он снял шапку, положил ее на перила моста, перекрестился да как махнет с моста — только и видели его!
Бросился Фома к перилам, глядит — глазам не верит: Ерема стоит под мостом на льду живехонек и держит его там за ворот здоровый мужичина; подле стоит лошадь, запряженная в сани, а в санях лежит кто-то и молчит.
Сбежал Фома вниз, а мужичина уже навстречу ползет, Ерему с собой за ворот волочет.
— Что, добрый человек, — сказал Фома, — как звать тебя, не знаю… Куда это волочешь ты этого окаянного Ерему?
— Зовут меня Артамон, сын я Сидорович, — отвечал мужичина. — А ехал я с бачкой [23] моим к куму в гости, нового пива отведать. Подъехали мы под этот мост, и вдруг свалился с моста вот этот окаянный на моего бачку и отправил его в дальнюю дорогу, так что он перед смертью и пожалеть не успел, что у кума пива молодого не отведал. Вот я поворотил оглобли: веду этого прыгуна к судье Шемяке, пусть он у него попрыгает да научится, каково с мосту не оглядевшись бросаться да добрых людей давить!
— Хе, хе! — возгласил тогда Фома по прозванию Большая Крома, — так я тебе добрый попутчик!
Подошли наши просители к дому судьи Шемяки, смотрят: дом стоит во дворе, на всей красоте, а над домом поставлена превеликая надпись:
«ДОМ ПРАВОСУДНОГО СУДИИ ШЕМЯКИ».
Ворота растворены настежь, и от самых ворот до крыльца дубового снег расчищен, песочком дорожка посыпана — свободный вход всякому, бедному и богатому.
— Ай да судья Шемяка! — говорят просители. — Да у нас и к сотскому такого свободного входа нет!
Смотрят они еще: подле ворот на улице, по обе стороны, врыты два столба высоких, подле каждого столба стоит земский ярыжка [24] с дубинкой, а на столбах прибиты листы и на листах написано что-то такими крупными буквами, что слепой прочитает. Нашим просителям жаловаться судье Шемяке было дело небывалое, не знают они ни суда, ни обряда. Сняли шапки, кланяются ярыжкам и хотят идти прямо во двор, в ворота.
— Стой! — закричал один ярыжка. — Сперва прочитай, что на столбе написано!
Просители поглядели друг на друга и отвечали:
— Грамоты не знаем, кормилец!
— Ну, так слушайте, я вам прочту: «Ведомо сим чинится всякому, что никто из жалобщиков, приходящих к судье Шемяке, никаких взяток никому давать не должен, а паче чаяния кто что даст, будет судиться, яко виновный в подкупе».
— Ай да кормилец судья Шемяка! — вскричали просители.
— Ну, теперь давай же за прочтение! — сказал им ярыжка, протягивая руку.
— Как — давай? Да ведь ты сам о том читал, чтобы мы не давали?
— Да разве я взятку с тебя прошу? — вскричал ярыжка. — Это законное дело. Кто тебе не велел грамоте знать самому!
— А если бы мы сами грамоте знали?
— Тогда вы должны бы были заплатить за то, что сами прочитали. Толковать нечего! Давай, а не то дубинкой по лбу съезжу; забудешь, как твоего отца зовут, да еще в тюрьме насидишься за ослушание против начальства и своевольство!
Толковать было в самом деле нечего; просители вынули свои мошны, заплатили по алтыну.
— Теперь ступайте к другому столбу! — проговорил ярыжка.
Просители подошли к другому столбу.
— Знаете грамоте? — спросил товарищ ярыжки.
— Нет, кормилец!
— Так слушайте: «Ведомо сим чинится всякому, что каждый жалобщик, приходящий к судье Шемяке, имеет быть к нему допущен свободно во все положенные часы, и никто не смеет, пришедши, уйти назад, под опасением быть судимым, яко виноватый».
— Слышим, кормилец! — отвечали просители, низко кланяясь.
— Давай же за объявление, — сказал ярыжка, — и отговариваться не смей, понеже за ослушание будешь виноват!
Просители поглядели друг на друга и заплатили еще по алтыну.
— А ты, молодец, что не платишь? — спросили ярыжки Ерему.
— У меня нечего дать, — отвечал Ерема.
— Так и не смей ты идти к судье Шемяке, коли за прочтение да за объявление приказов не платишь — пошел прочь!
— Да я и не желаю идти к судье, — сказал Ерема, — спасибо вам, господа земские ярыжки! Пожалуй, хоть приударьте еще меня в толчки да прогоните!
— Давай затылок, за этим дело не станет!
Тут Фома и Артамон испугались, кланяются, говорят:
— Господа земские ярыжки! ведем мы его к судье Шемяке, а если вы его прогоните, так кого же судья судить будет?
— Нам какое дело! Платите за него вы, а без того не пустим.
Просители постояли, подумали, опять развязали мошны и заплатили за Ерему по доброму грошу с брата. А Ерема между тем расхаживал по улице подле ворот, увидел камешек порядочный, подумал, завернул его в тряпичку и спрятал за пазуху.
— Все выместим на лиходее нашем, когда будем у судьи Шемяки! — говорили просители. Идут, прошли сквозь широкие ворота, пошли по чистой, гладкой, широкой дорожке.
— Стой! — закричали два новых ярыжки и выскочили из будок, которые поставлены были во дворе по обеим сторонам ворот, так что с улицы совсем не были видны. — Куда? зачем?
— К судье Шемяке.
— Давай по три алтына!
— За что, кормильцы?
— Положенное за вход во двор судейский.
— Что, Артамон Сидорович, платить ли нам? — спросил Фома, который был скупее товарища. — Не вернуться ли нам?
— Так заплатите по шести алтын за выход! — вскричали ярыжки.
Ни взад, ни вперед! Попались молодцы! Ерема и думать ни о чем не хотел, потому что ему, как голому, и тут угрожали только толчками, а просители поморщились, да опять за него заплатили.
— Шапки долой! пени по пяти алтын! — закричал главный ярыжка, когда просители подошли к судейскому крыльцу. Они и не заметили, как он вывернулся, откуда взялся. То-то и беда, что просителям кажется чистая, широкая дорога к судейскому крыльцу, а как пойдут по той дороге, ярыжки словно из-под земли вывертываются да так змейкой в карман и лезут.
— Послушай-ка, кормилец, — сказал Фома главному ярыжке. — Читали нам приказы у ворот, чтобы никому взяток не давать.
— Да разве вы давали кому-нибудь? Разве с вас взятки взял кто-нибудь? Скажите скорее: беда и вам, и тому беда, кто взял!
— А вот, кормилец, заплатили по алтыну у первого столба.
— За прочтение.
— Да по алтыну у другого столба.
— За объявление.
— Да по три алтына, когда вошли во двор.
— За вхождение.
— А ты, кормилец, за что берешь?
— За то, что вы у крыльца шапок не сняли.
— А если бы мы сняли?
— Так заплатили бы за здорово живешь.
— Как — за здорово живешь?
— Да так, потому что я приставлен здесь говорить всякому, кто ни придет: здорово живешь, а за это вносится по пяти алтын.
— Была не была! — Заплатили молодцы, взошли на высокое судейское крыльцо, подошли к двери. Дверь заперта. Стукнули раз, и за дверью кто-то сиплым голосом произнес: «Гривна!» Стукнули в другой, и тот же голос произнес: «Другая!» Стукнули в третий, и тот же голос в третий раз промолвил: «Третья!»
