Стража Лопухастых островов - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
Надо сказать, что сумерки были жиденькие. Солнце зашло совсем недавно, в небе золотисто горели облака. Но все-таки здесь, в тени забора и рябин, экран светился уверенно. Валентин Валентиныч потер ладони.
– Ну-с, пора приступать… – Он откинул на проекторе кривые рычаги, надел на них плоские катушки: на нижний – пустую, на верхний – с намотанной кинопленкой. Умело протянул ленту через медные ролики – Надо сказать, друзья мои, у меня был большой соблазн: посмотреть это кино еще раньше, но я честно ждал вас…
– Спасибо, – серьезно отозвался Лапоть.
– Да… Признаться, я волнуюсь. Это для меня шаг в свое детство…
«А мы-то как волнуемся, – мысленно сказал Ига. – Для вас шаг в детство, а для нас судьба экспедиции…»
Вся компания уселась в траве поближе к экрану (только Ёжика не было, он еще не вернулся от родственников).
– Ну-с, – опять сказал Валентин Валентиныч сзади, у столика. – Начали?
– Начали! – разом откликнулись пять голосов.
Опять засветилось полотно. Замелькали пятнышки, побежали похожие на дождь полоски. И… началось настоящее кино!
Да, настоящее, хотя не цветное и без звука.
Впрочем, звук был! Дикторский текст вполне заменяли восклицания Валентина Валентиныча:
– Надо же! Это они! Я даже мячик тот помню! И змей… Это Боря и Юра! Ух как лихо сражаются!..
«Мушкетеры» в газетных треуголках сражались и правда лихо. Умело. Куда там Иге в его поединке с Фанерным Выбором!
– Ах, а это на озере, на Песчаном мысу! Там были тогда мостки для нырянья!.. А это они строят свой корабль! Я помогал им заклеивать шины, и мне досталось от бабушки за перемазанную резиновым клеем майку!.. Батюшки мои, Вилька!
Появился портрет во весь кадр. Светловолосый тонколицый Вилька Аугенблик (Арамис) глядел на всех живыми глазами с искорками, мигал и чуть улыбался. Несмотря на мельтешение царапин, кадр был удивительно четким. Видны были даже чешуйки облезающей от загара кожи на лопухастых ушах… А у Борьки-Атоса – застрявшие в кудряшках репьи…
– Пузырь, смотри. Как на тебя похож! – сказал Соломинка, возбужденно махая снятыми очками. В самом деле, Юрка-Портос чем-то напоминал нынешнего Славку Пузырева. Наверно, веснушками и упрямым взглядом…
– Боже мой, это же я! – закричал Валентин Валентиныч. В кадре весело мотался на качелях пацаненок в бескозырке. Потом он же бесстрашно прошагал босиком через лужи – брызги вразлет!
– Боже мой, Боже мой! – восклицал бывший Валька, не переставая, однако, равномерно вертеть ручку. В кадре Вальку сменили три сдвинутые головы, потом они разъехались (как лепестки распустившегося цветка), и весь экран занял разрисованный извилинами и пятнами, пестрящий надписями лист.
– Карта… – выдохнули пятеро.
Но карта исчезла, опять возник на две секунды похожий на Пузыря Портос, и – всё. Мельканье, пятна, голый свет…
– Валентин Валентиныч, давайте назад! – закричал Ига.
– Охотно, охотно, друзья мои… – И кино завертелось назад.
Карту снова не успели как следует рассмотреть, но кадры не останавливались. Задом наперед бежал через лужу Валька, смешно махали молотками строители корабля, вылетали вперед ногами из воды на мостки ныряльщики… Пятясь, пересек двор курчавый Атос со змеем…
– Валентин Валентиныч, еще раз! – это закричали уже все.
– Да! Да! Я могу смотреть это сколько угодно!
Опять поединок, опять ныряльщики…
– Я, кажется, разглядел надпись «Одинокий Петух», – громким шепотом сказал Генка.
– И я! – отозвался Соломинка.
А когда карта появилась в кадре снова, эта надпись почудилась и нетерпеливо дышащему Иге. Но… опять конец.
Ига вскочил.
– Валентин Валентиныч! А можно сделать, чтобы кадр остановился?! Там где карта! Это очень важно!
– Что?.. Да! Разумеется!.. Сейчас…
Фильм опять слегка пробежал назад, карта появилась и замерла.
Все так вытянули шеи, что в нижней части экрана возникли тени пяти лопухастых голов.
– Не торчите! – велел Пузырь. И в этот миг…
В этот миг случилась жуть!
В центре кадра возникла дыра с коричневыми краями. Она стремительно выросла, съела весь кадр, он вспыхнул белым огнем.
– А-а-а! – тонко закричал Валентин Валентиныч Экран погас. Заполыхали оранжевые отблески. Валентин Валентиныч, путаясь ногами в оборванном проводе, плясал у горящего проектора, поливал его из огнетушителя. Но пенная струя не могла сбить шумное пламя. И оно злорадно гудело, пока не сожрало фильм до последнего кадрика.
На оси катушки остался лишь комок расплавленной пластмассы.
– Не сработала заслонка, – тихо сказал Валентин Валентиныч. – Ей полагается наполовину прикрывать горячую лампу, когда лента останавливается, а она… Почему? Я же проверял…
И опять наступило молчание.
…Сколько времени они стояли так у обугленного аппарата, трудно сказать. Наконец Пузырь угрюмо выговорил:
– Ну, чего ж теперь…
– Извините нас, пожалуйста, – спохватился Лапоть. – Из-за нас пострадал ваш аппарат…
– Да наплевать на аппарат! У меня еще два таких! А пленка!.. Это же невосполнимая потеря! Да! И во всем виноват я!..
– Да что вы, никто не виноват, – через силу утешил его Ига. «Виноват я. Не надо было смотреть без Степки… Что я ей теперь скажу?»
А владелец сгоревшего проектора держался за виски и горестно рассуждал:
– Конечно, это судьба. Она решила, что не следует позволять человеку слишком глубоко погружаться в свое детство. И вот, я взглянул лишь одним глазком…
«А мы одним глазком на карту…» – Ига понял, что вот-вот пустит слезу. И незаметно для других дал себе подзатыльник.
Минут пятнадцать еще горевали, утешали (из вежливости) Валентина Валентиныча – хорошо, мол все-таки, что сумели посмотреть хотя бы два раза… А потом – что еще делать-то? – побрели домой.
Включили под потолком сарая лампочку и в самом похоронном настроении расселись по топчанам.
– Ну что же, зато приключение… – попытался подвести философский итог Соломинка. Но это никого не утешило.
Лапоть сказал:
– Кажется, я заметил, что Одинокий Петух лежит к норд-осту от слияния речки Гусыни с каким-то ручьем, Это все-таки зацепка…
– С каким ручьем-то? – хмыкнул Пузырь. – И масштаба карты мы все равно не знаем…
Поцарапался в дверь вернувшийся от родственников Ёжик. Генка посадил его рядышком. Вздохнул:
– Вот кому хорошо. Без карты путешествует, где хочет…
– Слушайте! – вдруг подскочил Соломинка. – Но если с той поры сохранилось это кино, может быть сохранилась и сама карта? Ига, а что если поискать в Степкиной кладовке?!
– Да где она теперь, кладовка-то… – вырвалось у Иги. И он даже замычал тихонько.
– То есть как это где? – вредным голосом сказал Пузырь. – Растворилась в воздухе, что ли?
– Можно сказать, что так… Степка потеряла ключ, а без ключа туда не попасть.
Лапоть нервно не согласился:
– Но есть же иные варианты! Можно отыскать ключ или подобрать новый!
– Нельзя. Потому что эта кладовка… она с одной стороны есть, а с другой ее нет…
– Как это? С одной, с другой? В каком смысле? – продолжал не верить Лапоть.
– В прямом! Со стороны коридора открывается дверь, за ней помещение. А снаружи, из окна, глянешь – там голая стенка, никакой пристройки. Выходит, она, кладовка эта, в каком-то другом пространстве. Хитрости старого дома… Не верите, что ли?
Самое интересное, что Иге поверили. Ну, если не на сто процентов, то почти.
– Елки-палки в треугольном колесе. И никак теперь туда не попасть? – огорчился Пузырь.
Ига сказал, что никак. Судя по всему, злополучный чулан захлопнулся навеки.
– А может, не навеки? – осторожно спросил из-под бока у Генки скромный Ёжик.
– Не знаю… Только знаю, что карту там все равно не найти. А вляпаться в неприятности можно запросто… – («Пока не научишься сопрягать свою нить с Меридианом», – словно кто-то добавил ему на ухо.)
– В какие неприятности-то? – набыченно спросил Пузырь.
– Ну… подробности я потом расскажу, ладно? Мне теперь главное – придумать, как быть со Степкой. Она мне поверила, а я… – По правде говоря, Ига даже всхлипнул.
