Ключ разумения - Жарков Александр (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
…Они перенесли гроб в потайную пещеру, спустились по ступенькам и оказались у небольшого подземного озера. Плот с высокими бортами, с шестом и вёслами дожидался их на чёрной воде. Они поставили на него необычайно лёгкий гроб, благодаря дереву из которого он был сделан, и Гистрион снова было пристроился возле.
– Нет, брат, – сказал Колобриоль, – тут тебе придётся немножко поработать, садись-ка за левое весло. – Сам он, оттолкнувшись шестом от камня, сел за правое, и они погребли ко входу в туннель. Гистрион не проронил ни слова, и ни о чём не расспрашивал, но послушно выполнял всё, о чём его просили. В каком он был душевном состоянии, трудно сказать, словно дал обет молчания. Правда, перед путешествием Метьер провёл что-то вроде инструктажа и тут принц на минутку очнулся.
– Я вкратце, – сказал Метьер, – чтоб самому не позабыть, что чабан напутствовал. Значит: из этого озера вытекает ручей, который становится рекой. У неё две особенности. Первая: она тычет среди гор, и по бокам бурлит. Надо вести плот по центру, там течение быстрое, но ровное – тут мне потребуется твоё внимание, принц, чтоб нас о скалы не долбануло. И вторая особенность: потом эта река потечёт меж степей, где находится поместье Смешного короля…
И тут Гистрион вставил:
– Река называется Бубёнка. Я в ней коня купал, когда… когда…
– Ну вот, – перебил его Метьер, – там и решим насчёт, – он кивнул на гроб.
Плот вошёл в тёмный туннель, но ручей был с хорошим течением, широким и коротким и уже через полчаса – свет впереди и выход. И неяркое синее утреннее небо с редкими облачками. Река, понёсшая плот среди высоких отвесных скал, как бы разделилась на две. Посерёдке было течение хоть и быстрое, но ровное, безо всяких горных штучек: камней да порогов. А по краям речка бурлила, билась, кипела и захлёбывалась. И главное было держать по центру, «чтоб не долбануться», как справедливо выразился первый стрелок Де… да нет, пожалуй, что и всего мира!
Путешественников быстро несло вперёд, и когда солнце взошло в зенит, река стала расширяться, и горы уже более походили на холмы. И тут в природе наметилось что-то неладное. Короче говоря, их настиг сирокко, или самум – по-разному называет народ этот выжигающий всё на своём пути ветер. Но это был южный гость, а здесь его встретил ещё и местный ураган – ох, они и сцепились! Ни в жизнь мне этого не описать!
Всё кружилось и неслось: и обугленные валуны, и вырванные с корнями горящие деревья летели над головами пилигримов… Но странно: их это как будто не касалось. Они плыли, вернее, неслись по воде среди этого кошмара, но даже волосы не вставали дыбом на их головах, как будто посреди реки был другой климат, или они находились под чьим-то покровительством. Метьер подумал про Виа Чеа. А Гистрион ни о чём не думал, просто сидел и что-то бормотал, и ни на что не обращал внимания… Птицы истошно орали над их головами, их несло неведомо куда, и многие сгорали на лету. Что птицы? Медведица, лапа в лапу с медведем, прокувыркались по воздуху, как два пуховых тюка, чуть не задев Колобриоля, стоящего с шестом – и сгорели вмиг, попав в струю ужасного сирокко. А зайцы, а белки…Хорошо ещё, не начались береговые деревни, и плотоплавы наши не увидели нёсшихся по воздуху орущих горящих людей… Ой, лучше не надо!
По бокам плывущих стояли будто невидимые стены, а над головами будто был натянут потолок из прочного невидимого материала. Метьер недоумевал и дивился, в частности, и на безмятежно двигающего губами Гистриона, который давно молился Единому Неведомому Богу, как учил его дед.
Стена стеною, но дальше случилось следующее. Не знаю, как: то ли Метьер позабылся и перестал держать прямо, то ли сама система реки в реке стала давать сбои, но только часть плота, где стоял гроб, оказалось на мгновение вне спасительной зоны. И тут же домовину подняло с места в крутящийся воздух, а так как Гистрион дремал, сидя на чурбане и обхватив гроб руками, он тоже полетел вверх и чуть вправо. Моментально проснувшись, он вцепился в гроб и влез на него – чурбан летел рядом. Вот было зрелище: принц летит верхом на гробе с мёртвой принцессой! И пусть каждый фантазирует сам, неслась ли Кэт головою вперёд, или ногами, и как летел принц, и сколько раз он соскакивал и мчался, вися на одной руке и истошно оря!
Всё это наблюдал Метьер, и кудри стояли стеной над его головою отнюдь не от ветра, который его не касался! Наконец, Алекса как-то зашвырнуло на гроб, и он летел, тесно прижавшись к стеклу, чуть не касаясь губами покойничьих губ, или чего ещё, кто же теперь этот ужас припомнит. Всё горело кругом, огонь не касался только Метьера на плоту и гробонёсцев, которые летели в некоем огневом кольце или ореоле! Ну тут уж я и не знаю даже, возможно ли такое, знаю только, что это было! Наверное, это и называется: чудо! И ещё скажу: их не уносило далеко от плота, потому что принц запутался ногой в канате с якорем, и они неслись по воздуху на натянутой верёвке.
И как гроб ни с чем не столкнулся, вот что удивительно!
К счастью, ветер начал стихать: принц на гробе опускался всё ниже и ниже, пока не плюхнулся в воду. Метьер с помощью шеста направил плот к берегу, и путешественники, пришвартовавшись и привязав покрепче гроб, моментально заснули от пережитых волнений, не разводя костра. Было тепло, попахивало гарью, была тёмная ночь, а наутро они увидели, что река, которая, как правильно вспомнил Гистрион, называлась Бубёнка, течёт посреди выжженной сирокко дымящейся степи. Потом, когда они снова отправились вплавь, пошли луга, деревни и через два-три дня они плыли через земли того феодала, в одной из прибрежных деревень которого и проживал старший сын оказавшего им помощь чабана. Они отдали сыну плот, а он дал им лошадь с телегой, и себя в качестве провожатого в замок Смешного короля, потому что тот и был его феодалом, и поместье оказалось неподалёку. (Метьер не убедил Гистриона, что хоронить Кэт надо здесь, поскольку не успел стать её мужем, но то, что отцу надо проститься с любимой дочкой – убедил).
А пока они делились впечатленьями, собирались, запрягали, король Эдвард умирал в своей королевской спальне. Может быть, он умирал не от старых ран, как утверждал его лекарь, а от тоски по Кэт. У постели под розовым балдахином сидела новая жена, бывшая фрейлина, женщина очень высокого роста и очень худая, чтобы не сказать, тощая.
Забавная они были пара: король ей по плечо и кругленький, как шарик. Может, его покорили её удивительного огненного цвета волосы, спускавшиеся чуть не до пят? Она была внешне очень холодна и строга, и имела прозвище Ржавая селёдка. В основном её звали так завидовавшие ей бывшие сослуживицы, многие ведь были гораздо смазливее и добрее, а королевой почему-то стала она.
И вот эта Селёдка сидела перед постелью умирающего прямо, будто аршин проглотила, а король держал её крепко за руку, хотя казалось, что он спал. Он был без маски: только наедине с женой и самыми близкими слугами он позволял себе такое. А мы теперь можем сами решить, в самом ли деле его лицо было таким смешным, что все подданные хохотали, глядя на него, и от смеха не могли исполнять его повелений?
Лицо его было… не аристократическим: нос картошкой, ушки топориком. Оно было бы мягким и добрым, как прежде, если бы его не обезобразили множественные рубцы и шрамы. Он ведь, как и дед Гистриона, был ключеносцем, и десять долгих лет – Кэтрин была крохой, а жена ещё живой – ходил в походы на поиски Великой Шкатулки с Именем Единого и Неизвестного Бога. И всё тело его было изрезано вражьими мечами. Но тело можно скрыть под одеждой, а лицо? Под маской. А какой шутник придумал, что оно смешное? Может, сам король и придумал, он был человеком остроумным и с фантазией. Слуг, тех кто его знал прежним, и болтливых, он поразогнал, остальные должны были под страхом наказания поддерживать легенду о его смешном лице и даже распространять её. Зачем только всё это, ведь рубцы украшают воина, но уж слишком они были страшны!
В спальню просунулась рука и сделала некий знак, обозначающий, чтобы королева вышла.
