Песнь Огня - Николсон Уильям (электронные книги бесплатно txt) 📗
Волк приземлился на огромные лапы, растерянно мотая головой.
– Пинто!
Мампо бросился к девочке.
Я в порядке!
Хищник повернул лохматую голову, покосился на Мампо и разинул пасть.
– Нет!
Мампо зря боялся за Пинто. Та протянула руку, и волк лизнул ее шершавым языком. Потом ткнулся мордой в шею, лизнул лицо…
Волк, ты меня услышал! Ты почувствовал!
Мампо замер, онемев от удивления. Другие члены стаи обступили Пинто: трое, четверо, пятеро. Давным-давно он уже видел такое, только теперь с волками говорила малышка Пинто.
– Так ты тоже! – вырвалось у него.
Пинто обернулась: семилетняя девочка с неожиданно повзрослевшими глазами. Так перед уходом смотрела Кестрель.
– Они тебя не тронут, – сказала Пинто. – Это наши друзья.
Она потрепала волков по лохматым загривкам и встала. Потом махнула остальным, остановившимся и со страхом смотревшим на нее.
– Все хорошо! Идите!
Люди и животные медленно пошли дальше по трескающемуся льду. Пинто вернулась к Мампо.
– Пойдем, Мампо.
Волки стояли неподвижно, как часовые, и провожали ее взглядом.
Прощайте, друзья!
Прячься, маленькая, – донесся ответ. – Приближается буря.
Пинто взяла друга за руку, и они пошли за остальными. Мампо растерялся: кто кого теперь защищает?
– Я и не знал, – сказал он.
– Я тоже. Теперь узнала.
– Что это значит?
– Я взрослею, – объяснила Пинто. – Ты против?
– Нет. Конечно нет.
Оба шли быстро, не думая о том, что лед может сломаться. Пинто чувствовала себя почти так же, как тогда, когда ее укусила муха страсти. «Я все могу, все меня слушаются. Пусть лед треснет – ну и что? Прикажу меня выдержать, и он выдержит». Только сейчас все было по-настоящему. Стало ярче, острее, понятнее. Пинто видела отца, который тянул за собой мамину волокушу, и подумала, что очень нужна родителям и теперь сможет им лучше помогать.
Я присмотрю за вами, – мысленно сказала она. – Я всем помогу.
Пинто как будто опьянела, хотя муха страсти на этот раз была ни при чем. Люди уже выходили на берег, темные фигурки толпились на снежной земле, вот и лошади с коровами… Пинто казалось, что только благодаря ей, чуть ли не самой младшей, мантхи перешли озеро живыми и невредимыми.
Я все могу!
Мампо в это время размышлял о том, что произошло с Пинто. Так уж он был устроен, что мог думать лишь о чем-то одном, поэтому и не вспоминал об опасности. Как Пинто изменилась! Вроде бы выглядит так же. Только почему с ней теперь как-то неловко, словно он робеет? Мампо невольно стиснул руку Пинто – и тут же устыдился и отпустил.
– Все хорошо, Мампо, – сказала девочка. – Я тебя не брошу.
Мампо залился краской. Хорошо хоть сумерки!
– Я должен заботиться о тебе, а не ты обо мне.
– Значит, будем заботиться друг о друге.
Вот и берег. Анно Хаз внимательно посмотрел на дочь, потом на горы.
– Здесь разведем костер. Впереди опасный подъем, при луне не одолеем.
Аира протянула руку. Пинто крепко ее сжала. Мать молчала, но дочь прекрасно ее поняла.
Несправедливо! – мысленно посетовала мать. – Слишком рано.
– А когда это случилось с тобой, мам?
– Со мной? – Аира улыбнулась и тихо прошептала: – Я и не помню. Я даже говорить и ходить не умела. Лежала в колыбели и все знала.
Пинто рассмеялась:
– Вот видишь! Значит, и мне пора.
Глава 15
Бомен учится летать
Кот Дымок лежал на палубе в укромном уголке, слушая разговор, который доносился из каюты.
Обычно кот пропускал людскую болтовню мимо ушей. Всё треплют языком да треплют, а что толку? Дымок уже давно пришел к выводу: люди говорят, чтобы избавиться от внутреннего напряжения, будто спускают слишком туго надутый воздушный шар. А что при этом говорить – дело десятое.
Впрочем, в этот раз кот прислушивался к людям с интересом. Первый голос, громкий и презрительный бас, наверняка принадлежал очень мудрому человеку – с точки зрения кота, презрение было главным признаком мудрости. Второй голос был хорошо знаком Дымку – Бомен. Юноша говорил мало и тихо, едва слышно. Кот любил Бомена, хотя и считал его несколько мягкотелым.
– Великие звезды! – громыхнул бас. – Ты что, не умеешь слушать? Ты не только болван, но еще и глухонемой?
– Что я должен услышать?
– Услышать? Разве я сказал «услышать»? Кто тебе сказал «услышать»? Не услышать, а слушать! Понятно, что это значит? Что ты не знаешь, какой будет звук. Что ты ждешь звука. Это ты «услышал»? Да? Кивни, если ты понял хоть одно мое слово. Ну вот, хоть что-то мы уже умеем…
Дымок подкрался к иллюминатору. Интересно, что Бомену надо слушать?
Вокруг стола стояли Альбард, Бомен, Попрыгунчик и Кестрель и смотрели на предмет, по мнению кота не издающий никаких звуков. Это была ложка.
– У ложки есть своя песня, – продолжал Альбард уже не так сердито. Бомен внимательно его слушал. – Поймай ее.
Бомен кивнул, не сводя глаз с ложки.
– Теперь настрой свою песню на песню ложки.
Бомен снова кивнул. По мысленной связи Кестрель почувствовала, как через брата прошла волна мягкой дрожи.
– Теперь подними ее.
Бомен поднял ложку силой мысли. Такое он уже делал не раз.
Ложка повисла в воздухе.
– А теперь, – сказал Альбард, – зачерпни стол ложкой.
Бомен недоуменно наморщил лоб. Ложка со стуком свалилась на столешницу.
– В чем дело?
– Ложкой нельзя черпать дерево.
– А сметану?
– Сметану – можно. Дерево – нет.
– Тогда черпай не стол, а сметану.
Бомен задумался и перевел глаза с ложки на стол. Альбард выразительно посмотрел на Попрыгунчика. Юноша вслушался в стол. Звук не такой, как у ложки, а ниже, тяжелее – деревяннее, что ли.
Кестрель чувствовала, о чем брат думает, как глухо гудит дерево у него в уме, и изучала стол вместе с ним. Бомен еще не разобрался, как выполнить задание, и нервничал; Кестрель наблюдала со стороны и оставалась спокойной. Наверное, поэтому она первой нырнула в стол, как в лесное озеро.
Странное ощущение! Только что Кестрель смотрела на стол и вдруг погрузилась в дерево, как в теплую жидкость. Тут даже пахло по-особенному – смолой и мокрой тряпкой. Оказывается, с деревом можно делать все, что хочешь, – мять его, как глину, переливать, как воду. Стол остался столом, но открыл Кестрель свою настоящую сущность, исходное вещество, которое приняло форму стола.
А могло бы быть сметаной, – подумала Кесс.
Девушка, смеясь, подняла голову, и ее взгляд упал на старый календарь, висевший на стене каюты. С тихим шипением цифры на выцветшей бумаге раскрутились в волнистые линии, а потом – пух! – взорвались искристой пылью и пропали. На стене остался чистый лист.
Кестрель заморгала: может, что-то с глазами? Нет, теперь она видела лучше, четче, чем когда-либо раньше. Прямо перед ней стена каюты разваливалась. Со странным бульканьем – как это другие не слышат, может, просто не подают виду? – доски превращались в куски губчатого мха и падали на пол. Только пола тоже не было. Под ногами текла вода, которая сверкала и расходилась кругами, хотя оставалась твердой. Вода была очень прозрачной: если посмотреть под ноги, было видно не дно баржи, а светящаяся река, или небо, или еще что-то яркое. Да это же не вода, а воздух! Нет, не воздух, это свет…
У Кестрель закружилась голова от страха. Она огляделась и не увидела ни каюты, ни брата с Альбардом и Попрыгунчиком – никого и ничего. В этом мире света она одна. Кестрель протянула руку и ничего не увидела. Посмотрела на себя – ее самой тоже нет. Есть только бесконечные волны света и та ее часть, которая все это видит.
Так что я не могла исчезнуть. Я где-то здесь.
Только где?
Везде, – осенило Кестрель. – Я везде! Я слилась с миром.
Страх тут же исчез и сменился радостью. Наконец все стало понятно! Кестрель обогнула стены, которые разделяют все, из чего состоит мир, и вошла туда, где мир – одно целое. Ей вспомнился зимний рассвет в слепящем солнечном свете, когда она себя спрашивала: «Почему все когда-нибудь кончается?» Сейчас, растворясь в свете, Кестрель увидела, что мир бесконечен и безграничен, в нем нет «здесь» и «там», «тогда» и «теперь». Все вокруг словно расплавилось, даже тело, которое Кестрель когда-то считала своим…
