Русские народные сказки (Сост. В. П. Аникин) - Аникин Владимир Прокопьевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
«Что же это все один голос?» — подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном, тотчас обвела их мертвой рукой — и они померли.
Поутру белая уточка зовет деток; детки нейдут. Зачуяло ее сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
На княжьем дворе, белы как платочки, холодны как пласточки, лежали братцы рядышком.
Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
— Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Я нуждой вас выхаживала,
Я слезой вас выпаивала,
Темну ночь недосыпала,
Сладок кус недоедала!
— Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает.
— Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!
Ее прогонят, она облетит да опять к деткам:
— Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Погубила вас ведьма старая,
Ведьма старая, змея лютая,
Змея лютая, подколодная;
Отняла у вас отца родного,
Отца родного — моего мужа,
Потопила нас в быстрой реченьке,
Обратила нас в белых уточек,
А сама живет — величается!
«Эге!» — подумал князь и закричал:
— Поймайте мне белую уточку!
Бросились все, а белая уточка летает и никому не дается; выбежал князь сам, она к нему на руки пала. Взял он ее за крылышко и говорит:
— Стань белая береза у меня позади, а красная девица впереди!
Белая береза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой — говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящею водою — они встрепенулись, сбрызнули говорящею — они заговорили.
И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю: где оторвалась нога — там стала кочерга; где рука — там грабли; где голова — там куст да колода. Налетели птицы — мясо поклевали, поднялися ветры — кости разметали, и не осталось от ней ни следа, ни памяти!
СОЛНЦЕ, МЕСЯЦ И ВОРОН ВОРОНОВИЧ
Жили-были старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошел в амбар крупку брать; взял крупку, понес домой, а на мешке-то была дырка: крупа-то в нее сыплется да сыплется.
Пришел домой. Старуха спрашивает:
— Где крупка? — А крупка вся высыпалась.
Пошел старик собирать и говорит:
— Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать, за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца — среднюю, а за Ворона Вороновича — младшую!
Стал старик собирать — Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать.
Пришел старик домой, сказал старшей дочери:
— Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило ее.
Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь.
И меньшой дочери сказал:
— Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил ее и унес.
Старик и говорит:.
— Идти разве в гости к зятю?
Пошел к Солнышку; вот и пришел.
Солнышко говорит:
— Чем тебя потчевать?
— Я ничего не хочу.
Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковородку — и оладьи сжарились. Накормили старика.
Пришел старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковородку с оладьями.
— Чего, на тебе испекутся! — говорит старуха.
— Ничего,— говорит,— ставь, испекутся.
Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли.
Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклися оладьи, наелся старик.
На другой день старик пошел в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришел.
Месяц говорит:
— Чем тебя потчевать?
— Я, — отвечает старик,— ничего не хочу. Месяц затопил про него баню. Старик говорит:
— Темно в бане-то будет! А Месяц ему:
— Нет, светло, ступай.
Пошел старик в баню, а Месяц запихал палец свой в дырочку, и оттого в бане светло-светло стало.
Выпарился старик, пришел домой и велит старухе топить баню ночью.
Старуха истопила; он и посылает ее туда париться. Старуха говорит:
— Темно париться-то!
— Ступай, светло будет!
Пошла старуха, а старик видел, как светил ему Месяц, и сам туда ж — взял прорубил дыру в бане и запихал в нее свой палец. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему:
— Темно!
Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнем и выпарилась.
На третий день старик пошел к Ворону Вороновичу. Пришел.
— Чем тебя потчевать-то? — спрашивает Ворон Воронович.
— Я,— говорит старик,— ничего не хочу.
— Ну, пойдем хоть спать на седала.
Ворон поставил лестницу и полез со стариком. Ворон Воронович посадил его под крыло.
Как старик заснул, они оба упали и убились.
ПРИТВОРНАЯ БОЛЕЗНЬ
Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил.
Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим. Женился Иван, и вскоре родились у него два сына.
Иван-царевич ходил с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу; рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил.
А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, полюбила и стала частенько навещать его в темнице.
Однажды говорит ей Пан Плешевич:
— Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать!
Царица ему в ответ:
— Я бы очень рада была, если б ты убил его.
— Сам я убить его не смогу, а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трех головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трех головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их — у меня бы силы прибыло.
На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово:
— Чадо мое милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое, убей чудище о трех головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю — авось поправлюсь!
Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал.
В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждет…
Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб — дуб зашумел и погнулся.
— Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь — на обед, молодец — на ужин!
— Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! — сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калену стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привез домой и отдал матери.
Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.
Съел он, царица и спрашивает:
— Что — будет ли у тебя силы, как у моего сына?
— Нет, еще не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрет, или он привезет еще шесть сердец.
