Кайтусь-чародей - Корчак Януш (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Поздним вечером Кайтусь и доктор вернулись в каюту.
— С завтрашнего дня, дорогой мой, ты принадлежишь мне. Утром первым делом зарядка, потом купание. На завтрак молоко, булочка, фрукты.
— Какие?
— Ещё не знаю. Посоветуюсь с шеф-поваром и справлюсь в медицинских книгах. Кажется, на корабле очень полезно есть виноград.
— А после завтрака?
— Прогулка по палубе. Потом занятия музыкой. Три партии в шашки или сеанс в кино. Десять минут гимнастики или плавания. Обед. Тихий час. Всё по распорядку.
— Выходит, я попал в рабство?
— Да. Все мы рабы своих обязанностей. И чем больше человек стоит, тем строже за ним следят. А у тебя, милый друг, большой талант. Ты нужен людям. Поэтому не принадлежишь себе. За тобою нужно особенно следить.
Странно это как-то звучит. Кайтусь глянул доктору в глаза. Вздохнул. Словно бы предчувствуя.
И пошло:
— Это вредно, нельзя.
— Нельзя — опасно.
— Нельзя — рано, поздно, дождь; нельзя — слишком жарко.
Каждый день одно и то же.
— Да поймите вы, мне скучно!
— Ничего не поделаешь. Вчера весы показали, что ты похудел на сто граммов.
— Хочу залезть на мачту, на марсовую площадку.
— Нельзя, там ветер.
— Хочу в машинное отделение.
— Нет. Вспомни: в прошлый раз ты там простудился. У тебя на две десятых градуса поднялась температура.
— Хочу поиграть с боями в футбол.
— Ты же знаешь, преподаватель гимнастики против.
— Тогда в пятнашки.
— Нет. Можешь от них заразиться. Они спят в общем кубрике, а у одного из них ангина.
Трижды пытался Кайтусь отомстить, выкинуть номер.
Вот сейчас он прыгнет с палубы в море. Будет плавать не в тесном бассейне, а как дельфин, в открытом океане.
«Хочу, желаю, повелеваю. Прыгнуть, нырнуть глубоко-глубоко, до самого дна».
Повторяет Кайтусь желание. Никакого результата. Утратил он свою силу и власть. Почему?
За время плавания Кайтусь вырос на шесть сантиметров и прибавил шестьсот граммов. Доктор доволен, а Кайтусь злится.
— Вот видишь, ты не кашляешь, голова и спина не болят. На щеках румянец. Температура…
— Плевал я на температуру и на румянец. Даже в школе было лучше: там хоть есть перемены и двор. Я мог делать, что хочу. Не нравится мне этот ваш Голливуд.
Кайтусь чуть было не сказал, что предпочитает Варшаву, но вовремя прикусил язык.
Что ему из того, что живёт он в настоящем дворце среди сада? «Самый комфортабельный и самый дорогой», — телеграфировал директор цирка. Такой и арендовали.
«Нельзя, запрещается, не стоит».
На пароходе его мучил доктор, а тут прибавились секретарь и кинорежиссёр.
Репетиции, репетиции, репетиции.
— Ещё раз. Сто десятый эпизод.
— Зачем? У меня уже получается.
— У тебя получается, а другие пока плохо играют.
— А какое мне дело до других?
Иногда Кайтусь назло играет плохо. Надоело ему, что его мучают, переодевают, как куклу.
Он играет сироту. Фильм будет называться «сын гарнизона». А может, «Тайна маленького Джека». Кайтусь — лазутчик, пробивается сквозь ограждение из колючей проволоки.
Ну, хватит, давайте уже снимать…
Нет. То шапка не такая, то штаны порваны не так, мешок слишком велик, закрывает левую ногу.
И опять портной что-то примеряет, парикмахер по-другому укладывает взлохмаченные волосы.
А сейчас они спорят, где должна быть рана — на щеке или на лбу. А Кайтусь стоит как дурак, ждёт.
— Ну хватит!
— Ещё минутку.
В тридцатом эпизоде, где сирота должен был заплакать, Кайтусь вдруг показал язык и расхохотался.
— Сам виноват, дорогой мой. Нарочно испортил плёнку. Придётся снимать ещё один дубль.
Кайтусь предпочёл бы сниматься один или с детьми. Хуже нет со взрослыми кинозвёздами.
— Да всё уже хорошо, — капризничает Кайтусь.
Но актриса-кинозвезда недовольна: то она слишком высоко подняла руку, то слишком низко наклонила голову, и опять начинай всё сначала.
И вот Кайтусь опять мчится к ней, бросается в объятия и кричит:
— Мама!
А на ухо шёпотом:
— Держи башку, как надо.
Звезда разобиделась. Пришлось Кайтусю извиняться.
Наконец-то перерыв. Вот тебе на! Припёрся репортёр английской газеты, желает побеседовать с Кайтусем. Пришёл директор киностудии. Жена миллионера хочет поцеловать Кайтуся.
— Скажите ей, пусть поцелует собаку в нос.
Все смотрят на него, как на обезьяну в зверинце. Кайтусь ото всего отказывается, а секретарь в ответ:
— Ты подписал договор.
Да, правда, подписал, обязан.
— Ну, ещё раз, последний. Ты же артист, тебе же важно, чтобы получился хороший кадр, — уговаривает режиссёр.
— Никакой я не артист, и ничего мне не важно.
— Друг мой, это очень серьёзная сцепа.
— Я вам не друг. Вы мне не нравитесь, и я вас терпеть не могу.
— За что же?
— За то, что вы со мной такой добрый, такой ласковый. А почему вы толкнули старика, почему отодрали за уши и прогнали тех мальчишек, не заплатив им ни гроша?
— Что ж, объясню, только тебе придётся потерпеть. Девочку я взял из милости, уж очень меня просила её мать. Я дал ей зеркало и велел за неделю научиться…
— Чему?
— Сперва она должна была улыбнуться, потом взглянуть немножко удивлённо и немножко испуганно, а потом обрадоваться. Но она, лентяйка, не стала репетировать перед зеркалом. Из-за неё я потерял два дня. А мальчишки должны были драться на улице, и в это время на них налетел автомобиль.
— Знаю. Они всё время оглядывались: боялись, как бы автомобиль их и вправду не задавил.
— Поэтому я взял ребят посмелей. А из-за этих я испортил тридцать метров плёнки и заплатил штраф.
— Как вы всё здорово объясняете.
— Дорогой коллега, ты не понимаешь…
— Я вам не коллега. И вообще я скажу директору студии, что хочу другого режиссёра.
— Что ж, он послушается, обязательно послушается. Назначит другого режиссёра, а меня выгонит. Я потеряю работу, а у меня жена и ребёнок. Директор давно хочет от меня избавиться. На моё место он возьмёт кого-нибудь помоложе и подешевле, и тот будет ещё строже с актёрами. Про меня он говорит, что я недостаточно энергичный и слишком снисходительный. Ничего ты, мальчик, не понимаешь. Живёшь во дворце и понятия не имеешь, что тут у нас происходит.
«Да, не знаю, — подумал Кайтусь, — но обязательно узнаю».
Доктор закрывает дверь спальни Кайтуся.
— Спокойной ночи.
Кайтусь тихонько лежит. Потом осторожно встаёт, одевается, надевает шапку-невидимку и через сад выбирается на улицу. Он хочет узнать, что тут происходит, как живут безработные в этом богатом городе кинозвёзд.
Да, навиделся он, наслышался. Вот бедная комнатка.
— Нету работы, — говорит отец. — Через месяц начнут снимать новый фильм, там потребуется массовка. Может, удастся что-нибудь заработать.
Ещё одна комната. Вдова и дети.
— Не везёт, — жалуется она соседке. — То говорят, что я слишком толстая, то слишком худая, то у меня чересчур длинный нос, то чересчур короткий. Узнала я, что для съёмок нужны дети. Пошли они. Но, оказывается, дети нужны уродливые, а мои симпатичные. Опять не повезло.
А в другом доме молодой рабочий хвалится:
— Получил хорошую работу. Платят три доллара. Буду стоять в окне и смотреть на толпу. А потом брошу в неё кирпич. Надо только порепетировать перед зеркалом, чтобы у меня была зверская физиономия. А вот однорукому горбуну обещают платить десять долларов. Правда, пока такого не нашли, но найдут.
И о себе тоже услыхал Кайтусь:
— Цацкаются с этим щенком, как не знаю с кем. Потом будут писать, что он заработал кучу денег. Режиссёр потому нас так мучает, что он не желает приходить на репетиции. Говорит, скучно ему. А попробовал бы он по пять часов в день изображать перед зеркалом, что задыхается.
— Погоди, через годик он надоест публике. Найдут другого. Только бы поскорей окончили снимать «Сына гарнизона». Хуже нет играть с капризной звездой.