Ак-Бозат - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович (бесплатные серии книг TXT) 📗
Первым пришел Бухарбай, далеко оставив всех женихов. Все бросились к Ак-Бозат и не знали, как ее приласкать. Женщины целовали ее. Такого скакуна еще не видали в степи.
– Ты выиграл, Бухарбай, – сказал бий.
– Да, он выиграл, – согласился спокойно Цацгай. – Мэчит его, если он достанет калым… Хоть сейчас пусть берет ее. Я от своего слова не отказываюсь. Ведь все женихи обещали заплатить мне калым…
Никогда еще Бухарбай не чувствовал себя настолько несчастным, как в этот день своего торжества. Ему все завидовали, а он проклинал себя… Да, проклятую бедность не объедешь ни на каком скакуне. Даже гордая Мэчит подошла к Ак-Бозат и обняла за шею благородное животное.
– Прощай, Мэчит! – сказал Бухарбай.
Девушка ничего не ответила, а только опустила свои гордые глаза.
IV
Байга сделала Бухарбая несчастным. Он потерял свой покой, нажитый тяжелым трудом. Тяжела показалась ему теперь жизнь простого пастуха. Да и все другие ему завидовали. А он все думал о Мэчит, о красавице Мэчит с чудными глазами.
– Вот тебе год, – сказал Цацгай. – Я свое слово держу, а ты добывай калым. Если в течение года но добудешь, я выдам Мэчит за другого…
Если бы Бухарбая кто ударил ножом, ему, кажется, было бы легче, чем услышать такие слова. А тут еще Мэчит смотрит на него и опять улыбается. Она полюбила Ак-Бозат и часто приходила кормить ее из своих рук. Теперь ей нечего было стесняться: Бухарбай был ее жених, как это было всем известно.
– Бухарбай, ты очень любишь меня? – лукаво спрашивала красавица.
– Да…
– Даже больше, чем Ак-Бозат?
Этот вопрос смущал Бухарбая, и он не знал, что ответить, а Мэчит звонко смеялась и убегала.
Старый Цацгай тоже думал об Ак-Бозат. Все у него было – пятьсот лошадей, три тысячи баранов, красавица дочь, а такого скакуна не было. Далеко разлетелась слава Ак-Бозат по всей степи, и джигиты приезжали посмотреть на чудную лошадь. Эта слава не давала спать старому Цацгаю. Он только и думал об Ак-Бозат, как бы добыть ее от Бухарбая. Несколько раз скупой старик заводил такой разговор:
– Бухарбай, продай мне лошадь! Я тебе дам за нее двадцать лошадей – выбирай любых из всего табуна, да еще столько же баранов.
– Нет, – упрямо повторял Бухарбай.
– Дам тебе в придачу лучшую кибитку…
– Нет…
– Дам тебе серебряных денег, сколько можешь взять обеими руками.
– Нет…
– Дам тебе шелковый бешмет и два шелковых халата.
– Нет…
– Дам ружье, кинжал, саблю…
– Нет.
– Чего же тебе нужно?
– Мне ничего не нужно, Цацгай…
Впрочем, раз Бухарбай сам сказал:
– Давай все, что обещаешь, и Мэчит в придачу.
– Ого, ты не дурак… Только этого никогда не будет.
– Как знаешь. А мне и так хорошо…
Начал Цацгай сердиться на упрямого пастуха. Уж очень он зазнался со своею лошадью… Мало ли в степи хороших скакунов? Но как Цацгай ни успокаивал себя, но чудная лошадь но выходила у него из головы. Что ему, в самом деле, теперь нужно: все у него есть. Даже новую жену не нужно… А если бы была у него Ак-Бозат, он стал бы ездить по степи и на каждой байге всех бы обгонял. Нет другой такой лошади… Старик даже похудел, потерял сон и так заскучал, что не знал, куда ему деваться. И собственное богатство сделалось не мило…
Кончилось тем, что Цацгай серьезно разнемогся. Лежит у себя в кибитке и стонет. Ни есть, ни пить не может. Наконец он сказал Мэчит:
– Иди и позови сюда этого упрямого осла… Я хочу с ним говорить.
Когда в кибитку вошел Бухарбай, старик сказал:
– Я захворал из-за твоего упрямства… Ты глуп, как четыре осла! Да… Если бы я был молод, я украл бы твою Ак-Бозат! А теперь… Слушай, упрямый человек, что я тебе скажу: бери, что хочешь, и… Мэчит в придачу.
Поклонился Бухарбай и отвечал:
– Ты много даешь, Цацгай, а хочешь взять у меня все… Ак-Бозат – благородной крови Исэк-Кырган. Когда я уходил из своего аула нищим, мать мне сказала, чтобы я не отдавал Ак-Бозат ни за что. Но я подумаю…
– Убирайся, худой человек, и думай! – стонал старик.
Когда Бухарбай выходил из кибитки, он встретил Мэчит; она стояла у входа, слышала весь разговор и теперь горько плакала.
– Ты меня не любишь, Бухарбай… – шептали девичьи губы, еще так недавно смеявшиеся над ним.
Не тронули Бухарбая просьбы и обещания старого Цацгая, а тронули девичьи слезы. Он вернулся в свою кибитку, как пьяный. Все у него кружилось в голове, и он не знал, что ему делать.
Лежит у себя в пастушьей дырявой и грязной кибитке Бухарбай, лежит и думает, а перед ним заплаканное девичье лицо, и девичий сладкий голос, и своя собственная жалость. Слышит он, как ходит недалеко от кибитки его сокровище Ак-Бозат, и опять не знает, что ему делать. Другие пастухи спят, а он мучается, как преступник. Молодое сердце так и бьет тревогу… Наконец оно взяло перевес, и Бухарбай решился уступить Ак-Бозат старому Цацгаю.
Но только он это подумал, как слышит, что Ак-Бозат заржала. Не успел он выскочить из кибитки, как послышался громкий топот. О, как знал Бухарбай этот топот… Вор подкрался ночью и теперь летел, как ветер. Бросился Бухарбай в табун, выбрал лучшую лошадь и полетел в погоню. Гонит он час, гонит другой, и опять он слышит знакомый топот. Дрогнуло сердце в груди Бухарбая, и погнал он лошадь еще сильнее. Начинало светать, когда он завидел вдали Ак-Бозат: неужели это его Ак-Бозат, и неужели он ее догонит на простой табунной лошади? Еще никто не обгонял Ак-Бозат. Еще час гонится Бухарбай, – вор уже совсем близко. Облилось кровью сердце Бухарбая, когда он настигал его. Не утерпел джигит и крикнул:
– Эй, ты, шайтан, не умеешь ездить… Потрепли лошадь по шее!..
Вор так и сделал. Ак-Бозат полетела, как стрела. Скоро пропала совсем из виду. Бухарбай загнал насмерть свою лошадь, упал на землю и горько заплакал. Это аллах его наказал за то, что он хотел уступить благородную Ак-Бозат старому Цацгаю. Любовь его ослепила…
V
В свой аул Бухарбай вернулся только через три дня. Его сначала даже не узнали, так он похудел, а глаза были совсем дикие.
– Если бы ты отдал мне Ак-Бозат, я сумел бы ее сберечь, – карал его старый Цацгай. – Ты упрямый осел, Бухарбай… Ты глуп, Бухарбай, как четыре барана.
– Меня наказал аллах… – ответил Бухарбай. – Отпусти меня, Цацгай.
– Куда же ты пойдешь, несчастный байгуш?
– Пойду искать Ак-Бозат… Я не могу без нее жить.
Не так думала Мэчит. Очень она полюбила джигита, а девичье сердце не ищет богатства. Она сама пришла к Бухарбаю и сказала:
– Бухарбай, куда ты – туда и я… Я тебя люблю.
Заплакал Бухарбай, а Мэчит положила его голову к себе на колени и утешала ласковыми девичьими словами. Тут она узнала, как Бухарбай сделался байгушом, и еще больше его жалела. Из-за нее аллах его наказал. Пошла смелая девушка к отцу и сказала, что ни за кого больше не пойдет замуж, как только за джигита Бухарбая; он не простой пастух, а настоящий джигит.
– Не надо мне богатства, – говорила смелая девушка. – Лучше я буду женой простого пастуха.
Рассердился Цацгай, прогнал от себя дочь; но она пришла в другой раз и повторила то же самое. Разве что нибудь поделаешь с упрямыми женскими словами? Еще сильнее рассердился Цацгай и сказал:
– Хорошо, упрямая коза… Бери своего Бухарбая, только я ничего не знаю. И тебя не знаю… А этот упрямый осел пусть не показывается мне на глаза, если хочет быть цел.
Много страшных слов наговорил старый Цацгай, как говорят и другие отцы, когда сердятся на непослушных дочерей, а потом смилостивилось отцовское сердце.
«Дам я кибитку Мэчит, – решил Цацгай. – Не жить же ей на самом деле вместе с пастухами… Упрямая девчонка не стоит этого, ну да уж так и быть…»
После кибитки дал Цацгай лошадей, потом баранов, потом уж надавал всего. Он дает, а Бухарбаю все равно. Ничего не нужно джигиту.
