Ежик в тумане - Козлов Сергей Григорьевич (электронные книги бесплатно .txt) 📗

СОСНОВАЯ ШИШКА

Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.

– Вода, вода, куда ты бежишь? – спросил Заяц.

– С камушка на камушек по камушкам бегу! «По камушкам. Хорошо ей! – подумал Заяц. – Вот бы мне так!» Пришел Муравей.

– Ты что бродишь? – спросил Заяц. – Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?

– Надо, – сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.

– Стой! Давай поговорим, – сказал Заяц. Муравей остановился:

– О чем?

– О чем хочешь.

– Некогда мне разговаривать, – сказал Муравей. – Воду надо нести. – И ушел.

– Вот жизнь! – вздохнул Заяц. – Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.

– А ты со мной поговори, – сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. – Я – старая, много всего видала.

– Что же ты видела? – спросил Заяц.

– Небо, – сказала Шишка.

– Кто ж его не видел? Вот оно!

– Не-ет, я там была, высоко, – вздохнула Шишка. – Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» – «Здравствуй, говорю, где пропадал?»

– «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?

– Не знаю, – сказал Заяц.

– Эх, жизнь была! Утречком проснешься – весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.

Ветер прилетит – шумим-веселимся!.. А ночью – звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.

Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» – «Так далеко же!» – «Это нам нипочем!» Возьмет в объятья и понесет.

– Хорошо говоришь, бабушка, – вздохнул Заяц.

– Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?

– А где ж он теперь, Ветер?

– Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?

– Грустно тебе, бабушка?

– Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу – Ветер вспоминаю.

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ

Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался – ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.

Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.

– Холодно? – спросила у него Травинка.

– Бр-р-р! – сказал Заяц.

– Мне тоже, – сказала Травинка.

– И мне! И мне!

– Кто говорит? – спросил Заяц.

– Это мы – трава. Заяц лег.

– Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!

– Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет – и прильнет к земле.

– Эй, Заяц! – крикнул с холма Медвежонок. – Ты что это делаешь?

– Грею траву, – сказал Заяц.

– Не слышу!

– Грею траву! – крикнул Заяц. – Иди сюда, будем греть вместе! Медвежонок спустился с холма.

– Согрей нас! Согрей! Согрей! – кричали травинки.

– Видишь? – сказал Заяц. – Им холодно! – Снова прыгнул и лег.

– К нам! К нам!

– Сюда! Сюда! – кричали со всех сторон.

– Что ж ты стоишь? – сказал Заяц. – Ложись! И Медвежонок лег.

– Как тепло! Ух, как тепло!

– И меня погрей, Медвежонок!

– И нас! И нас!

Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины – на бок, с бока – на живот.

– Согрей! Согрей! Нам холодно! – кричала трава. Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.

– Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? – спросила первая травинка.

– Пойте, – сказал Заяц.

И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц – прыгать.

– Эй! Что вы там делаете? – крикнул с холма Ежик.

– Греем траву! – крикнул Заяц.

–Что?

– Греем траву! – крикнул Медвежонок.

– Вы простудитесь! – закричал Ежик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.

Пел весь луг над рекой.

И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.

И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, – все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.

РАДУГА

Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.

За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.

Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это «все сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.

Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.

– Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!

Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.

– Лень, вот что тебя погубит! «Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе».

– Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!

– Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.

– Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?

– Мы и работаем.

– Что же вы сделали?

– Мало ли, – сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.

– Нет, ты мне говори – что?

– Скворечник.

– Еще?

– Камелек сложили.

– Где?

– У реки.

– Зачем?

– По вечерам сидеть. Огонь разведешь – и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:

– Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.

– А соломинку ты за меня понесешь? – спросил Муравей.

– Я, – сказал Медвежонок.

– А шесть сосновых иголок?

– Я, – сказал Медвежонок.

– А две шишки и четыре птичьих пера?

– Все отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?

– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого.

– Он поднял лапку. – Каждый день…

– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!

И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.

Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.

– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придет Ежик, напои его чаем.

И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.

– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?

– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.

– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…

«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга"».

– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?

И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.

ЕЖИКИНА ГОРА

Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить.