Индийские сказки - Автор неизвестен (книги .txt) 📗
Койла стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Тут ему поднесли кубок волшебного питья. Он, ничего не подозревая, выпил и разом забыл все, что относилось до его прежней жизни, женился на прекрасной певице и остался с ней в таборе. Так прошло несколько месяцев. Койла беспечно жил среди цыган, ничего не делая, наслаждаясь пением Маули и любуясь ее танцами. Раз мать Маули подошла к зятю и сказала: «Зятек, вижу, что ты порядочно таки ленивое существо; сколько времени уж живешь ты с нами, а пользы от тебя немного! Нам самим приходится кормить и одевать тебя. Пора тебе встряхнуться: иди, достань денег, а не то убирайся вон из дома и не видать тебе более жены твоей, Маули». Грубые слова женщины привели Койла в себя. Он в первый раз вспомнил о родине своей и о Чандре, и в нем проснулось страстное желание отделаться от Маули и вернуться к своей прежней жизни. Случай казался ему благоприятным. «Пустите меня на родину», – сказал он цыганам, – «там, у жены моей есть два запястья огромной ценности. Одного из них с излишком хватит возместить все ваши расходы на меня».
Цыгане согласились. Койла вернулся домой. Чандра сначала ничего слышать не хотела, когда Койла признался ей в своей женитьбе и попросил отдать ему запястье. «Ты отправился блуждать по свету, не подумал, что покидаешь меня одну; ты женился на танцовщице и спокойно жил среди ее родичей, а теперь вернулся обманом выманить у меня запястье, то запястье, которое родилось со мной и выросло со мной вместе? Ты хочешь подарить его второй жене? Нет, ни за что. Иди к ней и к друзьям своим, не дам тебе запястья!» Койла покорно выслушал упреки жены. «Я был виноват перед тобой, возлюбленная, но меня отуманили волшебным питьем и я на время забыл о тебе. Теперь же я чувствую, что никого не люблю кроме тебя. Но я не хочу быть бесчестным перед теми, дай мне рассчитаться с ними, и я сейчас же вернусь к тебе, своей единственной, любимой жене».
Чандра отдала мужу запястье и предложила сопутствовать ему, на что Койла с радостью согласился. Через несколько дней они подходили к столице соседней страны и на окраине зашли отдохнуть в домик старой торговки молоком. Старуха приветливо встретила молодую пару, накормила их и предложила переночевать. На следующий день Койла сказал жене: «Останься здесь. Старуха позаботится о тебе, а я пройду в город и продам запястье». Чандра не стала настаивать и отпустила мужа одного. Ни Койла, ни Чандра не подозревали, что раджа той страны и царица его Коплинге были родителями Чандры, да и вообще никто из детей манго не знал о своем происхождении и о странствии матерей в поисках божества Магадео.
Незадолго до появления Койлы и Чандры в стране, царица Коплинге отдала почистить пару запястий придворному золотых дел мастеру. Над домом этого последнего росло высокое дерево, а на нем свили себе гнездо орел с орлицею и вывели орлят. Орлята, птицы очень шумные, галдели весь день и страшно надоедали купцу и его семье. Раз, когда старых птиц не было дома, золотых дел мастер залез на дерево, сбросил гнездо и убил птенцов. Орлы вскоре вернулись и решили отомстить жестокому торговцу. Подглядев в лавке одно из драгоценных запястий царицы, орел спустился и исчез с ним в облаках.
Ювелир был в отчаянии; «Что теперь станем делать?» – стонал он. – «Купить такое запястье – не хватит всего моего состояния, а сделать новое – потребуется много лет работы. Сказать, что потерял его? Мне не поверят, решат, что я украл, и велят казнить. Единственное, что можно сделать, это как-нибудь оттянуть время и подыскать что-нибудь подходящее». Когда на следующий день царица прислала за запястьем, он отвечал: «Еще не готово, принесу завтра». Так повторялось много дней подряд. Это, наконец, надоело слугам раджи и они стали угрожать ему; тогда ювелир решился отослать уцелевшее запястье, великолепно вычищенное, и просил передать царице, что второе поспеет через несколько дней; сам же неутомимо продолжал искать запястье достаточно ценное, чтоб заменить утраченное, но ничего не мог найти.
Тем временем Койла вошел в город, выбрал себе уголок недалеко от базара, разложил на улице коврик, положил на него запястье, а сам сел рядом в ожидании покупателей. Он был так хорош, что смотрел настоящим царевичем, несмотря на свой скромный наряд, а запястье рядом с ним сверкало, как лучезарное светило. Немудрено, что все заглядывались в его сторону; что продавщицы, проходя мимо с кувшинами на головах, роняли свои кувшины и даже не горевали о погибшем товаре; что многие мужчины и женщины, выглядывавшие из окон, теряли равновесие и падали на улицу. Зрелище было слишком необычайно!
Однако не находилось покупателей для сверкающего запястья. «Кому по средствам такая драгоценность?» – говорили все, покачивая головой. Только царица может носить такое». День уже клонился к вечеру и Койла собирался уже уходить, когда к нему подошел тот золотых дел мастер, что потерял царское запястье. Одного взгляда было достаточно, чтоб он понял какое ценное украшение лежит перед ним. «Надо во что бы то ни стало получить его», – подумал он, ничего не сказал красивому продавцу, а пошел к жене: «Иди сейчас же к этому незнакомцу, заговори с ним как можно ласковее, уговори его зайти к нам отдохнуть и переночевать. Надо втереться к нему в доверие и отнять у него запястье. Оно еще более ценно, чем запястье царицы, но очень похоже на то, и никто не догадается о подмене».
Жена пошла вперед, а муж за нею.
«Зайди к нам, как просит жена», – ласково приглашал он Койлу. – «Ты торгуешь драгоценностями и я тоже, значит мы некоторым образом братья по ремеслу. К тому же ты чужеземец, а уже темнеет. Отдохни у нас, переночуй, завтра снова выйдешь на продажу».
Так уговаривали коварные люди доверчивого Койла, прикрывая свой злой умысел льстивыми словами.
Дома они накормили его и приготовили ему удобную постель. Утром же, чем свет, торговец поднял тревогу, послал за стражей и приказал вести Койла на суд во дворец. «Он украл запястье царицы, которое было мне отдано в чистку, и хотел продать его на базаре». Напрасно уверял Койла в своей невинности и объяснял, что это запястье его жены: никто не хотел верить чужеземцу. Его привели во дворец, и ювелир обвинил его перед царем: «Этот человек украл запястье царицы. Всякий, кто бы сделал это, подлежит казни. Прикажи казнить его».
Послали за царицей, чтоб показать ей запястье, но лишь только взглянула она на него, как узнала запястье Чандры, дочери своей, и залилась слезами. «Нет, нет, это не мое запястье, государь! Это не смертных рук изделие! Взгляни, оно совсем другое, чем мое… Слышишь, как оно звенит, как все колокольчики звенят, лишь приближаешься к нему? Неужели ты забыл? Это запястье моей крошки, моей красавицы… радости моей! Сокровища моего! Откуда оно? Как попало сюда, в этот город, на базар, ко всем этим злодеям? Верно, торговец украл мое запястье, а теперь добыл это. Расспроси его, узнай все поподробнее. Не верь ему! Смертная рука так не работает! Это запястье моей Чандры».
Все с соболезнованием смотрели на царицу; все были уверены, что она помешалась. Царицу увели, все принялись разглядывать драгоценное украшение и единогласно решили, что именно такое видели на царице, и что смелый вор подлежит казни. Ювелир торжествовал. Запястье отнесли к царице. Она со слезами заперла его в крепкий ларец, отдельно от других драгоценностей.
Стража отвела Койла за город, в джунгли. Там хотели отрубить ему голову, но он просил разрешение самому покончить с собою, наставил против груди свой острый кинжал и упал на него. Кинжал был так остер, что разрубил юношу как раз на две половины. Его так и оставили лежать.
Когда весть о происшествии облетела город, многие, видевшие накануне юношу на базаре, заволновались. «Тут что-то не так! Раджа поторопился. Гораздо вероятнее, что бедняга не крал запястья. Невероятно так решиться открыто продавать на базаре краденную вещь! Такой красавец, такой благородный на вид! Нет, раджу просто обошли злые люди». И все жалели несчастного продавца, Многие даже плакали о нем. Чтоб прекратить толки, раджа издал указ, которым под страхом смерти запрещалось обсуждать происшествие и проливать слезы о погибшем юноше. Народ примолк, и даже втихомолку боялись упомянуть о Койле, хотя всякий по-прежнему думал о его жалкой участи.
