Ветер в ивах - Грэм Кеннет (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Сюда, Рэтти, старина! — закричали они, как только его увидели. — Иди к нам, помоги, не стой без дела!
— Что это тут за игры вы затеяли? — спросил он строго. — Вы прекрасно знаете, что пока еще рано думать о зимних квартирах, и время еще не скоро наступит.
— Да, мы знаем, знаем, — отозвались полевые мыши, смутившись. — Но лучше все-таки не прозевать сроки. Нам обязательно надо вывезти мебель, багаж и все запасы, пока эти кошмарные машины не начали стучать и тарахтеть в полях. И потом, ты знаешь, в наше время хорошие квартиры так быстро расхватывают, и, если прозеваешь, будешь жить бог знает где, и потом придется все чинить, пока туда въедешь. Мы рано собираемся, мы это знаем, но мы ведь только еще начали.
— Гори оно, это ваше начало, — сказал Рэт. — Такой прекрасный день! Пошли покатаемся на лодке, или прогуляемся вдоль живых изгородей, или устроим в лесу пикник, или что-нибудь еще.
— Спасибо, спасибо, но только не сегодня, — торопливо ответил старший из полевых мышей. — Может, как-нибудь в другой день, когда у нас будет побольше времени.
Дядюшка Рэт, презрительно хмыкнув, резко повернулся, споткнулся о чью-то шляпную картонку, упал и произнес при этом несколько не достойных его слов.
— Если бы некоторые были бы внимательнее, — сказала одна мышь, — и глядели бы под ноги, они бы не ушибались и… не забывались бы до такой степени! Обрати внимание на саквояж, Рэт. А лучше сядь и посиди. Через часик-другой мы, пожалуй, освободимся.
— Вы не освободитесь до Нового года, это ясно, — ответил дядюшка Рэт раздраженно и поспешил с пшеничного поля.
Несколько подавленный, он вернулся назад, к реке, к своей верной, неизменной старой реке, которая никогда не паковала вещи, не суетилась, не перебиралась на зимнюю квартиру. Он разглядел ласточку, которая сидела в ивняке у берега. К ней вскоре присоединилась другая, а потом и третья. Все три птички, беспокойно и нетерпеливо ерзая на ивовой ветке, тихими голосами тоже принялись беседовать о перелете.
— Что, уже? — спросил дядюшка Рэт, перемещаясь к ним поближе. — Куда вы так спешите? По-моему, это просто смешно!
— Мы еще пока не улетаем, если ты это имеешь в виду, — ответила первая ласточка. — Мы пока только заняты планами и приготовлениями. Мы обсуждаем, каким путем нам лететь и где мы остановимся передохнуть и так далее. В этом — половина удовольствия.
— Удовольствия? — сказал дядюшка Рэт. — Вот этого-то я и не могу понять. Если вам необходимо оставить это приятное местечко, и друзей, которые будут без вас скучать, и уютные домики, в которых вы совсем недавно поселились, что ж, когда ваш час пробьет, я уверен, вы смело отправитесь в путь и выдержите все трудности и неудобства, и перемены в жизни, и новизну, и даже сумеете притвориться, что вы не так уж несчастны. Но хотеть еще об этом говорить или даже думать об этом до тех пор, пока не придет необходимость…
— Ты просто этого не понимаешь, — сказала вторая ласточка. — Сначала начинается какое-то движение внутри нас, где-то глубоко, такое сладкое беспокойство, потом появляются воспоминания, одно за другим, как возвращающиеся из полета голуби. Они влетают в наши ночные сны, потом они начинают кружить рядом с нами днем. И тогда нам начинает очень хотеться поговорить друг с другом, сравнить наши впечатления, удостовериться, что все, что было, это было на самом деле. Постепенно знакомые запахи и звуки, названия давно забытых мест возвращаются в нашу память и манят нас к себе.
— А вы не могли бы перезимовать здесь, ну хотя бы в этом году? ~- предложил дядюшка Рэт задумчиво. — Мы все постараемся, чтобы вам было хорошо. Если бы вы знали, как мы тут славно проводим время, пока вы находитесь где-то далеко.
— Я однажды попробовала перезимовать, — сказала третья ласточка. — Я так полюбила эти места, что, когда настало время, я отстала от других и подождала, пока они улетят без меня. Несколько недель все было хорошо. А потом! О! Какие утомительные длинные ночи! Знобкие дни без солнца! Холодный и сырой воздух и хоть бы одна мошка — сколько ни летай! Нет, этого нельзя было вынести! Я упала духом и однажды холодной, ветреной ночью расправила крылья и полетела, спасаясь от ледяного восточного ветра. Был страшный снегопад, когда я пыталась пробиться между вершинами высоченных гор. Я едва не лишилась жизни. И никогда я не забуду благословенное чувство, которое дало мне солнышко, согревшее мне спину, когда я спешила к озерам, лежавшим внизу, голубым, сияющим. А какая вкусная оказалась первая же пойманная мною мошка! Прошлое показалось мне кошмарным сном, а будущее — сплошным праздником, и я продвигалась все дальше и дальше на юг, неделя за неделей, не утруждая себя, отдыхая столько, сколько мне хотелось по пути, но постоянно прислушиваясь к тому зову, который звучал во мне. Нет! Все это послужит мне предупреждением, никогда в жизни не решусь я больше ослушаться.
— О да, зов юга, зов юга!.. — защебетали две другие ласточки мечтательно. — Песни, влага, сверкающий воздух! А ты помнишь…
И, забыв о дядюшке Рэте, они соскользнули в страстные воспоминания, а он слушал, зачарованный, и что-то зажглось в его сердце.
Он понял, что и в нем — вот она — зазвучала до сих пор дремавшая струна, о существовании которой он и не подозревал. Простая болтовня этих собирающихся на юг птичек, их немудрящие рассказы разбудили такое новое и сильное чувство, что ему неодолимо захотелось ощутить хотя бы одно прикосновение южного солнца, почувствовать дуновение южного ветра, вдохнуть подлинно южные ароматы. Зажмурившись на один миг, он позволил себе помечтать в полной отрешенности, а когда снова открыл глаза, река показалась ему серой и холодной, зеленые поля — пожухшими. Потом его верное сердце пристыдило более слабую часть его души и обвинило ее в предательстве.
— Зачем тогда вы вообще возвращаетесь сюда? — ревниво призвал он к ответу ласточек. — Что вас вообще привлекает в этом маленьком, бедном, бесцветном краю?
— Ты что же думаешь, — спросила первая ласточка, — тот, другой, зов не нас, что ли, призывает, когда наступает время? Это зов буйной луговой травы, покрытых росой садов, нагретых солнышком прудов, над которыми вьются всякие мошки, пасущегося на лугах скота, зов сенокоса и деревенских домов, пристроенных к прекрасным, удобным стрехам.
— Ты один, что ли, на свете тоскуешь и жаждешь снова услышать, как запоет кукушка? — спросила вторая.
— Когда настанет время, — сказала третья, — мы снова затоскуем по родине, по водяным лилиям, спокойно качающимся на маленькой английской реке. Но сегодня все это кажется нам побледневшим, истончившимся, далеким-далеким. Сейчас наша кровь танцует под другую музыку.
И они снова стали щебетать друг с другом, теперь о фиолетовых морях, золотистом песке и стенах, по которым бегают ящерицы. Дядюшка Рэт ушел от них со смущенной душой, забрался по склону на холм, который полого поднимался от северного берега реки, улегся там и долго смотрел в сторону большого кольца горных вершин, отгораживающих от него весь остальной мир. Эти горы были до сих пор его горизонтом, его Лунными Горами, его пределом, за которым лежало только то, о чем он не хотел знать, и то, что ему было неинтересно увидеть. Но сегодня ему, глядящему в сторону юга с какой-то рождающейся в душе жаждой нового, ясное небо над длинной низкой горной цепью казалось пульсирующим каким-то обещанием, сегодня все невиданное казалось самым важным, все непознанное — необходимым, И по эту сторону холмов теперь все казалось пустым, а по ту сторону простиралась живописная панорама, которую он так ясно видел внутренним взором. О, какие залитые солнцем морские берега, где сверкали белые виллы на фоне оливковых рощ! Какие тихие гавани, сплошь забитые роскошными судами, направляющимися к розовым островам за винами и специями, островам, низкие берега которых омываются тихими водами!
Он встал и направился было к реке, потом передумал и выбрал пыльную тропинку между двумя живыми изгородями. Там, если он приляжет в прохладных густых зарослях, он может помечтать о хорошо вымощенных дорогах и о том удивительном мире, к которому они ведут, еще — обо всех путниках, которые по ним, может быть, прошли, и о богатствах, и удаче, и приключениях, которые они отправились искать, или которые свалились на них случайно — там, за холмами, за холмами…
