Старик Хоттабыч - Лагин Лазарь Иосифович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
– Посмотрите, – сказал моряк, – какой-то неизвестный парусник.
Но, как бы назло, в это же мгновенье луну закрыла большая туча, и стало совсем темно. А когда через несколько времени луна снова выглянула из-за туч, неизвестное судно уже пропало из виду.
Действительно, судно, замеченное с борта теплохода «Крым», не было приписано ни к одному из советских портов Черного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что оно появилось на свет и было спущено на воду меньше суток тому назад.
Парусник этот назывался «Любезный Омар» – в честь несчастного брата нашего старого знакомого Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.
На «любезном Омаре»
Если бы известный уже нам проводник международного вагона скорого поезда Москва – Одесса каким-нибудь чудом попал на борт двухмачтового парусника «Любезный Омар», то больше всего его поразил бы тот факт, что он знаком со всеми пассажирами и со всей командой этого необычного судна.
Старик и его три юных спутника только сегодня утром покинули купе номер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из тех четырех чернокожих граждан, у которых, как выяснилось из состоявшегося в коридоре того же вагона обмена мнениями, производственный стаж восходил к шестнадцатому веку нашей эры.
Надо полагать, что вторая встреча с ними надолго уложила бы нашего впечатлительного проводника в постель.
Уж на что и Волька, и Женя, и Сережа привыкли за последние дни ко всяким неожиданностям, но и те были порядком огорошены, встретив на корабле своих недавних знакомцев, оказавшихся к тому же очень ловкими и опытными матросами.
Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной команды «Любезного Омара», беспечно шнырявшей по снастям высоко над палубой, как если бы это был гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать корабль. Он был очень красив, но мал – не больше московского речного трамвая.
Впрочем, Хоттабыч уверял, что даже у Сулеймана ибн Дауда не было такого громадного корабля, как «Любезный Омар».
Все на «Любезном Омаре» блистало поразительной чистотой и богатством. Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и слоновой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами, почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой каюты Хоттабыча и его друзей.
Тем удивительней показалось Вольке, когда в носовой части корабля он вдруг обнаружил темную грязную конуру с нарами, на которых валялись груды всяческого тряпья.
Пока он, поборов брезгливость, ознакомился с более чем убогим убранством этого крохотного помещения, подоспели Женя с Сережей. После недолгой дискуссии было решено большинством двух голосов против одного, что эта неприглядная конура предназначена для тех пиратов, которых они, возможно, изловят в пути.
– Ничего подобного, – настаивал на своей точке зрения Сережа, – это просто осталось после капитального ремонта. Всегда после ремонта остается какой-нибудь заброшенный уголок, где и тряпки валяются, и разный другой мусор.
– Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз еще сегодня утром этого корабля и в природе не существовало? – иронически осведомился Волька.
На этот вопрос Сережа не мог дать удовлетворительного ответа, и ребята пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог им разрешить их спор.
Но оказалось, что старик спит. Конечно, ни у кого и мысли не появилось будить его, так что увиделись они с ним только часа через полтора за обедом.
Они расселись, неумело поджав под себя ноги, на огромном пушистом ковре, игравшем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.
Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные три снова на время превратились в слуг и, сгибаясь в бесчисленных поклонах, внесли и расставили на середине ковра великое множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.
Когда слуги, отдав прощальный глубокий поклон, повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька, Женя и Сережа в один голос окликнули их:
– Куда вы, товарищи?
А Волька учтиво добавил:
– Оставайтесь, пожалуйста, с нами обедать.
Слуги в ответ только в ужасе замахали руками и, низко кланяясь, попятились к дверям.
– Хоттабыч, – обратился тогда Волька к старику, – объясни им, пожалуйста, что мы их очень просим пообедать с нами.
– А то нам просто неудобно будет одним кушать. Они целый день работали, а мы баклуши били, – пояснил Сережка.
– Тут всем хватит, – заметил Женя, у которого от морского воздуха разыгрался чудный аппетит.
Хоттабыч явно растерялся и, нервно теребя свою бороду, пробормотал:
– Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья, и мне показалось, будто вы предлагаете пригласить к нашему столу тех, кто нас обслуживает…
– Ну да, предлагаем, – сказал Волька, а Женя снова подтвердил, что еды хватит на всех.
– Но ведь это слуги, – возразил Хоттабыч таким тоном, будто этими словами вопрос был исчерпан.
Однако, к его удивлению, ребята все же остались при своем.
– Тем более что слуги, – сказал Волька, – не какие-нибудь спекулянты, а самые настоящие трудящиеся. Да еще к тому же они по совместительству матросы.
– Правильно, – поддержал его Сережка.
А Женя добавил:
– Надо еще учесть, что они негры, угнетенная нация. К ним надо особенно чутко относиться.
– Тут какое-то прискорбное недоразумение, – заволновался Хоттабыч, смущенный дружным натиском со стороны ребят. – Я вторично прошу вас учесть, что это слуги. Нам не пристало сидеть за трапезой вместе со слугами. Это унизит нас в их глазах.
– Меня нисколько не унизит, – быстро возразил Волька.
– И меня не унизит. Наоборот, мне будет очень интересно, – сказал, в свою очередь, Сережа.
– И меня нисколечко не унизит, – присоединился к своим друзьям Женя, с нетерпением поглядывая на дымящуюся жареную индейку. – Зови их скорее, а то индейка остынет!
– Мне что-то не хочется есть, о мои юные друзья. Я буду обедать позже, – хмуро промолвил Хоттабыч.
И три раза громко хлопнул в ладоши:
– Эй, слуги!
Слуги явились с низкими поклонами.
– Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами.
– О великий и могучий повелитель! – испуганно простонал старший из слуг, падая ниц перед Хоттабычем и стукнувшись лбом о драгоценный пушистый ковер. – Нам же совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки (тут у говорившего и его товарищей глаза загорелись голодным блеском), что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы умрем в страшных мучениях.
– Врут, – убежденно прошептал Волька на ухо Сереже. – Голову отдаю на отсечение: врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча.
– Вот вы говорите, что сыты, – обратился к слугам Сережа, – а скажите, пожалуйста, когда вы успели пообедать?
– Да будет позволено мне не отвечать на этот вопрос, о юный благородный мой господин, – ответил испуганно, косясь на Хоттабыча, старший слуга.
– Они ни за что не согласятся, – разочарованно сказал Женя. – Придется, ребята, обедать без них.
Слуги, униженно кланяясь и бросая умильные взгляды на расставленные на столе яства, попятились к дверям и скрылись.
– Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг разыгрался аппетит, – бодро произнес тотчас же Хоттабыч. – Приступим же поскорее к трапезе.
– Приступим, – ответил за всех Женя, буквально умиравший от голода.
Но приступить к обеду оказалось довольно трудно, ибо к столу не было подано ни одной вилки.
– Вилки? Что это такое: вилки?! – удивился Хоттабыч.
– То есть как это «что такое вилки»? – поразились, в свою очередь, ребята. – Вилки – это то, чем берут… ну хотя бы кусочек вот этой индейки и кладут ее в рот.
