Приключения Мурзилки - Карлов Борис (читать книги без сокращений .txt) 📗
Но вот внезапно, без видимых причин, доброго и заботливого директора зоопарка уволили, а его место занял совершенно другой мужчина. И после этого жизнь питомцев сделалась невыносимой. Вся их еда — крупа, мясо, овощи, фрукты — казались теперь несъедобными. Воду в бассейнах не меняли, за чистотой в клетках не следили, а посетителям на каждом шагу предлагали идиотские развлечения и спиртные напитки в многочисленных буфетах.
Прежний директор, а его звали Иван Андреевич Корнеев, очень любил своих животных, многие из которых родились у него буквально на руках. И он был ещё не такой старый, чтобы уходить на пенсию. Однако у нового директора имелись связи, и он прогнал Ивана Андреевича, не разрешив ему работать в зоопарке даже сторожем или уборщиком. А своей охране и дворнику он велел вообще не пускать прежнего директора за ворота.
Этого нового директора, хотя он был очень молодой, все звали «дядя Петя». Фамилия у него была Толстомясов.
Но Иван Андреевич всё равно приходил в зоопарк, переодевшись и наклеив на лицо бороду. Звери его тут же узнавали и бросались к решёткам, скулили и жаловались на свою новую невыносимую жизнь. А Иван Андреевич их понимал и кормил булкой, которую покупал на деньги из своего безработного пособия.
Травоядные пока ещё как-то держались, но хищники, которым необходимо есть мясо, настолько исхудали и рычали так жалобно, что бывший директор сам был готов завыть от отчаяния. Он не мог, конечно, покупать хищникам мясо, потому что уже сам из-за нищеты питался чёрт знает чем.
И вот первым взбунтовался сокол Ураган, который готовился к прибытию американской невесты и которому гордость не позволяла предстать перед ней в таком жалком, общипанном виде. Однажды ночью он перебил клювом ржавое звено решётки и взлетел в тёмное небо. Всю ночь и весь день он летел по направлению к югу, пока окончательно не выбился из сил и не упал на террасу одной из московских высоток.
Глава вторая
ПРОВОДНИК НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА
В тот же день Буквоедов стоял в тамбуре поезда «Красная стрела» и уговаривал хмурого проводника взять посылку. В заколоченном фанерном ящике находилось якобы чучело лисы.
— Поймите же вы, — настойчиво врал Буквоедов, — выставка в Зоологическом музее откроется завтра ровно в полдень, и посетители огорчатся, не обнаружив на выставке этот редчайший экспонат.
Произнося такое, Мастодонт Сидорович прикрывался шарфом, чтобы скрыть краску стыда на своём лице. А проводник, которого, как всех проводников, звали Петрович, ломался, набивая себе цену.
— Чего ж необыкновенного… лиса, — говорил он, встряхивая ящик, тянувший килограммов на пять. — Её на воротник надо, а не в музее выставлять.
— Животное чрезвычайно редкой породы, — гнул свою ошибочную линию Буквоедов. — Не трясите, что вы делаете. Она там соломой обложена. Я сам не могу поехать, безотлагательные государственные дела удерживают в столице…
— Правила очень строгие, — вяло отпирался проводник. — Мало ли что у вас там внутри — а вдруг бомба?
— Вот держите, возьмите за труды… — Буквоедов, наконец, сделал то, с чего следовало начинать.
— Если такая редкая порода и для выставки — сделаем, о чём речь, — моментально вошёл в положение Петрович и отнёс посылку в служебное купе. — Кто встречать-то будет? — высунулся он из окна.
— А вы её на перрон только поставьте! Её сразу и заберут!
— Только потом я уже не отвечаю! — предупредил проводник.
— Разумеется, не беспокойтесь, обязательно заберут!.. — крикнул Буквоедов уже вдогонку поезду и зашагал в чрево вокзала.
Весело постукивая колёсами, поезд мчался вперёд, в ночную мглу. Ящик с чучелом стоял на верхней полке за стопками чистого белья и никому не мешал. Но вскоре Петровичу послышалась, какая-то возня и попискивание. А поскольку он не употреблял перед рейсом ничего кроме пива, этот странный факт привёл его в некоторое замешательство. «Уж не всучил ли мне этот гражданин живую лисицу?» — подумал он, снял ящик с полки, поставил на колени и прижался ухом к фанерной крышке.
Теперь ему стало казаться, что внутри верещат тоненькими человеческими голосами. И от этого ему спокойней не стало.
Послушав и подумав хорошенько, Петрович решил, что в посылке маленький приёмник на батарейке, который нарочно не выключили, чтобы лиса в ящике чувствовала себя как дома. Однако стук колёс мешал ему расслышать звук хорошенько, поэтому он с нетерпением ждал ближайшей остановки поезда.
Наконец, на станции Бологое, сделалось тихо. Петрович приник к ящику и, к своему ужасу, вполне отчётливо разобрал следующие слова:
— Лучше всего самим раздобыть доказательства. Отправим материалы в Москву, а уж там знают, что делать. Фактов о его служебных злоупотреблениях, которыми мы уже сейчас располагаем, хватит на двоих.
— В тюрьму! Несомненно! В тот же час! — лютовал другой.
— Есть основания подумать о высшей мере, — сказал третий.
Петрович резко отпрянул от ящика, словно это был не ящик, а раскалённая электрическая плита. Говорили о нём. Он давно ждал этого и боялся. Боялся, что когда-нибудь за ним начнут следить. Были, были у него на совести служебные злоупотребления. И провозы за взятки безбилетных пассажиров, и мухлевание с комплектами чистого белья, и посылки — вплоть до живой дойной козы и контейнера с мотороллером. Всё это и ещё многое другое, чего сразу и не упомнишь, должно, должно было когда-нибудь ему аукнуться.
И вот это началось. В посылке несомненно приборчик, который его подслушивает. Оперативники держат между собой связь по рации, это их голоса слышатся изнутри.
Чему быть, того не миновать. А сейчас — пусть прослушивают. Всё, как есть!
Петрович тихонько отставил ящик, шумно раздвинул дверь и сказал с притворным южным акцентом, будто с перрона:
— Командыр, возми дэнги, надо ехать!
— Нет! — воскликнул он же сам негодующе, отскочив к окну и приняв театральную позу. — Как вы смеете предлагать мне такое! Уберите, уберите свои деньги и отправляйтесь в кассу!
В эту минуту в дверях появилась проводница Тамара из соседнего вагона. Внимательно оглядев полки, затем самого Петровича, она деловито поинтересовалась:
— Сколько принял? Работать можешь?
— Трезвый я, трезвый, — зашептал Петрович выталкивая коллегу за дверь. — Иди отсюда, не мешай…
Но Тамара подставила ногу под дверь и осталась на месте.
— Погоди, я по делу. Двоих возьмёшь до Питера?
Петрович сделал круглые глаза, отчаянно зажестикулировал и силой вытолкал проводницу за дверь.
— Что вы такое говорите, Тамара Алексеевна! — воскликнул он в сторону ящика. — Да в своём ли вы уме?! Разве такое было когда-нибудь, чтобы я брал деньги с безбилетных пассажиров?! Извольте пройти к себе в вагон и заняться своими непосредственными обязанностями!
За дверью послышалось ворчание по поводу того, что «допился до чёртиков», и удаляющиеся шаги. А Петрович снова припал ухом к фанерной крышке.
— …А если доказательств не хватит? — тоненькими голосами рассуждали оперативники. — Если выкрутится?..
— Тигров к нему приведём. Пускай тиграм объясняет про доказательства. Фамилия у него подходящая…
Петровича передёрнуло. Фамилия его была Могилевский, а «тиграми» проводники называли банду вымогателей, наводивших ужас на всю железную дорогу.
Обмякнув и сделавшись бледным как наволочка, Петрович лёг. Полежав и подумав, он решил выйти на ближайшей станции, добраться электричками до посёлка Кузьмолово и отсидеться там на даче у знакомых, отправив по почте заявление с просьбой уволиться с работы. Но от полученных переживаний как-то незаметно заснул и проспал до самого Питера.
В восемь часов утра поезд подошёл к Московскому вокзалу. Петрович выставил ящик на перрон и стал смиренно ждать, когда его арестуют. Но случилось другое: в ящике щёлкнуло, передняя стенка отлетела, изнутри выскочила маленькая рыжая дворняга и почесала в сторону вокзала.
Дрожащими руками Петрович поднял ящик. Внутри не было ничего, кроме плотно примятого, по форме собаки, сена.
