Король жил в подвале и другие сказочные истории - Арбенин Константин Юрьевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
…Утром в понедельник подошёл муж к шкафу, чтобы зашнуровать галстук, а отражение-то в зеркале отсутствует! Опечалился муж, стал жену звать, а жены тоже нет. В доме пусто, как после кражи. На столе нашёл муж записку, где грубой женской прозой написано было: «Прощай. Ушла в поэзию. Котлеты на сковороде». Муж разозлился, психанул – и ушёл на работу без галстука.
С тех пор он больше не видел ни своей жены, ни своего отражения. Тем не менее, приходя вечером домой, он неизменно находил на кухонном столе тёплые котлеты и скупую прозаическую записку. Грустно поужинав, сирота муж нехотя шёл спать. Когда бессонница становилась невыносимой, муж перечитывал до утра рукописи своей почившей в поэзии жены и с тоской узнавал в их адресате себя. Себя – и никого более. Будто бы смотрелся в зеркало.
Легенда о Гениальном Читателе
Жил на свете Гениальный Читатель. Он прочёл уйму книг и во всех сумел дойти до самой сути, каждую смог оценить по достоинству. Классики почитали за честь стоять на его книжных полках, современники выстраивались в длинную очередь. Когда Читатель заходил в книжный магазин, книги просто сходили с ума: они скрипели от нетерпения переплётами, шелестели страницами, падали со стеллажей прямо к его ногам, а некоторые вели себя ещё более бесстыдно – открывали себя на самом выигрышном месте и жирным курсивом кричали: «Прочти меня!» Даже самые заумные книги, которые никем и никогда не были прочитаны, обрели наконец свой покой под лупой Гениального Читателя. Все свои силы и здоровье Читатель тратил на чтение, всю свою душу он вкладывал в книги. Его домашняя библиотека насчитывала несколько тысяч томов и уже перестала вмещаться в небольшую двухкомнатную квартиру, но тут как раз вовремя подоспела Нобелевская премия: Читатель купил себе отдельный дом и оборудовал его должным образом. У Читателя не было ни семьи, ни друзей, общался он только с книгами, да иногда ещё заходили журналисты – брали интервью и интересовались творческими планами. И всё шло замечательно, пока с Гениальным Читателем не случился вполне закономерный творческий кризис. Читатель погрустнел, потерял вкус к чтению и заразился бессонницей. Современники безнадёжно разводили листами и теряли надежду быть прочитанными при жизни. Даже любимые классики не могли помочь – перечитывание не усыпляло, а только утомляло затосковавший по новизне мозг Гениального Читателя.
В таком состоянии он несколько вечеров блуждал по городу, размышляя о своём даре. На душе было пусто, казалось, что все самые лучшие его книги уже прочитаны и от литературы ждать больше нечего. В одну из таких вечерних прогулок Читатель увидел в витрине книжного магазина яркую обложку какого-то бульварного романчика. Удивляясь самому себе, он зашёл в магазин, купил это дешёвое издание, пришёл домой и за ночь прочитал его от корки до корки. Поутру Читатель устыдился своего поступка и, пока никто не видел, выбежал из дома и выкинул книжку в мусорный бак. Вернувшись в свою библиотеку, Читатель вдруг обнаружил, что классики смотрят на него искоса. Какую бы из настольных книг он ни открывал, выходило одно и то же – все авторы осуждали Читателя за его вдвойне скверный поступок. Толстой ставил на вид сам факт чтения такой низкопробной пошлятины, Достоевский присовокуплял ещё и то, что книга после этого была выброшена, а Ницше вообще ставил под сомнение подмоченную гениальность Читателя. Все эти упреки можно было пережить, но совершенно невыносимо вел себя Чехов: он не клеймил и не обвинял, он только печально усмехался – и именно это доконало Читателя. Читатель понял, что переступил некий рубикон.
Тогда он повернул все книги в своей библиотеке корешками к стене, разбил лупу и принял обет нечитания. Несколько месяцев он не читал ничего, кроме квитанций об оплате электроэнергии и вывески «Гастроном», маячившей в окне. Потом он стоически отказался и от этого. Долгие годы он занимался лишь тем, что вспоминал прочитанное, переосмысливал его заново, и старые прописи вдруг стали открываться Читателю с новой, неожиданной стороны. Все остальное ускользало от него: глаза, лишённые букв, видели всё хуже, руки, оставшиеся без книг, не знали, куда себя приложить, на высохшей, будто пергамент, коже проступали всякие разные слова. Постепенно читатель стал превращаться в книгу – спина его покрылась коленкоровым панцирем, тельце скукожилось и расслоилось на листы, мышечный аппарат плавно перетёк в тиснение, кровь перебродила в целлюлозу. Наконец, примостившись на полке рядом со своими любимыми фолиантами, где-то между Кафкой и Гофманом, Гениальный Читатель замер и обрёл свой покой…
Эта книга до сих пор хранится в библиотеке имени Гениального Читателя, её не выдают на дом, с ней можно познакомиться только в читальном зале. Никто ещё не смог дочитать книгу до конца. Некоторые пытавшиеся утверждают, что она слишком трудна для восприятия и поэтому бессмысленна, другие говорят, что все её страницы девственно чисты, третьи рассказывают, что нашли в ней только слово «Гастроном» и разрозненные столбики ничего не значащих цифр, четвёртые просто ничего не могут вспомнить. Эта книга пока не нашла своего читателя, она всё ещё читает сама в себе.
Вторая молодость
Телевизионных дел мастер Секам Палыч Ящиков под конец смены пришёл чинить телевизор в квартиру номер 32 по Затрапезному переулку. Встретили его две старушки, каждой лет по сто восемьдесят.
– Чтой-то, – говорят, – у нас с настройкой неладное. Всё не то показывают. То русалки поют, то бесенята коленца откалывают, то истории страшные, про то как бойфрен с бойфреной лимонера порезали. Ты нам, соколик, настрой, чтобы про животных, про спорт да про всяку разну красоту! Страсть как устали от этой аномалии!
Посмотрел Секам Палыч аппарат – работа старинная, таких уж больше не осталось: блюдце, а по периметру яблочко ездит. В самом аппарате вроде бы всё нормально, стало быть, снаружи что-то не так. Ну он яблочко заменил, блюдце протёр, настроил на позитив. Старушки отблагодарили его бутылочкой алкоголя.
– Это, – говорят, – соколик, не простой алкоголь, это молодильная настоечка. Пей на здоровье.
Секам Палыч прямо в подъезде бутылочку оприходовал, пошёл домой в зеркало смотреться. Приходит, смотрится прямо в коридоре в трюмо: никаких внешних изменений, как был не первой свежести, так и остался, если не похужел. Обманули, думает. Но тут выходит к нему из кухни молодая пригожая женщина в теле и при бусах. Секам Палыч так и ахнул – еле признал в красавице свою собственную супругу! От изумления попятился он в комнату, а там трое малых деток сидят на полу, запускают волчок и есть просят. Вернулась, значит, молодость-то! Только с наружной своей стороны, а внутреннюю придётся, значит, самому налаживать, чтобы от жены и от детей не отставать. Волшебство, да и только! Поутру опьянение прошло, а молодость осталась, вот она: жена, дети, перспективы…
Стал с тех пор Секам Палыч Ящиков зарядку по утрам делать, пить-курить бросил, расчёску в карман положил и всё такое прочее. И много дорог ему как бы заново открылось, всё в жизни по-новому пошло. И так ему от этого хорошо на душе стало, что и сказать совестно! Хотел было старушек отблагодарить, да не нашёл тридцать второй квартиры. Сказали ему, что в том доме на Затрапезном её отродясь и не было.
Эхо и его ухо
В одной заброшенной пещере испокон веку обитало Эхо. Как оно выглядело, это Эхо, оно и само не знало, потому что было невидимым. Вероятнее всего, у него был рот и ухо, может быть, глаза, а больше ему ничего и не требовалось, ведь вся жизнь Эха проходила во сне: в необитаемой пещере вторить некому. Вот Эхо целыми годами и спало, пока что-нибудь или кто-нибудь не разбудит. А кому будить? Будить-то некому.
Однажды, правда, забрёл в пещеру медведь-шатун. Пошатался по пещере, поужасался, какой в ней беспорядок, да случайно и наступил спящему Эху прямо на ухо. Вскочило Эхо и как заорёт во весь свой рот: «А-а-а!» Медведь испугался и тоже как зарычит: «Ар-р-р-р!» Потом остановился, стал оглядываться – а никого под ногами не видно. Что это, думает косолапый, за место такое, где эхо раньше рыка появляется? Плюнул три раза через левое плечо и скорее прочь побрёл, пошёл другое пристанище себе искать.
