Гулять по воде - Иртенина Наталья (читать книги без регистрации .txt) 📗
XXIII
Кондрат Кузьмич совсем себе настроение улучшил делами государственными. Все как нельзя удобно складывалось. Дивное озеро мастера-умельцы замеривали – на ладонь в неделю мельче стало, а то ли еще будет, когда в разгон возьмут. Бритые головы тоже себя показывали со всех сторон, народец на свой лад бодрили не хуже Щекотуна со всем его семейством. А в газете опрос с населения сделали да на счетах посчитали, что уже много кудеярцев за укрепление руки Кондрат Кузьмича стоят и замыслы его касательно озера полностью выдерживают, потому как сей водоем есть предмет претыкания и бритоголовых бесчинств, а иноплеменцам урон.
Были, правда, недовольные. Церковь опять же мнение произносила против высушки, и чего еще придумали: старух соберут, встанут на улице с иконами да псалмы распевают. Но это ничего, они никому не мешали, а только публику помалу развлекали. Кондрат Кузьмич и сам, бывало, на праздник церковь посетит, со свечкой постоит, благодарность от народа примет. А потом еще в благочестивый шемаханский дом зайдет, посидит с тамошними, а оттуда на дивное озеро вместе отправятся и ноги в нем вымоют, и опять от этого расположение народное. Оттого благочинным Кондрат Кузьмич препоны не строил, пусть их распеваются.
А другое вот недовольство как-то нехорошо отрыгивалось в организме у Кондрат Кузьмича. Как бы совсем бунта не вышло. А все потому, что кудеярцы народ беспощадный и бессмысленный, думал про себя Кондрат Кузьмич, культурности не понимают и рождены для мордобоя. О сем недовольстве главный дознаватель Иван Сидорыч ему исправно доносил и предлагал крепкие меры. Бритые головы, говорит, разбудили в некотором населении патриотическую нервность. Теперь чуть что – сразу шум поднимают и за святое озеро рубахи на себе рвут, а политику ругают. Но пока мирно, говорит, только с мордобоем.
– А как бы совсем бунта не вышло, – отвечает ему на это Кондрат Кузьмич и крепкие меры с Иван Сидорычем обговаривает.
Но это тоже ничего, потому как Кондрат Кузьмич на нашем кудеярском недовольстве пуд соли съел и руку набил, не впервой ему такое на себе испытывать. А оттого душа не омрачалась. Наоборот, тоже вот распевалась. На дивном озере начали стелить по воде песенную площадку для звездоносной Моры Кик и продавать билеты. А места зрительные расставляли на берегу, и ряды от воды вверх на холм забирались, как в натуральном театре. Публика от того в восторг привелась и на билеты толпой шла, а которые кудеярцы билеты баловством считали, те просто ходили на звездную площадку смотреть и семечками плеваться. В городе везде плакаты развесили: Мора Кик посреди утопленного города, а там одни купола, маковки и шатры резные. А это чтоб народ разбередить красой неописанной да пользой, какая может от этого богатства всем приключиться.
Вот площадку на воде доделали, декоративностью разной украсили, фонарями прожекторными уставили и концерт объявили. А народу набилась тьма. Все ряды заняли, да еще промеж них сели, а которые без билетов, те вокруг в траве толпой расселись, и не сгонишь их. А и не гнали. Кондрат Кузьмич велел распоряжальщикам народ привечать, пусть хоть на головах друг у дружки стоят и на звездоносную Мору Кик задарма глазеют – все польза замыслу выйдет и населению просвещение насчет высушки озера.
А перед самым концертом Кондрат Кузьмич народу свою персону явил и слово напутственное сказал. Вот, говорит, присутствуем при историческом моменте, и за это потомки нам благодарность объявят, что озеро высушили и город неописанный со дна достали. А в том городе, говорит, наша культурная и отеческая ценность, мы ее должны сберегать для музейного любования навечно. А то, говорит, совсем неправильно выходит, что под водой его не видно и культурная ценность глаза воочию не радует. А теперь, говорит, звездоносная Мора Кик вам споет о том же самом, что я сказал, только красивше и для искусства.
Тут на площадку всходит сама Мора Кик в одежде русалки и с волосами, тиной убранными, а может, такой тряпицей под тину. Под зелеными прожекторными фонарями совсем камышовой водяницей стала и поет про то, как вода в озере холодна и темна, а русалке с ее полюбовником дельфином в нем неприютно и страшно, и хочется скорее на солнце, загорать и любиться. А откуда в дивном озере дельфин взялся, про это не спела, но на то оно и дивное, решили у нас, чтобы там всякая дивность водилась и полюбовно размножалась. Потом еще спела про то, как на самом дне лежат богатые клады в виде утопших кораблей с золотом, а эти клады собирает подводный царь и уже накопил их целую золотую гору, а все ему мало и все ждет новых утопленников с сокровищами. А дочка его, не такая жадная, мечтает любиться с которым-нибудь из людей и все папашины клады отдала бы ему, хоть за одну полюбовную ночь, такая у нее тоска подводная. А кудеярцы опять разгадались, откуда в дивном озере утопшие корабли с золотом, но так и не пришли к мнению. Да еще много чего пела звездоносная Мора Кик, пока прямо на площадке не громыхнуло с огнем и дымом.
А это бритые головы опять себя показывать начали и знатный погром учинили. Перед этим же было так. Башка с компанией к Вождю заявились и говорят:
– Звездоносная Мора Кик вред для святого озера делает, за высушку его петь хочет. Нам этого терпеть никак нельзя, на то мы бритые головы, хоть и с волосами. Пойдем сейчас громить звездную площадку на озере и всех разгоним, чтоб не слушали чего не надо.
А Вождь за это вконец Башку возненавидел, взбесился и кричит, ногами топает:
– А ну не сметь, сопляки такие-эдакие, кто у вас Вождь, я или ты? – и в Башку грозно тычет.
На это Башка отвечает:
– Я сам себе вождь. А кто меня слушает, тот со мной.
Студень и Аншлаг кивают:
– Мы с ним. Он наш атаман.
– Вот и убирайтесь со своим атаманом, – гневно велит Вождь, – с глаз долой, пока ребра целы.
– Мы-то уберемся, – отвечают, – только с собой всех заберем и на озеро пойдем звездную площадку громить. А будешь против орать, тебя вовсе из вождей скинем, так, ребята? – остальных бритых голов спрашивают.
– Так, – говорят, – мы дела хотим, а не отсиживаться по кустам, когда святое озеро поганят. Нам такие хилые вожди не нужны, а Море Кик мы звездоносность попортим.
– Дурачье, – кричит им Вождь и чуть слюнями не капает, – да вы хоть знаете, кто она? Полюбовница Кащеева, а он за нее вам оторвет все, что есть. Мало ли что она против озера поет, тут политику надо знать, а вам это не по уму, соплячьё! – восклицает.
А Башка на него по-умному, со смыслом смотрит и спрашивает:
– А ты знаешь? Может, они-то тебя в свою политику и посвятили?
Тут Вождя совсем перекорчило, даже зелень с лица сошла.
– Молчать всем! – хрипит. – Я вам покажу политику, такие-то дети. Вы у меня еще голыми в крапиве валяться будете, молокососы. Чего удумали – меня в чем подозревать! А ну пошли все вон, хоть что там себе громите. А попадетесь, сами выкручивайтесь – я вас не знаю.
Тут Башка его совсем добил:
– А если б с нами попался, сам выкрутился бы, – спрашивает, – со своей политикой?
Вождь ему через зубы отвечает:
– Выкрутился бы, а тебе бы, наоборот, шею выкрутил.
Башка повернулся и пошел к озеру. За ним все остальные, а на Вождя не смотрели.
Но сначала не прямо к озеру направились, а запаслись снарядами, которые в шемаханском благочестивом доме забрали. Наделали дымовых факелов, чтоб только тлели и густой дым пускали, а не горели, и сговорились раскидать их между зрителями. А чтоб площадку разгромить мимо охраны, выделили промеж себя трех человек, которые в озеро на корягах заплыли, а в руках бомбы держали. И никто их не видел, потому как сумеречно было.
Вот на площадке грохнуло, запылало, задымило. А тут сразу визг и вопли, и в толпе тоже дым валит. Там друг дружку топчут, в разные стороны кидаются, а куда бежать, не знают – отовсюду дым стелется, везде взрывы мерещатся, от площадки куски отваливаются, прожекторные фонари в воде тонут. И над всем поверху стоит вой – звездоносная Мора Кик с усилителем звуков, на ухо наверченным, по площадке мечется.
