Сказочные повести. Выпуск десятый - Виткович Виктор Станиславович (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Тоби-Лоби-Кукунор!
В то же мгновенье на полке с игрушками раздался страшный треск. Лопнула какая-то коробка, с одной стороны показались ноги, с другой — колпак…
Продавщица кинулась в сторону, рыжая кассирша подскочила, как ужаленная, а толстушка попятилась к двери. Перед ними слезал с полки какой-то повар в колпаке, в полный человеческий рост.
— Виноват! — сказал он и, степенно откашлявшись, выбежал из магазина.
Толстушка проводила его глазами, помолчала и сказала:
— Довольно удачная игрушка! Заверните, пожалуйста! — и вытащила из сумочки деньги.
Что касается Валентины, — она долго валялась на столе начальника милиции. Он показывал её всем, и все смеялись. Потом она пошла по другим столам, и там тоже смеялись. Но Валентина стойко держалась куклой, молчала и ни разу не сказала «неправда», хотя про неё выдумывали чепуху. В результате всей этой истории старшина Карасёв получил путёвку в дом отдыха на две недели — подлечить нервы. А куклу ему приказали вернуть владельцу.
Когда мотоцикл с бравым старшиной подлетел к подъезду Кракса, там, томясь в ожидании, ходила Татина мама. Подозрительно покосившись на неё, старшина с куклой в руке позвонил в дверь.
— Профессора нет, — нервно сказала Галина Ивановна. — Я сама его жду.
Карасёв ничего не ответил, мрачно отодвинул сапогом валявшуюся у водосточной трубы кукольную красную туфельку и постучал кулаком в дверь. Из деликатности Татина мама отошла и отвернулась. И хорошо, что отвернулась! А то бы она решила, что сошла с ума.
Старшина отступил на тротуар и посмотрел на окно Кракса. Убедившись, что форточка не закрыта, он подошёл поближе и подкинул куклу, желая забросить её в форточку. Но тотчас же испуганно пригнулся: на него сверху падала Валентина в натуральную величину. Подхватив её на руки, милиционер сёл на тротуар.
Как раз в это время Татина мама повернулась и увидела, что на тротуаре сидят милиционер и какая-то девушка, уставившись друг на друга. Старшина открыл рот, чтобы сказать неизвестно что, а девушка весело спросила:
— Будете на меня составлять протокол? Или как?
Старшина Карасёв встал, пробормотал что-то нечленораздельное, всхлипнул, сел на мотоцикл и уехал. Девушка поднялась и весело помахала ему вслед.
Ничего не понимая, Татина мама смотрела склонив голову набок. Странности продолжались: заметив у водосточной трубы какую-то красную туфлю с помпоном (кстати, она тоже увеличилась в десять раз), девушка радостно вскрикнула, прижала туфлю к сердцу и убежала.
21
Время шло. Солнце сверкало среди нитей серпантина. А Тата и Лиля отчаянно спорили: кого спасать раньше и куда раньше бежать? Тата говорила — сначала в милицию, а потом в игрушечный магазин; Лиля говорила — сначала в игрушечный, а потом в милицию. Наконец они помирились на том, что начнут с аптеки.
Но едва они бросились к двери и открыли её, как увидели на пороге повара Петра Петровича, в белом хрустящем, накрахмаленном колпаке, и Аллу Павловну, в платье с цветочками. У обоих в руках были подарки.
Повар вынул из пакета пирог с яблоками, пахнущий миндалём, тмином и шафран-ранетом.
— Это тебе, Тата! Теперь я буду печь такие пироги! И в десять раз вкусней!
А управдомша дала ей расшитого петуха.
— На, Тата, — сказала она. — А то у вас теперь некому сидеть на чайнике!
Они степенно вошли в комнату, засыпанную конфетти и запутанную серпантином.
— Ах, мои милые, без вас бы я умерла! — сказала Тата, чихнув в последний раз.
— Ну, чего там… — сказала управдомша и напялила на чайник петуха.
Но и это было ещё не всё. Пришли Татина мама с доктором Краксом.
Галина Ивановна открыла дверь и остолбенела.
В комнате, разноцветной от дрожащих нитей серпантина, солнечных зайчиков и конфетти, она увидела весёлую, счастливую дочку. И около неё — Лилю, какого-то повара в колпаке и прошлогоднюю управдомшу.
— Тата здорова! — воскликнула Лиля, увидев Татину маму. — У неё тридцать шесть и шесть!
Галина Ивановна не находила слов. Кракс выпустил облако дыма и сказал ей:
— В таких случаях я получаю удвоенный гонорар.
Табачный дым тёк, разбиваясь о нити серпантина, тая в солнечных лучах. Кракс расстегнул пиджак и — как когда-то — от металлической защёлки его подтяжки на потолке опять заиграл зайчик.
— Доктор Кракс! — крикнула Лиля с пылающими щеками. — Вы плохой человек! У вас нет сердца!
— Когда Тате было плохо, — сказала управдомша Галине Ивановне, — он нас выбросил из окна!
— Шантаж… — невозмутимо сказал Кракс.
— Мама! — сказала Тата. — Это не доктор меня вылечил! Это они меня спасли!
Кракс повернулся к Татиной маме, которая как будто начинала что-то понимать.
— В общем, мне некогда! Платите деньги!..
В передней задребезжал звонок, Лиля кинулась открывать, и Галина Ивановна увидела, как в комнату вошли та самая девушка, что сидела на тротуаре, и с нею худощавый, человек с серыми проницательными глазами. Заметив, как все обрадовались, мама тихо спросила Тату:
— Кто это?..
— Добрый волшебник Могэс, — прошептала Тата.
А девушка, которую мама видела на тротуаре, сказала:
— Лиля! Ты потеряла… — И протянула ей красную туфлю с помпоном.
В комнате на мгновенье стало тихо. В окне забилась вчерашняя оса. Где-то в стороне пролетел самолёт. И чей-то голос во дворе крикнул: «Федя! Иди завтракать!»
Могэс вынул волшебные очки. Краксу стало не по себе, он весь съёжился. А Могэс негромко сказал ему:
— Вы плохой человек. Вы бросили тень на добрую корпорацию врачей. Вам было всё всё равно…
— Не имеете права… — забормотал Кракс, пытаясь закрыться локтем и пятясь к дверям.
Но волшебник уже надел очки; в них вспыхнули синие огоньки, они заплясали, перепутавшись с конфетти и солнечными зайчиками. И голос Кракса — такой грубый — стал тоненьким. А сам Кракс уменьшился в десять раз, и трубка его уменьшилась в десять раз, и дым уменьшился в десять раз.
— Это нахальство! — крикнул он петрушечьим голосом.
Могэс двумя пальцами взял его за шиворот, спрятал в чемоданчик и сказал:
— Тата и Лиля, девочки, не бойтесь Кракса! И скажите другим девочкам и мальчикам: я превратил его в куклу раз и навсегда. Теперь, если кто-нибудь из вас заболеет, к вам придёт добрый, хороший, настоящий доктор!
Могэс оглядел всех весёлыми серыми глазами, любезно поклонился и ушёл.
Так окончилась эта удивительная история, о которой слышали многие, и которую официально подтвердил дворник дома № 7 по Воротниковскому переулку.
Виктор Виткович, Григорий Ягдфельд
Сказка о малярной кисти
1
Его заперли на ключ. Заперли из-за ерунды, из-за какого-то вредного старичка.
Сначала всё было хорошо. Федя и его приятель Мишка шли по весенней улице. Её мыли и красили к Первому мая, и она сверкала на солнце всеми цветами радуги. Федя уже успел свой правый рукав выкрасить синей краской, а левый — жёлтой. И на него уже успело свалиться ведро с извёсткой. И на парадной двери дома, которую так старательно покрасил дворник Варфоломей, Федя уже отпечатал всю свою пятерню, и она почти засохла и останется так до праздника Первого мая на тот год, когда Феде будет не семь лет, а восемь.
Федя и Мишка шли по улице. И всё было интересно! Двое в комбинезонах поливали из шланга дом краской. Половина дома была ещё серая, в пятнах, а половина уже жёлтая, почти золотая. Федя заметил, как под струёй краски исчезла надпись «Катька-ябеда», которую он написал углем. Но это ещё что!
