Кайтусь-чародей - Корчак Януш (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Мне это знакомо, — заметил историк. — Так было всегда. Люди любят лгать.
— Мне тоже знакомо, — подтвердил юрист. — Люди, к сожалению, любят лгать.
— Я отсеял все глупости, — продолжил астроном, — и оставил только то, что похоже на правду. Все эти факты записаны на отдельном листе. Кроме того, у нас собраны вещественные доказательства.
Астроном показал на застеклённый шкаф, где в пронумерованных банках и коробках лежали самые разные предметы. Там были фотографии, камни, ножи, краска, соскобленная с вывесок, заспиртованные кошки и собаки, которые погибли во время сражения, мухи, мел, афиша о лекции, воздух в баллонах и то, что оставил в Лазенках один из проходивших там слонов.
— Я исследую кошек и собак, — сказал зоолог.
— Я тоже, — сказал химик, — проверю, не были ли они отравлены.
— А я осмотрю мост, — предложил физик.
— Это рапорт, — астроном показал лист бумаги, — который педагогический совет школы подал инспектору. Учителя предполагают, что кто-то отравил воздух в школе. Возможно, каким-нибудь газом. Раньше дантисты давали пациенту подышать веселящим газом; он подышит, и можно спокойно рвать зуб; человеку не больно, он, знай, только хохочет. Поэтому-то мы и взяли пробы воздуха в ресторане, в Лазенках и на Театральной площади. Наши химики проверили, нет ли в нём каких-либо примесей, но ничего подозрительного не обнаружено.
— Проверим ещё раз.
— Отлично. В вашем распоряжении, господа, лаборатория в Политехническом институте и Институте гигиены. Вы найдёте в них всё необходимое для исследований.
Учёные, уставшие после дороги, прервали заседание. Они разобрали бумаги, чтобы внимательно прочесть их. Осмотрели вещественные доказательства.
— А это что за волосы?
— Это волосы официанта, которого Неизвестный приклеил к потолку.
— А это?
— Рукав батистового платья, в которое Неизвестный переодел полицейского. Полицейский оторвал рукав и спрятал на память.
На этом учёные попрощались и разошлись.
На втором совещании обсуждались результаты исследований. Они полностью подтвердили то, что раньше говорили польские специалисты.
Потом слово попросил спирит, то есть человек, который верит в духов и занимается их вызыванием.
— Господа, мне известно, что вы не любите, когда начинают говорить о духах, поэтому, зная ваше недоверие к нашим исследованиям, я постараюсь отнять как можно меньше времени.
— Мы не доверяем вам потому, что неоднократно убеждались: все эти ваши штучки — обыкновенное мошенничество.
— Нe спорю. Поэтому мы все с большей осторожностью ведём исследования. Да к тому же мы нередко ошибаемся.
— Почему ваши духи действуют только в темноте? Почему не выражаются так же ясно, как мы, когда хотим что-то сказать или показать?
— Мы этого не знаем. Но может, когда-нибудь узнаем. Возможно, духи не желают ясно выражаться, а возможно, не умеют. Сейчас мы не можем объясниться с духами, но надеюсь, когда-нибудь научимся.
— Уж не хотите ли вы нас убедить, что всё это натворили духи? — прервал его историк.
— Нет, этого я не говорю. Но я нашёл в Варшаве медиума, и мы устроили спиритический сеанс. Мы погасили свет, уселись за стол, взялись на руки. На стол положили бумагу и карандаш.
— Мы знаем, как вы это делаете. Что дальше было?
— Стол семь раз подпрыгнул. В воздухе замигали огоньки. Раздались чьи-то шаги. И мы услыхали скрип карандаша. Вот прочтите.
На листке было написано: «Коперник». А ниже: «К-сь».
Учёные передавали листок друг другу.
Что означают эти буквы?
Астроном долго-долго смотрел на них.
— Странно. Если вместо черточки подставить буквы, то может получиться только либо «карась», либо «Кайтусь».
С минуту все молчали.
— Господа, — прервал наконец молчание философ, — этак мы согласимся с тем, что утверждали школьный сторож и швейцар магистрата, и вместо того, чтобы заниматься исследованиями, начнём искать чародея. Нам же известно: едва двум-трём человекам что-то почудится, как остальные начинают верить, что видят то же самое. Раньше так и бывало: кто-то один крикнет, что увидел дьявола, и тут же все тоже видят его.
— А сейчас факиры проделывают такие же штучки. Огромные толпы стоят и видят то, чего на самом деле нет.
— Нам, юристам, это прекрасно известно. Свидетели в суде часто рассказывают, будто видели то-то и то-то, а в действительности всё происходило иначе. И они даже не лгут, просто заблуждаются.
— Так что же, господа, вы хотите, чтобы в протоколе было записано, будто его вообще не было? А как же быть с вещественными доказательствами? Как объяснить происшествия номер девятый, номер двенадцатый или, например, четвёртый? И если мы напишем, что можно быть спокойными, а завтра или через неделю опять случится что-нибудь такое или ещё хуже, тогда как? Согласен, не следует запугивать людей, однако, призывая их к спокойствию, мы берём на себя огромную ответственность.
Полночи спорили учёные и наконец записали:
«Комиссия констатирует, что на территории Варшавы действует Неизвестный».
Не дух, не чародей, а Неизвестный.
И все присутствующие дружно подписали протокол.
На третьем заседании психолог зачитал характеристику Неизвестного.
— Отвечаю на вопросы, заданные мне коллегами.
Вопрос первый: сколько неизвестных — один, два или много? Отвечаю: один — происшествия начались у кладбища, через полчаса переместились на Новый Свят, а ещё через час в Лазенки. На следующий день всё началось перед отелем, через полчаса — Театральная площадь, а затем — мост. Чтобы переставить часы (даже в квартирах!) и сменить вывески, понадобилось бы несколько тысяч человек. Просто невозможно, чтобы их никто не заметил. Это было сделано одним махом и неизвестным нам способом.
Вопрос второй: возраст Неизвестного — молодой он или старый? Отвечаю: молодой и неискушённый. Его действия просто шутки, необдуманное озорство. Наш коллега астроном проявил чрезмерную осторожность, отбросив некоторые случаи волшебства (можем назвать это и по-другому). Я же верю показаниям торговки, верю, что Неизвестный рассыпал её яблоки, а потом помогал собирать. (Случай номер сто четырнадцать.)
Вопрос третий: следует ли опасаться Неизвестного? Отвечаю: да, следует. Он не злой, но легко впадает в гнев. Совершив скверный поступок, жалеет об этом, но вину свою признавать пе желает. Ему быстро всё надоедает, всё время хочется чего нибудь новенького. Его радует, когда на него смотрят, в одиночестве же он много и серьёзно думает. Его недостатки: нетерпеливый, недисциплинированный, проказливый. Доброе сердце — достоинство. Обладает ли он сильной волей, не знаю, так как он не использует никаких машин, не применяет никаких способов, требующих упорного труда и усилий, а воплощает свои замыслы заклятьем. И вот это-то крайне опасно.
Вывод: хоть и неохотно, но вынужден назвать его молодым чародеем.
Вскочил возмущённый историк:
— Коллеги, вы что, с ума сошли? Я полагал, что в последний раз в истории имею честь объявить, что волшебников не существует. Полагал, что мы — последняя в истории комиссия, которая раз навсегда покончит с детскими сказками о таинственных сверхъестественных силах. Позор! Что подумают люди, когда прочитают наши протоколы? Чары, заклятия, тайная сила… Стыд и позор! Да, стыдно, стыдно, стыдно!
Поднялся старейший из учёных, седоволосый химик.
— Дорогие коллеги! Волшебство было, есть и будет. Разве не волшебство то, что из двух газов мы способны получить жидкость — воду, а потом превратить её в твёрдый лёд? Разве не волшебство, что мы можем усыпить больного, а потом резать его, а он спит и ничего не чувствует? Разве не волшебство, что молния возит людей в трамваях и послушно горит в электрической лампочке, а наш голос и мысль по проводам и без них переносится за тысячи миль? Мы можем фотографировать кости живого человека. А микроскоп, телескоп, подводная лодка, аэроплан?
