Конрад, или ребёнок из консервной банки - Нёстлингер Кристине (библиотека электронных книг .txt) 📗
Через десять минут Конраду расхотелось говорить «любезная госпожа». Он говорил лишь «болван, болван, болван» и после каждого слова получал поцелуй.
— Молодец, Конрад! — восхищенно воскликнула Кити. — Ты усваиваешь науку на удивление быстро!
И она устроила ему первый экзамен. Он подошел к телефону и набрал номер наугад: 25–79–51.
— Губер слушает, — отозвался голос.
Конрад сглотнул слюну, горло его сжало, на лбу выступил пот.
— Ну, говори уже! — шепнула Кити.
— Извините, — сказал Конрад в трубку.
Тогда Кити поднесла ему шпильку к самому носу. Конрад закрыл глаза, еще раз сглотнул слюну и сказал в трубку:
— Вы болван! — и положил трубку.
Кити за это поцеловала его в обе щеки. Она решила, что на сегодня науки уже хватит и теперь можно играть.
— Ты принесла викторину?
— Нет, мы будем играть в рисование на стенах, — сказала Кити и сунула ему в руки красный и зеленый мелки.
Конраду, конечно, не хотелось рисовать. Он считал, что господину Эгону это не понравится.
— Не думай ты про этого Эгона, — сказала Кити. — Лучше подумай, какие цветы ты бы хотел нарисовать.
— С вот таким стеблем, — сказал Конрад и перепугано замер, потому что невольно нарисовал на стене зеленую линию.
— Хорошо, Конрад! Чудесно! Ты молодец! — похвалила его Кити и засунула ему в рот мятную конфету.
Мятные конфеты Конрад любил больше всего.
К шести часам он съел целую коробку мятных конфет и разукрасил все стены, где не висели картины. Когда господин Эгон после окончания рабочего дня поднялся в гостиную и увидел разрисованные стены, он едва не умер, но Кити напомнила ему:
— Чрезвычайные обстоятельства, господин аптекарь…
— … требуют чрезвычайных мер, я знаю, знаю! — вздохнул господин Эгон.
И тогда Конрад трижды назвал его болваном.
— Вы должны его похвалить, — шепнула Кити на ухо господин Эгон, — а то все мои усилия будут напрасны!
Это была самая тяжелая минута в жизни господина Эгона. Он наклонился к мальчику и сказал ему:
— Как хорошо ты научился говорить «болван», сынок. Я горжусь тобой!
Кити решила для безопасности не ходить к госпоже Бартолотти. И Берти Бартолотти решила по той же причине не ходить к господину Эгону и не видеться с Кити. Но Кити и госпожа Бартолотти нашли легкий способ переговариваться. Через вытяжное отверстие в ванной комнате. Ведь ванная комната Рузиков размещалась как раз под ванной комнатой госпожи Бартолотти. И у обоих у ванны было четырехугольное зарешеченное отверстие для вентиляции. Скажешь в него слово, и тебя очень хорошо слышно и вверху, и внизу. Кити и госпожа Бартолотти назначили время для своих разговоров. Каждый вечер с семи до половины восьмого. А если бы потребовалось сообщить что-то срочное, то они договорились так: если такая потребность возникнет у госпожи Бартолотти, она в кухне забьёт три гвоздя в стену, а если у Кити будет какое-то известие, то сыграет на губной гармошке, ведь через стены было слышно и то, и то.
Поэтому в семь вечера госпожа Бартолотти зашла в ванную, присела у вытяжного отверстия и крикнула:
— Кити, ты уже там?
— Тут! — прозвучало в ответ. Голос в колодце страшно изменялся. У Кити был голос старого гнома.
— Какие там успехи у моего Конрада? — спросила госпожа Бартолотти.
— Чудесные, он моментально всё схватывает!
— Ко мне приходил человек из отдела обслуживания. Такой маленький зануда. Я его и на порог не пустила!
Госпожа Бартолотти подождала, но никто не ответил. Она приложила ухо к отверстию и услышала, как госпожа Рузика ругалась:
— Что это ты так долго делаешь в ванной?
Госпожа Бартолотти вздохнула, ведь ей хотелось подольше поговорить с Кити. Она встала и вышла на кухню, чтобы приготовить себе какой-нибудь ужин из одного яйца. Она размышляла, не будет ли вкуснее яйцо с мелко нарезанной маринованной селедкой, как в дверь громко позвонили. Два длинных звонка. Госпожа Бартолотти сделала меньше огонь под сковородкой с яйцом и тихонько подошла к двери. В ней был глазок, прикрытый медным щитком. Госпожа Бартолотти осторожно отодвинула щиток. Она хотела взглянуть на лестницу, и от испуга едва не упала, когда встретилась взглядом с чьим-то выпученным голубым глазом. Она отшатнулась. Человек снаружи был, наверно, не такой пугливый, как госпожа Бартолотти, потому что не отшатнулся. Его выпученный голубой глаз словно прилип к глазку.
— Госпожа Бартолотти, откройте, — послышался грубый голос.
— Мы знаем, что вы дома, — послышался средний голос.
— Она сама не откроет, — послышался тонкий голос.
«О боже, их аж трое!» — подумала госпожа Бартолотти и оглядела дверь: накинута ли предохранительная цепочка, задвинут ли засов и заперт ли замок.
Снова прозвучал звонок. Трижды. И тонкий, средний и грубый голоса произнесли хором:
— Немедленно откройте, госпожа Бартолотти!
— Что вам нужно? — спросила госпожа Бартолотти, стараясь, чтобы её голос звучал громко и бесстрашно.
— Нам надо поговорить с вами, — отозвался тонкий голос.
— По поводу ошибочно полученного заказа, который вы присвоили, — ответил средний голос.
— Если вы немедленно не откроете, мы зайдем силой.
Дверь у госпожи Бартолотти была из старого дуба, толстый засов из бронзы, а предохранительная цепочка из самой крепкой стали.
— Попробуйте, — ответила госпожа Бартолотти.
Тонкий, средний и грубый зашептались под дверью, потом послышалась тяжелая поступь, которая медленно отдалялась. Госпожа Бартолотти облегченно вздохнула. Она решила, что непрошеные гости ушли прочь.
— Теперь мне надо что-нибудь выпить, а то я не успокоюсь, — пробормотала госпожа Бартолотти и пошла на кухню.
Когда она зашла туда, то увидела, что яйцо сгорело. В кухне стоял страшный чад. Госпожа Бартолотти выключила газ и выкинула яйцо вместе со сковородкой в ведро, потому что яйцо превратилось в угли, а она не любила чистить черные, как угли, сковородки. Потом открыла окно, чтобы вышел чад, и взяла бутылку с настойкой. Она открутила крышку и поднесла бутылку ко рту. Когда госпожа Бартолотти пила просто из бутылки, то всегда закрывала глаза. Глотнув настойки, она поставила бутылку на стол, раскрыла глаза и глянула в окно. Там, на фоне темного вечернего неба, качались три пары штанин голубого цвета, а из них торчали три пары голубых ботинок. Сначала ботинки были на уровне верхнего стекла, потом опустились до середины окна, штанины всё удлинялись и удлинялись, и наконец на карниз ступили трое мужчин в голубых комбинезонах. На головах у них были голубые каски, а на руках серебристые рукавицы. Подпоясаны они были серебристыми патронташами, из которых торчали рукоятки серебристых пистолетов.
Госпожа Бартолотти испугалась еще больше, чем тогда, когда открыла банку с Конрадом. Она шлепнулась на скамеечку. Кухня вместе с тремя мужчинами на карнизе закрутилась у неё перед глазами.
Мужчины сказали хором:
— Если бы вы себя так не вели, нам не пришлось бы лезть через крышу!
Кухня понемногу перестала крутиться.
— А кто вы вообще такие? — спросила госпожа Бартолотти.
— Фабричная бригада! — ответили мужчины и соскочили с карниза в кухню.
Они сначала осмотрели кухню, потом гостиную, рабочую комнату и спальню. Обыскали так же туалет и ванную комнату. Даже перерыли всё в шкафу, который стоял в прихожей. Госпожа Бартолотти сидела на скамеечке в кухне и ругала их:
— Упрямые ослы, я же говорила вам, что он убежал, уже четыре дня, как сбежал! — А дальше: — Прочь отсюда, это нарушение неприкосновенности жилища! — и снова: — Кто вам дал право на это?
Мужчины не обращали внимания на её ругань. Они так старательно перетряхивали помещение, словно искали малюсенький драгоценный бриллиант. Иногда госпожа Бартолотти слышала, как грубый голос говорил:
— Берлога, а не квартира.
