Кузька и другие сказки и сказочные повести - Александрова Татьяна (книга бесплатный формат .txt, .fb2) 📗
— А где они живут, твои друзья? — спросила девочка.
— Как — где? — удивился лохматик. — Везде, по всему миру, каждый у себя дома. И в нашем доме тоже. Мы высоко живём? На восьмом этаже? А на двенадцатом уже раньше нас Тарах поселился, на первом Митрошка — тонкие ножки живёт понемножку.
Наташа недоверчиво спросила, откуда Кузька про это знает. Оказалось, от знакомого воробья по имени Летун. Сегодня, когда машина остановилась и стали выгружать вещи, воробей как раз купался в луже около подъезда. Митрошка и Тарах, которые приехали сюда раньше, просили его кланяться всем, кто ещё приедет в этот дом.
— Помнишь, — спросил Кузька, — он нам из лужи кланялся, мокренький такой, встрёпанный? Слушай, ему же там до самого вечера сидеть и кланяться! Посиди-ка весь день в луже, не пивши, не евши. Думаешь, хорошо?
— Ну, попить-то он может, — нерешительно сказала Наташа.
— Угу, — согласился Кузька. — А поесть мы ему олелюшку бросим в окошко. Ладно? Только аккуратно, а то попадёшь в голову, а он маленький, эдак и ушибить можно.
Они долго возились с задвижками, открывали окно, потом высунулись, увидели лужу, рядом с ней серую точку (видно, Летун не всё время купался, иногда и загорал) и очень удачно бросили из окна пирожное наполеон; оно упало прямо в лужу. Только успели закрыть окно, Кузька как закричит:
— Ура! Едут! Уже едут! Гляди!
Внизу, по широкому новому шоссе, мчался грузовик с узлами, столами, шкафами.
— Ну-ка, ну-ка, что у нас за соседи? — радовался Кузька. — Друзья или просто знакомые? А не знакомы, долго ль познакомиться — приходи сосед к соседу на весёлую беседу. Эй ты! Куда уезжаешь? Куда? Вот они мы, не видишь, что ли? Остановись сей же час, кому говорят!
Но грузовик проехал мимо и увёз людей с их добром в другой дом, к другим соседям.
Кузька чуть не плакал:
— А всё машина виновата! Не могла остановиться, что ли? К другим соседи поехали. А к нам жди-пожди — то ли дождик, то ли снег, то ли будут, то ли нет.
Наташе успокоить бы его, а она слова сказать не может: смеяться хочется. И вдруг она услышала:
— Эй ты! Сюда заворачивай! Лети, лети к нам в гости со всеми чадами и домочадцами, с друзьями и с соседями, со всем домком, окромя хоро́м!
Девочка посмотрела в окно: коробки домов, подъёмные краны, а над ними самолёт.
— Ты кого зовёшь?
— Его! — Кузька ткнул пальцем в небо, указывая на самолёт. — Давеча он также летел, а я его подразнил.
Кузька смутился, покраснел, даже уши у него стали красными от смущения.
— Я ему язык показал. Может, видела? Обиделся, поди. Пусть уж побывает у нас, олелюшечек отведает. А то скажет: дом-то хорош, да хозяин негож.
Наташа рассмеялась: самолёт к нам зовёт, кормить его собирается!
— Вот чудак, да он же здесь не поместится.
— Толкуй больной с подлекарем! — развеселился Кузька. — Вот машину, которая нас везла, я в гости не звал: велика, в горницу не влезет. А самолёт — другое дело. Сколько их в небе перевидал, ни один крупнее вороны или галки на глаза не попадался. А этот не простой самолёт — обиженный. Если тесно ему покажется, так ведь в тесноте, да не в обиде. А будешь надо мной смеяться — убегу, и поминай как звали.
Самолёт, конечно, не откликнулся на Кузькино приглашение, а улетел, куда ему было надо.
Кузька долго-долго глядел ему вслед и грустно сказал:
— И этот не захотел к нам в гости. Крепко на меня обиделся, что ли…
Воробьиный язык
Наташа решила больше не смеяться над Кузькой. Если маленькие чего не знают, на то они и маленькие. Вырастут — узнают. А Кузька — совсем маленький, хоть и в огромных лаптях. Откуда ему знать про самолёты?
— Ты разве в машине с нами приехал? — спросила девочка.
— А то где же? — важно ответил лохматик. — Я у неё спросил: «Довезёшь?» — «Полезай, — отвечает, — довезу».
— У машины спросил?
— А как же? Без спросу — останешься без носу. Очень удобно ехал. В ведре. Мы с веником там хорошо уместились.
— Что ж, машина так и сказала: «Полезай — довезу»?
— Ну, она-то по-своему, по-машинному: Р-р! Да я не остолоп, понял. Вот и довезла. Тут я, видишь? Вот он. — Кузька для убедительности потыкал в себя пальцем и сказал, что машинные языки ещё не ахти как знает. То ли дело птичьи или звериные.
И тут как раз зачирикал воробей. Может, Летун прилетел благодарить за угощение? Наташа искала глазами воробья, а в кухне уже свистели синицы, заливался соловей, стучал дятел. Мяукнула кошка. Птицы умолкли. Громко залаяла собака. Невидимая кошка заорала изо всех кошачьих сил и удрала. А невидимая собака вдруг как тявкнет на девочку!
Наташа чуть со стула не свалилась и закричала: «Мама!» И тут всё стихло, кроме Кузькиного смеха. Это он кричал разными голосами. Ну и Кузька!
Она хотела попросить, чтобы Кузька ещё полаял, но тут замычала корова, закукарекал петух, заблеяли овцы и козы, закудахтала курица, запищали цыплята. Курица звала детей всё громче, цыплята пищали всё жалобней, а потом смолкли. Верно, курица увела их подальше от стада, от множества копыт и мохнатых ног. Вдруг замолкли овцы с козами и заревел кто-то страшный. Зашумели, заскрипели деревья, завыл ветер. Кто-то ухал, верещал, стонал. Но вот всё затихло, в тишине что-то взвизгнуло.
— Страшно, да? — спросил Кузька. — Я тогда тоже испугался.
Когда и где испугался, он рассказывать не стал, а задумчиво произнёс:
— По-воробьиному-то я давно говорю. И по-вороньи, и по-куриному. Лошадиный знаю, козлиный, бычий, свинячий, ну и кошачий, и собачий. А когда в лес попал, заячьему выучился, беличьему, лисьему… Волчий понимаю, медвежий. Рыбьи языки хуже знаю: трудные они. Покуда выучишь — десять раз утопнешь или простудишься. Ещё карасий от щучьего отличу, а больше ни-ни.
Наташа во все глаза смотрела на Кузьку. Маленький, а сколько языков знает! А вот она, хоть и большая, знает всего несколько десятков английских слов и одно немецкое.
— Кузенька! А теперь ты скажешь, кто ты? — робко спросила Наташа. — Или ещё не пора?
Кузька внимательно посмотрел на девочку и стал загибать пальцы:
— Кормленный я? Кормленный. Поенный? Поенный. В бане паренный? Паренный. Ну так слушай…
И тут в дверь постучали.
— Беги открывай! — прошептал Кузька. — Да никому про меня не сказывай.
То тепло, то холодно
— Дверь обить не желаете? — спросил незнакомый дяденька. — Чёрная клеёночка имеется и коричневого цвета. Да ты одна, что ли, дома, девочка? Спрашивать надо, спрашивать, когда дверь отпираешь, и чужим не открывать. Говоришь вам, говоришь, учишь вас, учишь, — ворчал дяденька, стучась в соседнюю дверь.
Наташа вернулась в кухню. Кузьки на подоконнике не было, коробки с пирожными тоже, только лапти сохли на батарее.
— Кузенька! — позвала Наташа.
— Ку-ку! — откликнулись из угла.
Там под раковиной был аккуратный белый шкафчик, куда ведро ставят для мусора. Из этого-то шкафчика и выглянула весёлая Кузькина мордочка.
— «Ах вы, сени мои, сени! Сени новые мои!» — вопил он, приплясывая, когда Наташа заглянула в шкафчик. — Добро пожаловать! Будьте как дома! Ну не чудо ли и не красота! Гляди, какой славный домик я себе отыскал! Как раз по росту. И олелюшечки уместились! И гости поместятся, если по одному будут приходить. А что внутри он белый, так мы его раскрасим. На этой стенке лето нарисуем, на той — осень, здесь — весну, бабочки летают. А дверь пусть остаётся белой, как зима. Место тихое, укромное, кто не надо — не заглянет.
— Заглянут… — вздохнула Наташа. — Сюда ведро помойное ставят.
— Глупости какие! — сказал Кузька, вылезая из шкафчика. — Изгваздать такую красоту! Ума нет.
— А куда ж мусор бросать?
— А вон куда! — И Кузька показал на окно.
Девочка не согласилась. Что ж это будет? Идёт по тротуару прохожий, а на него сверху очистки всякие падают, объедки, огрызки, окурки…
— Ну и что? — сказал Кузька. — Отряхнулся и пошёл себе дальше.
