Сосны шумят (сборник) - Токмакова Ирина Петровна (читать книги без регистрации .TXT) 📗
— Здесь, здесь! — крикнул Кеша, — Здесь живет Глеб. Вот тут, тут!
Лейтенант Грошев подошёл к калитке. С той стороны сомкнутым строем стояли высокие кусты жёлтой акации. За забором разговаривали два голоса, а людей не было видно из-за густой зелени кустов.
— Всякий на свой манер воспитывает, — говорил сердитый голос. — Без зверья обойдёмся.
Другой голос возражал ему:
— Да не прав ты, Митрий Глебыч. Всякий зверь человека слабее, потому как разум и слова ему не дадены. И оттого ему забота нужна и защита. А забота-то, она душу мягчит. Кто в малолетстве жалость к живому имеет, тот вырастет — к людям душой обернётся, сердцем прилепится.
— Сказал уж… — опять вступил в разговор сердитый голос. — Псарню в саду разводить не позволю! У меня в саду клубника. И в доме у меня чистота.
Лейтенант толкнул калитку. Где-то к калитке был приделан звонок. Калитка открылась — звонок позвонил,
На узкой садовой дорожке стоял Дмитрий Глебович — Глебов дедушка.
— Ошибка, — сказал он лейтенанту Грошеву. — Сюда милицию не вызывали. Вам нужен дом семь, а наш — девять.
— Зачем мне дом семь? — удивился лейтенант Грошев. — Мне дом семь совершенно ни к чему. Мне Глеб нужен.
— Глеб? Когда же это он накуролесил? Он и за калитку-то вчера не выходил!
— А где он?
— Нету. Увезли. Заболел, и увезли.
— Куда?
— На аэродром, — сказал Дмитрий Глебович с раздражением. — Фокусы.
— Какие фокусы?
— Лечить.
— Как — лечить?
— Так вот. Новомодные фокусы. Парень коклюшем заболел, кашляет, так ему вместо тёплого молока с медом самолёт прописали. На самолёте, мол, если, мол, по воздуху полетать, кашель, мол, проходит. Фокусы и один пустой расход.
— А, по-здорову ли, милок!.. — Это лейтенанта Грошева приветствовал возникший из-за куста акации дедушка Колдырь. — Ну, дак, то и сё, бывай, Митрнй Глебыч.
Он обошёл Глебова дедушку, сойдя с узкой дорожки — на ней было не разойтись, — и вместе с козырнувшим Дмитрию Глебовичу лейтенантом Грошовым вышел за калитку. Калитка опять позвонила.
Кеша, не дозевав очередной нервный зевок, подбежал к ним.
— Вот ты где — собака-пёс! — поразился дедушка Колдырь. — А цыплачок то уж какой иск из-за него принял.
— Тут что-то все друг друга обыскались, — усмехнулся Грошев. — Я тоже насчёт всяких «цьшлачков» розыск веду… Фома Никитич, тороплюсь, хочу до пристани дойти.
Лейтенант Грошев и дедушка Колдырь, слегка прихрамывая, пошли рядом, а Кеша за ними сзади — шаг в шаг.
— Так что это за «цыплачок»?
— Да тут один из-за собаки-пса из детского сада вбежки убежал.
— А кто такой? Из какого сада? Как фамилия?
— А я не пытал фамилию. Из льнокомбинатского сада. А что, хватились?
— Одного какого-то хватились, запутаешься тут с ними! Их тут вроде бы целых два бегают.
— Ну, я этого-то назад наладил. Ванюшку с ним к парому послал.
— Так. Съезжу-ка я на ту сторону, узнаю.
Вышли на дорогу, ведущую к пристани. Показалась купа бузинных кустов. На дороге никого не было, но Кеша насторожился. Он остановился, его чёрный нос заходил из стороны и сторону.
Ветер, долетевшим от бузины, принёс знакомый запах. Кеша помчался к кустам:
— Ростик! Ростик!
В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.
— Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стой-ка! — Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.
— Так, — сказал лейтенант Грошев. — Это что, марсиане тут приземлились? — Он показал на разбитый мопед.
— На Марсе воздуха в восемь раз меньше, чем в земной атмосфере, — мрачно сказал Иван. — Там человеческие существа обитать не могут.
— Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?
— Ты чего ж это в сад-то не вернулся? — спросил Ростика дедушка Колдырь.
— А ты кто такой? — одновременно спросил его лейтенант Грошев.
— Ростик.
— А Харитонов кто? Он с тобой?
— Харитонов — это я, — прошептал Ростик.
— Ты?
Лейтенант Грошев захохотал.
— Хвостик! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж — одна, и та нашлась.
Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:
— Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.
— Зачем? Я ничего не сделал… — заканючил Иван. — Это Федькин мопед, не чужой.
— Я уж понял, что Федькин.
— Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…
— Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.
Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.
— Ну что, милок? — обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. — Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.
— Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу.
Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева.
«А что же будет со мной?» — спрашивали его глаза.
Глава десятая
У КАЖДОЙ СОБАКИ ДОЛЖЕН БЫТЬ ХОЗЯИН
Елизавета Елизаровна не отрываясь глядела на дорогу, которая вела через луг к реке. А мама всё ходила взад и вперёд, от кривой сосны до пенька и обратно. Елизавета Елизаровна держалась за щёку, как будто у неё только что вырвали зуб.
На дорожке показалась возбуждённая Мария Васильевна:
— Нашёлся! Звонили! Сейчас привезут.
И все трое, как ребята, когда играют в салочки, побежали вниз и через луг — к реке. Маму осалить мог бы разве что только ветер — так быстро она неслась к берегу. Вот и берег. Милицейская моторка гонит волны сразу вверх и вниз по течению и шумит, и кричит что-то неразборчивое. Вот уже видно всех, кто сидит в катере. «Они нашли его с ищейкой, — думает Мария Васильевна, — Вот паршивец!»
«Наконец-то нашелся! Но откуда и зачем с ними собака?» — думает Елизавета Елизаровна.
«Сыночек, целый, живой!» — думает мама и не замечает ни милиционера, ни собаки.
Мотор замолкает. Катер наполовину наползает на берег. Прибрежные волны и мокрый песок приветствуют Ростика по-своему: песок шуршит, а волны плещут, точно хлопают в ладоши.
Первым перешагивает через борт улыбающийся лейтенант Грошев, следом спрыгивает Кеша — хвост ещё колечком, но колечко свесилось. А потом, ухватившись за руку лейтенанта Грошева, из лодки выбирается Ростик. Он минутку стоит на сыром песке, сандалики подмокают, потом он бросается к маме и устраивает рёв — громкий, безутешный, очень дошкольный рёв. И мама берёт его на руки, как маленького, и все идут к детскому саду. И сосны чуть-чуть расступаются, чтобы все могли идти рядом. Мама, не спуская с рук, несёт тяжелого Ростика. Он перестал реветь и теперь только иногда вздрагивает и всхлипывает, лейтенант Грошев рассказывает, как всё было, и Кеша — нога за ногу, нос опущен — ковыляет рядом с ним.
Елизавета Елизаровна и Мария Васильевна ушли к ребятам. Ругали Ростика. А как же! Столько заставил всех волноваться. А потом — простили. Успокоились, что цел, и простили. Они ведь обе добрые.
Елизавета Елизаровна спросила:
— Но ты определённо не кашлял?… Нет, это не пертуссис.
Теперь Ростик сидит у мамы на левом колене, а Кеша — рядом с правым, и мама гладит его правой рукой.
— Может быть, я сама виновата, — говорит мама лейтенанту Грошеву. — Я не выношу чёрствости в людях. Я сама приучила его оказывать помощь тем, кто слабее. Читала ему книжки, и когда мы гуляли… Сама виновата, — перебивает она себя. — Вот он что натворил.
