Богатыри и витязи Русской земли. Образцовые сказки русских писателей - Надеждин Николай Иванович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
И думают богатыри, что старику не угнаться за ними, а видят, что он еще впереди их идет.
Пришли они в Сарацинскую землю к царю Ивану Окульевичу, стали просить милостыни громким голосом; от их голоса земля задрожала.
Выглянула Лебедь белая в окошко, говорит Ивану Окульевичу:
— Это не калики перехожие, а славные русские богатыри: Илья Муромец да Добрыня Никитич, а третьего я не знаю. Зови их к себе в палаты, принимай радушно, угощай, встречай честным пиром.
Хорошо встретил богатырей Иван Окульевич, угостил на славу, одарил богатыми подарками, забыли они и про Потока. Уже на обратном пути вспомнили, зачем ходили в Сарацинское царство; вернулись, стали Лебедь белую расспрашивать о Потоке.
— Лежит крестовый ваш брат у креста Леванидова горючим камнем.
Пошли калики отыскивать названого брата; старик привел их к камню да и говорит:
— Высыпем-ка золотую казну, что подарил нам царь Иван Окульевич, поделим ее, сколько придется на брата.
И видят богатыри, что старик раскладывает золото на четыре кучки.
— Кому четвертая доля? — спрашивают богатыри.
— Тому, — отвечает старик, — кто этот камень через плечо бросит, обернет его богатырем Потоком.
Схватился Добрыня за камень: едва до колен камень приподнял, сам по колена в землю ушел.
Взялся Илья за камень — еле поднял камень от пояса.
Тогда сам старичок взял камень, через плечо бросил; обернулся камень богатырем Потоком.
Говорит богатырям старичок:
— Знайте, что я Никола Можайский, помогаю вам крепко стоять за свою родину.
И исчез святой из глаз богатырей; тут они поставили ему часовенку.
А Поток ожил, расправил свои могучие плечи, попрощался с богатырями, поехал жену свою выручать.
Обманула его злая чародейка Лебедь белая, напоила зеленым вином, стащила в глубокий погреб, прибила к стене гвоздями за руки и за ноги, ударила молотом по лицу, замкнула крепкими замками, оставила умирать одного.
Была у царя прекрасная сестра, душа девица Настасья Окульевна, спустилась она в глубокий погреб посмотреть на богатыря, а Поток тут очнулся, говорит ей:
— Помоги мне, душа-девица.
— Хорошо, — говорит она, — а ты накажешь смертью Лебедь белую, возьмешь меня за себя замуж?
Пообещал ей Поток жениться на ней, если она выручит его из беды.
Отковала Настасья Окульевна богатыря от стены, вместо него прибила к стене мертвого татарина, надела на Потока свою соболью шубку, увела его в свой терем, залечила его раны и говорит ему:
— Теперь ты здоров; надо добыть тебе оружие, да латы, да доброго коня.
Пошла Настасья Окульевна к брату да и говорит ему:
— Милый брат! Неможется мне что-то! Вот если бы дал ты мне коня да латы и оружие — поехала бы я погулять в поле; может быть, опять стала бы я здоровой и веселой.
Дал ей царь все, что она просила, а она снесла латы и оружие Потоку; оделся богатырь, вскочил на коня и выехал в чистое поле. Увидав его, ужаснулась белая Лебедь, говорит:
— Погубила нас Настасья Окульевна!
И думает Марья — Лебедь белая, как бы еще раз перехитрить Потока: зовет его к себе, подносит ему чару зелена вина с сонным зельем.
Уже взялся Поток за чару, хочет пить, да случилась тут Настасья Окульевна; толкнула она богатыря под руку, уронил он чару, расплескал питье, смотрит на всех, словно от сна проснулся, спали с него злые чары.
Разгневался Поток на жену, отрубил ей голову, а Настасью Окульевну взял за себя замуж. Повенчались они в церкви божией золотым венцом, стали жить-поживать лучше прежнего.
Чурило Пленкович
Явилось однажды к Солнышку-князю Владимиру сто молодцев киевлян; пришли они избитые, в разорванных платьях; идут, на ходу пошатываются, приносят князю горькую жалобу:
— Рассуди нас, князь, по справедливости с Чурилой Пленковичем: на Сороче-реке появились неведомые люди, дружина в пятьсот человек, одеты они в бархатные кафтаны, в золотые шапки; забросили они шелковые невода в воду; всю рыбу из реки повыловили; нечего нам, государь, тебе на стол подать, заслужить от тебя милости. А называет себя эта дружина людьми Чурилы Пленковича.
Только скрылись со двора князя эти челобитчики — приходят другие сто киевлян, приносят другую жалобу:
— Солнышко-князь! Дай нам управу на Чурилу Пленковича; сегодня пришла его дружина на тихие заводи; всю птицу дикую перестреляла; нечего тебе, государь, к столу подать, нечем заслужить твоего жалованья.
Вслед за второй толпой киевских жителей является и третья:
— Ласковый князь! уйми дружину Чурилы: пришли к нам пятьсот молодцов: наставили силков в темных лесах, куниц, лисиц повыловили, перебили черных сибирских соболей. Нечего, государь, тебе во двор принесть, нечем заслужить твоего жалованья.
Взглянул тут князь в окно и видит: едут к Киеву пятьсот молодцов; кони под ними гнедые, все одной масти, седла под ними золотом разукрашены, сапоги на молодцах из зеленого сафьяна, кафтаны из голубой парчи, разноцветными поясами подпоясаны, шапки из литого золота; сидят молодцы на конях — словно свечи горят. Стали молодцы по Киеву разъезжать, пошаливать, весь лук на огородах повыдергивали, всю капусту с корнем повырвали.
Толпами валит народ с жалобами к князю на широкий двор; весь Киев тут собрался: и князья с княгинями, и знатные бояре, и жители городские; просят суда на Чурилиных людей.
Рассердился Владимир:
— Как вы просите у меня суда на Чурилу, когда я даже не знаю, где он живет, где его двор стоит.
Говорят бояре:
— Свет государь! не в Киеве, не за Киевом стоит двор Чурилы, а стоит он на Пучай-реке, тянется на семь верст, обнесен булатным тыном; двери везде точеные, ворота хрустальные, косяки и подворотни из дорогого рыбьего зуба, а во дворе стоит семь теремов.
Захотелось Владимиру посмотреть на такое роскошное жилье, и собрался он в путь-дорогу ко двору Чурилы; взял с собой и князей, и бояр именитых, и богатырей могучих, и горожан киевских. Приехал Владимир на Пучай-реку, смотрит на Чурилин двор, удивляется, правду молвили люди о несметном Чурилином богатстве! Видит князь, выходит на крыльцо старик, отец Чурилы; шуба на нем соболья, золотой парчой крытая, золотыми пуговицами застегнута; кланяется Владимиру отец Чурилы:
— Пожалуй, князь, в высокие хоромы хлеба-соли с нами откушать.
— Назовись, добрый человек, — отвечает князь, — как тебя звать-величать, чтобы знали мы, у кого будем хлеб- соль отведывать.
— Я Чурилин батюшка — Пленко, — сказал старик и повел Владимира в хоромы.
Видит Владимир: стоят терема из белого дуба; к главному терему ведут трое ворот: первые — резные раскрашенные; вторые — хрустальные, третьи — из олова литые, золотыми маковками украшены, а уж в тереме такое убранство, что и пером не описать: пол посредине из чистого серебра, стены серым соболем обиты, а потолок черным. Вся в тереме красота небесная: на небе солнце — и в тереме солнце, на небе месяц — и в тереме месяц, около месяца частые звездочки рассыпались.
Открыл князь окошко, увидал во дворе нарядную толпу.
— Не тут ли Чурило? — спрашивает князь Пленко.
— Нет, князь! Чурило еще в церкви, обедню слушает.
Появилась тут во дворе другая толпа, еще нарядней и лучше: человек более тысячи; посреди, всех лучше и краше, едет добрый молодец; шуба на нем соболья, золотыми пуговицами застегнута, каждая пуговица по яблоку.
Владимиру даже боязно стало: не царь ли едет с ордой, не король ли из Литвы, или не едут ли великие послы сватать княжую племянницу Забаву!
Говорит Пленко:
— Не страшись, князь, это сын мой Чурило возвращается домой.
Едет Чурило, с коня на коня перепрыгивает, из седла в седло перескакивает, копье из руки в руку перекидывает.
